Вчерашнее происшествие было настоящим кошмаром — но не хуже, чем то, что приходилось испытывать многим женщинам каждую ночь. Ей просто нужно сделать вид, будто ничего не случилось...

Несмотря на такой настрой, у нее все сжалось внутри, когда в дверь постучали. Клео зарычала. Но в комнату вошли только Кири и Флёретта. У малышки было плохое настроение, что Гвинейра прекрасно понимала. Обычно она сама будила ее поцелуем, а затем Лукас и Гвин вели дочку вниз завтракать. Этот «семейный час» без Джеральда, обычно отсыпавшегося после очередной попойки, был для них священным ритуалом, который всем приносил невероятное удовольствие. Собственно говоря, Гвинейра надеялась, что сегодня утром о Флёр позаботится Лукас, но малышку оставили без присмотра. Соответственно, ее одежда оставляла желать лучшего. На Флёретте была юбочка, натянутая наподобие пончо поверх платья, застегнутого не на те пуговицы.

— Папа ушел, — сказала малышка.

Гвин покачала головой.

— Нет, Флёр. Папа не ушел. Возможно, он просто отправился куда-то верхом. Он... мы... мы вчера немного поссорились с дедушкой... — неохотно добавила она, хотя Флёр так часто становилась свидетелем их ссор с Джеральдом, что они были далеко не новостью для ребенка.

— Да, наверное, он и правда отправился верхом, — согласилась Флёр. — На Флаере. Он тоже исчез, так сказал мистер Джеймс. Но почему папа отправился в дорогу, не позавтракав?

Гвинейра тоже об этом задумалась. Скакать галопом через заросли кустарника, пытаясь освежить голову, — такое было скорее свойственно ей, нежели Лукасу. К тому же он редко выезжал один. Работники шутили, что Лукас даже по территории фермы не мог проехаться без сопровождения. И зачем ему было брать самую старую рабочую лошадь? Лукас не любил ездить верхом, хотя у него это неплохо получалось. Езда на Флаере показалась бы ему скучной; теперь на нем изредка ездила лишь Флёретта. Но, может, Флёр и Джеймс ошибались, и исчезновение Лукаса и Флаера не были никак между собой связаны. Лошадь просто могла попасть в какую-то ловушку, что случалось довольно часто.

— Я уверена, что папа скоро вернется, — сказала Гвинейра. — Ты уже посмотрела в мастерской? Но сначала съешь вафлю.

Кири накрыла стол у окна и налила Гвинейре кофе. Флёр тоже выпила кружку кофе с молоком.

— Его нет в комната, мисс, — обратилась к Гвинейре служанка. — Вити проверить. Кровать не тронуть. Точно где-то на ферма. Возможно, стыдно из-за... — Она многозначительно взглянула на Гвинейру.

Молодая женщина начала беспокоиться. У Лукаса не было причины стыдиться... или же все-таки была? Разве Джеральд не унизил его так же, как и ее? А она... ее обращение с Лукасом было непростительным.

— Сейчас мы пойдем искать твоего папу, Флёр. И обязательно найдем его. — Гвин не знала, кого она хотела успокоить этими словами — дочку или себя.

Они не нашли Лукаса ни в доме, ни на ферме. Флаер тоже не появлялся. Кроме того, Джеймс сообщил, что пропали старое седло и не менее старая уздечка с набором.

— Ты ничего не хочешь сказать мне? — спросил он тихо, заметив бледность и тяжелую походку Гвинейры.

Гвин покачала головой и смирилась с тем, что, кроме Лукаса, обидит и Джеймса.

— Ничего, что касалось бы тебя.

Она не сомневалась, что Джеймс мог бы убить Джеральда за то, что он сделал с ней.

6

Лукас не появился и в следующие несколько недель. Удивительным образом это обстоятельство помогло слегка нормализовать отношения Гвинейры и Джеральда — теперь им вдвоем приходилось заботиться о Флёр. В первые дни после исчезновения Лукаса они думали, что с ним что-нибудь случилось или, не дай бог, он что-нибудь с собой сделал. Но организованные Джеральдом поиски вблизи фермы оказались безрезультатными, и после долгих раздумий Гвинейра отбросила мысль о самоубийстве мужа. Она осмотрела вещи Лукаса и обнаружила, что пропали несколько его вещей — к ее удивлению, именно те, которые меньше всего нравились ему. Лукас взял рабочую одежду, зонтик, нижнее белье и совсем немного денег. Все соответствовало общей картине: старая лошадь, старое седло — очевидно, он не хотел брать ничего, что принадлежало Джеральду. Их расставание должно было стать окончательным и бесповоротным. Гвинейре было больно от мысли, что он уехал, не сказав ни слова. Насколько она могла заметить, Лукас не взял с собой ни одной вещи, которая напоминала бы ему о жене или дочери, кроме карманного ножа, когда-то подаренного ему Гвинейрой. Как ей показалось, она для него ничего не значила; поверхностные дружеские отношения, связывавшие супругов, не стоили даже прощального письма.

Джеральд поспрашивал о местонахождении сына в Холдоне, что, естественно, способствовало распространению сплетен, а также в Крайстчерче, где он попросил помощи в поисках у Джорджа Гринвуда. В обоих городах он не добился никакого результата, никто не видел Лукаса Уордена.

— Бог знает, где он сейчас, — жаловалась Гвинейра Хелен, когда рассказывала подруге о своем горе. — Может, в Отаго, в лагере золотоискателей, или на западном побережье, а может, даже на Северном острове. Джеральд продолжает поиски, но, как мне кажется, все это бессмысленно. Если Лукас не хочет, чтобы его нашли, никто и не найдет.

Хелен пожала плечами и в очередной раз поставила чайник.

— Возможно, это к лучшему. Жизнь в полной зависимости от Джеральда явно не шла ему на пользу. Теперь он наверняка докажет себе, что способен жить самостоятельно, а тебя Джеральд перестанет донимать из-за отсутствия детей. Но почему Лукас исчез так внезапно? Для этого действительно не было никакого повода? Ссоры, например?

Гвинейра, покраснев, покачала головой. Об изнасиловании она не рассказывала никому, даже лучшей подруге. Удержав все в тайне, она надеялась когда-нибудь забыть о случившемся. Тогда ей будет казаться, что того вечера не было в реальности, что все это просто кошмарный сон, который приснился в ужасный жаркий день. Джеральд, по-видимому, придерживался того же мнения. Он обращался с Гвинейрой исключительно вежливо, редко смотрел на нее и не прикасался к молодой женщине. Гвинейра и Джеральд встречались только во время ужина и вели во время еды ни к чему не обязывающие беседы. Джеральд выпивал, как и прежде, но теперь только после еды, когда Гвинейра уже находилась у себя в комнате. Она взяла к себе горничной Ронго, любимую ученицу Хелен, теперь уже пятнадцатилетнюю, и настояла на том, чтобы девушка всегда спала в ее комнате. Гвинейра объяснила свое требование, сказав, что горничная должна всегда находиться в распоряжении хозяйки. На самом деле она надеялась отвадить Джеральда и предупредить возможность вторжения в ее комнату. Впрочем, ее опасения были напрасны, ибо старик вел себя безупречно, и постепенно Гвинейра почти забыла о той роковой летней ночи. Однако изнасилование не прошло без последствий. Когда у нее во второй раз случилась задержка, а Ронго, помогая хозяйке одеться, многозначительно улыбнулась и погладила ее живот, Гвинейра осознала, что забеременела.

— Я не хочу его, — сказала она дрожащим голосом, прискакав к Хелен. Она не могла дождаться окончания занятий в школе, чтобы поговорить с подругой. Хелен тут же поняла по испуганному выражению лица Гвинейры, что с ней случилось что-то ужасное. Она отпустила детей, разрешила Рубену и Флёр поиграть возле дома и обняла подругу.

— Лукаса нашли? — тихо спросила она.

Гвинейра посмотрела на нее как на сумасшедшую.

— Лукас? При чем тут Лукас? Ах, Хелен, все намного хуже, я беременна! И я не хочу этого ребенка!

— Ты не знаешь, о чем говоришь, — пробормотала Хелен и завела подругу в дом. — Идем, я заварю тебе чай, и мы поговорим о случившемся. Ради всего святого, почему ты не рада этому ребенку? Ты же годами пыталась забеременеть, а теперь... Или ты боишься, что тебе уже поздно рожать? Или Лукас — не отец ребенка?

Хелен пристально посмотрела на Гвинейру. Она иногда начинала подозревать, что рождение Флёретты скрывало в себе тайну — то, как загорались глаза Гвин при взгляде на Джеймса МакКензи, не могла не заметить ни одна женщина. Но в последнее время они практически нигде не появлялись вместе. К тому же Гвин была не настолько глупа, чтобы заводить себе любовника сразу же после отъезда мужа! Или Лукас уехал, потому что обнаружил, что у его супруги уже был любовник? Хелен не могла представить себе такое. Гвин была настоящей леди. Естественно, говорить, что она непогрешима, Хелен не стала бы, но сдержанности и такта Гвин было не занимать!