5

Прошло достаточно много времени после визита Джорджа, прежде чем отношения Джеймса МакКензи и Гвинейры стали такими же, как и раньше. Гвин злилась на него, а Джеймс вел себя довольно грубо. Тем не менее оба понимали, что их любовь не угасла. У Гвин сердце обливалось кровью, когда она видела, с каким отчаянием во взгляде смотрит на нее Джеймс, а Джеймс не мог даже представить себе Гвинейру в объятиях другого мужчины. Но о возобновлении отношений не могло быть и речи — Гвин знала, что если бы она еще раз позволила ему дотронуться до себя, то никогда не смогла бы отпустить его.

С другой стороны, жизнь в Киворд-Стейшн постепенно стала по-настоящему невыносимой. Джеральд напивался каждый день и не давал ни Лукасу, ни Гвинейре и минуты покоя. Даже в присутствии гостей они не могли рассчитывать на спокойный день. Гвинейра настолько отчаялась, что решила поговорить с Лукасом и обсудить его интимные проблемы.

— Послушай, дорогой, — тихо произнесла она однажды вечером, когда Лукас снова лежал рядом с ней, обессиленный напрасными попытками и снедаемый чувством стыда. Гвинейра робко предложила совершить попытку возбудить супруга. Это было, пожалуй, самое непристойное, что могли делать вместе леди и джентльмен, но опыт Гвинейры с Джеймсом был многообещающим. Лукас же не выказывал никаких признаков возбуждения, даже когда она поглаживала и массировала его гладкую нежную кожу. Нужно было придумать что-то еще. Гвинейра решила использовать воображение Лукаса.

— Если я тебе не нравлюсь... из-за моих рыжих волос или если тебе нравятся более пышные формы... почему ты просто не представишь себе другую женщину? Я бы не злилась на тебя.

Лукас нежно поцеловал ее в щеку.

— Ты такая милая, — вздохнул он. — Такая чуткая. Я не заслуживаю тебя. Мне очень жаль. — Устыженный, он хотел отвернуться.

— От твоего сочувствия я не забеременею, — резко промолвила Гвинейра. — Лучше представь себе то, что тебя возбуждает.

Лукас попытался. Ему удалось представить картину, которая его возбуждала, но он тут же пришел в ужас от своих желаний. Этого не могло быть! Он не мог спать со своей женой и при этом мечтать о стройном, мускулистом Джордже Гринвуде...

Обстановка накалилась вечером в декабре, в жаркий летний день, когда не дул даже маленький ветерок. Такая погода была редкостью в Кентербери, и жара серьезно действовала на нервы жителей Киворд-Стейшн. Флёр постоянно плакала, а Джеральд весь день был просто невыносим. С утра он накричал на работников за то, что овцы все еще не были в горах, хотя знал, что Джеймс дал указание не выгонять скот на пастбище до тех пор, пока не родится последний ягненок. После обеда Джеральд ругался, видя, что Лукас сидит в саду с Флёреттой и рисует, вместо того чтобы делать что-нибудь полезное в хлеву. Чуть позже он набросился на Гвинейру, пытавшуюся объяснить ему, что в это время с овцами ничего не надо делать. В такую жару их следовало просто оставить в покое.

Все тосковали по дождю и надеялись, что вот-вот разразится гроза. Но когда солнце зашло за горизонт и домочадцы собрались на ужин, на небе все еще не было видно ни облачка. Вздыхая, Гвинейра пошла в свою раскаленную от зноя комнату, чтобы переодеться. Она не была голодна; больше всего ей хотелось просто сесть на веранде и ждать, что ночь принесет облегчение. Возможно, она даже почувствовала бы — или вызвала бы — первый ветерок, так как маори верили в магию, а Гвинейра весь день ходила со странным ощущением, будто она была частью неба и земли, владычицей жизни и смерти. Подобные возвышенные чувства появлялись у нее всегда, когда она присутствовала при рождении новой жизни и могла при этом чем-то помочь. Она сразу же вспомнила свои ощущения, когда родился Рубен. Сегодня причиной странного состояния Гвинейры была Клео. Собачка родила утром пять очаровательных щенят. Теперь она лежала в своей корзинке на террасе, кормила детенышей и наслаждалась обществом хозяйки. Но Джеральд настоял на присутствии невестки за ужином, атмосфера которого вызывала лишь томящее чувство подавленности и неопределенности. Гвинейра и Лукас уже давно привыкли взвешивать каждое свое слово, общаясь с Джеральдом, поэтому Гвин знала, что ей лучше не упоминать о щенках Клео, а Лукас даже не заикался о картине акварелью, которую он послал вчера в Крайстчерч. Джордж Гринвуд хотел выставить ее в одной из лондонских галерей; он был уверен, что Лукас получит признание за свой талант. С другой стороны, за столом нужно было поддерживать хотя бы какой-то разговор, иначе Джеральд сам находил темы для обсуждения, которые никому не были по душе.

Гвинейра мрачно стянула с себя платье. Ей надоело постоянное переодевание к вечернему столу, к тому же в такую жару корсет сдавливал тело еще сильнее. Но сейчас она могла спокойно снять его — Гвин была достаточно стройной, чтобы поместиться в свободное летнее платье, которое она выбрала для этого дня. Без панциря из рыбьих костей она моментально почувствовала облегчение. Гвинейра слегка поправила волосы и спустилась по лестнице. Лукас и Джеральд уже ожидали ее у камина, каждый с бокалом виски в руке. По крайней мере общее настроение в комнате пока что было довольно мирным. Гвинейра улыбнулась обоим мужчинам.

— Флёр уже пошла спать? — поинтересовался Лукас. — Я даже не успел пожелать ей спокойной ночи...

Эта тема была явно неудачной. Гвинейра попыталась сменить ее как можно быстрее.

— Она очень устала. Ваш урок рисования в саду был очень интересным, но в то же время и утомительным из-за жары. А после обеда дочь не могла уснуть из-за погоды. Ну и, конечно же, она обрадовалась появлению щенков...

Гвин тут же умолкла. Такое развитие разговора не предвещало ничего хорошего. Как и ожидалось, Джеральд тут же подхватил эту тему.

— Значит, сука снова ощенилась, — пробурчал он. — И снова безо всяких трудностей, не так ли? Если бы хозяйка взяла пример со своей собаки! Как быстро все происходит у животных! Побегали, побегали — и потомство! Почему же у вас не получается, моя маленькая принцесса? Не можешь забеременеть или...

— Отец, мы же за столом, — спокойно прервал его Лукас. — Пожалуйста, не волнуйся и перестань оскорблять Гвинейру. Она не виновата.

— Так, значит, причина в тебе, наш совершенный... джентльмен! — едко произнес Джеральд. — Ты растерял из-за своего прекрасного воспитания все мужество, не правда ли?

— Джеральд, только не перед слугами, — сказала Гвинейра, посмотрев на Кири, которая только что вошла и собиралась подавать первое блюдо. Легкие блюда, салат. Джеральд не стал бы есть много такой еды. «Тем быстрее пройдет ужин», — подумала с надеждой Гвинейра. После ужина она смогла бы уйти к себе в комнату.

Но в этот раз именно обходительная и легкая в общении Кири послужила причиной инцидента. Весь день, помогая своим хозяевам, девушка выглядела уставшей. Гвинейра, от которой не укрылось состояние бледной как полотно служанки, хотела спросить, в чем дело, но передумала. Доверительные беседы со слугами постоянно служили причиной для выговоров Джеральда, которые тот устраивал членам семьи. Поэтому Гвинейра не стала делать замечание Кири, неаккуратно и невнимательно подававшей на стол. В конце концов, у каждого могло быть плохое настроение.

Моана, умелая повариха, знала точно, что было по душе ее хозяевам. Она давно усвоила, что Гвин и Лукас предпочитают легкую летнюю кухню, а Джеральду нужно было приготовить хотя бы одно мясное блюдо. Поэтому в качестве первого блюда сегодня приготовили баранину — и Кири выглядела еще более усталой и изможденной, когда зашла в комнату со специями. Аромат жаркого смешался с тяжелым запахом роз, срезанных Лукасом накануне в саду. Гвинейре такая смесь казалась душной, почти вызывающей тошноту. Кири, по всей видимости, чувствовала то же самое. Подавая Джеральду кусок баранины, она внезапно пошатнулась. Гвинейра испуганно вскочила, когда девушка рухнула на пол возле стула Джеральда.