И кого Гвин стесняться? Большой дом Уорденов принадлежал теперь ей и ему — было странно входить в дом не как управляющему, которого едва терпели, а иметь его в своем владении. Кресла в большой гостиной, хрустальные бокалы, виски и благородные сигары Джеральда Уордена. Джеймс все еще чувствовал себя наиболее уютно в кухне и конюшнях — в конце концов, и Гвинейра проводила здесь большую часть времени. Как и ранее, тут не было прислуги из маорийского племени, а белые пастухи обходились слишком дорого и были слишком гордыми, чтобы выполнять простые поручения. Следовательно, Гвинейра сама носила воду, собирала овощи в огороде и искала яйца в курятнике. У нее почти не бывало свежей рыбы и мяса: на рыбалку у Гвин не хватало времени, а скручивать курам шеи она не могла. Поэтому, когда в ее жизни появился Джеймс, меню стало более разнообразным. Он радовался, что облегчает ей жизнь, несмотря на то что в ее казавшейся девической спальне все еще чувствовал себя гостем. Гвинейра рассказывала ему, что комнату для нее обустраивал Лукас. Хотя игривые кружевные занавески и изысканная мебель не были ее стилем, она сохранила все в память о своем муже.

Этот Лукас Уорден был, наверное, странным человеком! Только теперь Джеймс заметил, как мало он знал его и как близки к истине были коварные замечания пастухов. Но что-то в Гвинейре все же принадлежало Лукасу, чувствовалось, что она уважала его. Й воспоминания Флёретты о ее предполагаемом отце были полны тепла. Джеймс начал испытывать сожаление и сострадание к Лукасу. Хороший, хоть и слабый человек, родившийся не в то время и не в том месте.

Джеймс направил коня к деревне маори у озера. Вообще-то, он мог пойти туда и пешком, но, учитывая, что это была официальная миссия, а Джеймс выступал в качестве посредника Гвинейры, он решил поехать верхом. К тому же он чувствовал себя увереннее и был преисполнен важности, когда восседал на коне — четвероногом символе положения в обществе pakeha. Ему очень нравился этот конь. Это был подарок Флёретты — сын ее кобылы Нинианы и скакового жеребца арабской крови.

МакКензи ожидал, что наткнется на баррикаду между Киворд-Стейшн и деревней маори. МакДанн что-то говорил об этом, да и Гвин тоже возмущалась по поводу того, что ее пытаются отрезать от пути в Холдон.

На самом деле Джеймс беспрепятственно добрался до деревни. Он как раз миновал первые хижины и увидел большой дом для собраний. Но настроение в поселении было странным.

МакКензи не почувствовал открытого вызывающего противостояния и упрямства, о котором говорили Гвинейра, Энди МакАран и Покер Ливингстон. И, прежде всего, никакого триумфа по поводу решения губернатора. Джеймсу показалось, что маори скорее пребывали в напряженном ожидании. Люди, окружившие МакКензи, бросали на гостя недружелюбные взгляды, как и во время более ранних визитов в деревню, но, казалось, угрозы не представляли. Он увидел нескольких мужчин с татуировками воинов, однако они были в штанах и рубашках, а не в традиционной одежде, копий у них также не было. Женщины занимались ежедневной работой и при этом старались не смотреть на посетителя.

В конце концов из одного домика вышла Кири.

— Мистер Джеймс! Я слышала, что вы снова здесь, — церемонно произнесла она. — Это большая радость для мисс Гвин.

Джеймс улыбнулся. Он всегда догадывался, что Кири и Моана были в курсе событий, происходящих в Киворд-Стейшн.

Но Кири не ответила на улыбку Джеймса, а серьезно посмотрела на него. Продолжая разговор, она вдумчиво, почти осторожно подбирала слова.

— И я хочу сказать... Мне очень жаль. Моане и Вити тоже жаль. Если теперь мир, мы с удовольствием прийти снова в дом. И мы прощаем мистера Пола. Он изменился, говорит Марама. Хороший человек. Для меня хороший сын.

Джеймс кивнул.

— Отлично, Кири. И для мистера Пола тоже. Мисс Гвин надеется, что он скоро вернется. — Он удивился, когда Кири после этого отвернулась.

Больше никто не разговаривал с ним, пока он не оказался перед домом вождя. Он слез с коня. МакКензи был уверен, что Тонга знает о его прибытии, но молодой вождь, очевидно, хотел, чтобы его попросили о встрече.

Джеймс повысил голос:

— Тонга! Мы должны поговорить! Мисс Гвин получила указ губернатора. Она хочет вести переговоры.

Тонга медленно вышел из дома. На нем была традиционная одежда и татуировки воина, а вместо копья священный топор вождя. На его лице Джеймс обнаружил следы побоев. Хотел ли кто-то оспорить власть молодого вождя? Были ли у него конкуренты в собственном племени?

Джеймс протянул ему руку, но Тонга не пожал ее.

Джеймс усмехнулся. Нет так нет. В его глазах поведение Тонги было незрелым, но чего еще он мог ожидать от столь юного человека? Джеймс решил не играть в его игры, а оставаться выдержанным при любых обстоятельствах. Возможно, имело смысл воззвать к чести мужчины.

— Тонга, ты так молод, а уже вождь. Значит, твои люди считают тебя благоразумным человеком. Хелен также высокого о тебе мнения, и то, чего ты добился от губернатора, поразительно. Ты доказал свое мужество и выносливость. Но теперь нам нужно прийти к соглашению. Мистер Пол не здесь, но мисс Гвин будет вести за него переговоры. И она гарантирует, что ее сын будет придерживаться всех заключенных договоренностей. Ему придется это сделать, в конце концов, его обязывает указ губернатора. Окончи же эту войну, Тонга! Хотя бы ради твоих же людей. — Джеймс держал руки вытянутыми, он не был вооружен. Тонга должен был понять, что он пришел с миром.

Молодой вождь выпрямился, но все равно был ниже Джеймса. Он был даже ниже Пола, что беспокоило его на протяжении всего детства. Но теперь он обладал достоинством вождя, и ему не нужно было стыдиться! Даже убийства Пола...

— Передай Гвинейре Уорден, что мы готовы к переговорам, — холодно сказал он. — Мы не сомневаемся, что решение суда будет исполнено. Мисс Гвин с последнего полнолуния является наследницей Уорденов. Пол Уорден мертв.

— Это был не Тонга... — Джеймс обнимал Гвинейру, рассказывая ей о смерти сына. Гвинейра сухо всхлипывала. У нее не было слез, и она ненавидела себя за это. Пол был ее сыном, но она не могла о нем плакать.

Кири молча поставила заварник на стол перед ними. Она и Моана пришли на ферму Уорденов вместе с Джеймсом. Обе женщины снова принялись хозяйничать в кухне и в складских помещениях, как будто ничего не случилось.

— Ты не можешь предъявлять претензии Тонга, не то еще, чего доброго, сорвутся переговоры. Я думаю, он и сам себе предъявляет претензии. Насколько я понял, кто-то из его воинов потерял самообладание. Ему показалось, что честь вождя задета, и он нанес удар копьем — в спину! Тонге, без сомнений, очень стыдно. При этом убийца даже не принадлежал к его племени. Соответственно, Тонга не имел над ним власти. Поэтому его и не наказали. Тонга только отправил его обратно к своим людям. Если хочешь, можешь организовать официальное расследование. Тонга и Марама были свидетелями и не станут врать на суде. — Джеймс наполнил одну из чашек чаем, положил в нее побольше сахару и протянул Гвинейре.

Женщина покачала головой.

— Что это изменит? — тихо спросила она. — Воин увидел угрозу чести вождя, Пол увидел угрозу своей жене, Говард почувствовал себя обиженным... Джеральд женился на девушке, которую не любил... Одно приводит к другому, и это никогда не кончится. Я очень устала, Джеймс. — Она дрожала всем телом. — А мне так хотелось бы сказать Полу, что я его люблю.

Джеймс прижал женщину к себе.

— Он бы понял, что ты обманываешь его, — тихо произнес он. — Ты не можешь этого изменить, Гвин.

Она кивнула.

— Мне придется с этим жить, и я буду каждый день ненавидеть себя за это. Любовь — странная штука. Я ничего не чувствовала к Полу, но Марама любила его... так естественно, как дышала, и беспрекословно, что бы Пол ни сделал. Говоришь, она была его женой? Где она? Тонга что-то с ней сделал?

— Предполагаю, что она была женой Пола официально. В любом случае Тонга и Пол дрались друг с другом за нее. Значит, для Пола все было серьезно. Где она сейчас, я не знаю. Возможно, она похоронила Пола и скрылась. Нам придется спросить Тонгу или Кири.