— Но… это ведь то же самое, что раньше, — заметила Илейн. — Только теперь ты работаешь на мадам Кларисс.

— Сладкая моя, я бы не прочь выйти замуж за принца Уэльского. Но я ничего другого не умею. И так хорошо, как здесь, мне не жилось нигде. Собственная комната! Когда заканчиваю с парнями, меняю простыни и разбрызгиваю немного розового масла, и мне так хорошо и уютно становится! И всегда есть вода, чтобы помыться, еды вдоволь… Нет, я вовсе не стремлюсь к тому, чтобы найти себе кого-нибудь и выйти замуж. В принципе, было бы нетрудно, здесь почти нет незамужних женщин, а горняки не очень-то переборчивы. В прошлом году три девушки, работавшие у мадам Кларисс, вышли замуж. Теперь цены себе не сложат, такие честные. При этом живут в грязных лачугах без уборной, и у одной уже второй сорванец на шее. Нет-нет, здесь мне лучше. Если я выйду замуж, это должен быть действительно принц!

Шарлен расчесала свежевымытые волосы Илейн. Казалось, ее нисколько не смущало, что у новенькой практически нет вещей. Судя по всему, отель мадам Кларисс был чем-то вроде начального пункта для потерянных девушек.

— Еще тебе нужно платье. Но мои будут слишком велики. Подожди, я спрошу Энни.

Шарлен ненадолго ушла и вернулась обратно с небесно-голубым платьем, украшенным тысячей кружев и воланов и огромным вырезом.

— Вот. Можешь надеть под него корсаж, если декольте кажется тебе слишком большим. У Энни ничего особенного нет, поэтому на сегодня сойдет и так. Но мы наверняка сможем найти для тебя какой-нибудь платок, чтоб накинуть на плечи. Ничего парни у тебя не высмотрят!

Илейн пригляделась к платью. Оно даже слегка пугало, поскольку было гораздо более броским, чем все, что она носила когда-либо прежде. Девушка нервно посмотрела на себя в зеркало — и пришла в восторг! Лазурно-голубая ткань гармонировала с цветом ее глаз и ярко-рыжими волосами, черные кружева вокруг выреза оттеняли нежную кожу. Может быть, матроны Квинстауна сочли бы ее внешний вид неподобающим, а думать о том, что сказал бы Томас, она не хотела. Самой себе Илейн понравилась.

Увидев девушку, мадам Кларисс тоже присвистнула.

— Сладкая моя, а если я предложу тебе вдвое больше, с тем чтобы ты пускала к себе одного-двух за ночь? Эти парни просто пальчики оближут!

Илейн встревожилась, но мадам Кларисс шутила. Она даже дала Илейн свой черный платок.

— Завтра закажем для тебя платье. Портной обрадуется! Но это не просто так, хорошая моя, я вычту за него из твоей зарплаты!

За маленькую комнату мадам Кларисс тоже хотела плату, но Илейн считала, что это справедливо. Поначалу она тревожилась, не придется ли ей жить в одной из комнат на втором этаже, где мужчины «навещали» девушек. Однако мадам Кларисс выделила ей крохотную комнатку для слуг возле конюшен. Вообще-то, здесь должен был жить конюший, но такового у Кларисс не водилось. Ее клиенты оставляли лошадей не более чем на несколько часов и сами их чистили. При этом конюшни были довольно просторными, и во дворе даже имелась площадка для выгула. Илейн робко поинтересовалась, можно ли ей поставить здесь Баньши.

— Значит, у нас и лошадка есть, — наморщив лоб, произнесла мадам Кларисс. — Девонька-девонька, не будь у тебя такое честное лицо… Поклянись, что ты не украла клячу!

Илейн кивнула.

— Баньши — это подарок.

Мадам Кларисс подняла брови.

— На помолвку или на свадьбу? Я ничего не хочу сказать, сладкая моя, но я предпочла бы знать заранее, если вдруг явится твой разъяренный супруг.

— Не явится, — отрезала Илейн. — Наверняка не явится…

Мадам Кларисс услышала странные нотки в ее голосе, нечто среднее между чувством вины и удовлетворением, но ничего не сказала. Как бы там ни было, похоже, девочка не лжет.

— Ну ладно. Тогда веди свою лошадку сюда. А то на съемной конюшне у тебя заберут половину твоей зарплаты. Только чистить ее будешь сама. И кормить тоже.

Илейн решила забрать Баньши на следующее утро. Одну ночь в съемной конюшне она может себе позволить. Сейчас же она решила для начала постирать свои платья и развесить их на просушку в отведенной ей крохотной комнатке. На улице до сих пор шел дождь, было холодно и неуютно. Город Илейн по-прежнему не нравился — никакого сравнения с Квинстауном, где чаще всего было солнечно, дожди бывали редко, а зимой хоть и было гораздо холоднее, чем на Западном побережье, зато ясно и много снега, не то что здесь: мокро и серо.

Несмотря на погоду, посетителей в пабе было много. Мужчины входили внутрь мокрые, как котята, и мадам Кларисс не знала уже, куда девать все эти мокрые куртки и плащи. Илейн вспомнила о вощеном плаще Гвин, который отлично подходил для дождливой погоды, — здешним горнякам такая одежда наверняка пригодилась бы, но, судя по всему, никто здесь не мог себе этого позволить.

А ведь от шахт до города идти довольно далеко. Им, должно быть, очень сильно хочется потом тепла и развлечений, раз они соглашаются вытерпеть тяготы дороги после тяжелой смены.

— Видела бы ты, как они живут! — заметила Шарлен, когда Илейн высказала свою мысль. — Хозяева рудника дают им в распоряжение чуланы на территории шахты, но это просто крыша над головой. Они там даже помыться толком не могут, у большинства есть в лучшем случае железная канистра. А за воду эти свиньи с них высчитывают дополнительно. После них у нас на простынях остается угольная пыль.

И действительно, большинство посетителей выглядели немытыми; на их лицах, казалось, застыли серые маски. Угольная пыль была жирной. Холодной водой она отмывалась плохо, как бы мужчины ни старались ее оттереть.

Илейн стало их жаль, но, к огромному удивлению девушки, несмотря на тяготы жизни, все они были веселы. Она слышала различные диалекты, хотя большинство мужчин были родом из английских и валлийских рудничных регионов. Почти все были переселенцами — новозеландцев во втором или третьем поколении под землю не заманишь.

Мужчины с восторгом аплодировали, когда Илейн заиграла старую валлийскую песню, которой ее научила бабушка Гвин. Некоторые из них сразу же начали подпевать, другие подхватили девушек и пустились в пляс, и вскоре перед Илейн на пианино стоял первый бокал виски.

— Я ведь не пью виски, — сказала она, когда мадам Кларисс указала ей на него и одновременно на мужчину, который угостил ее выпивкой. Неуклюжий англичанин откуда-то из-под Ливерпуля.

— Ты хоть попробуй для начала! — подмигнув, посоветовала ей мадам Кларисс.

Когда Илейн сделала робкий глоток, она поняла, что это обычный чай, но холодный.

— Никто из девушек здесь не пьет, иначе они были бы уже готовы к десяти часам, — сказала мадам. — Но от каждого бокала, который покупают тебе господа, половина твоя!

Это показалось Илейн хорошей сделкой. Она отпила свой «виски» и улыбнулась мужчине, заказавшему его. Тот подошел к пианино и попытался договориться с ней на встречу попозже. Однако отнесся с пониманием, когда Илейн отказалась. Вскоре после этого он исчез вместе с Шарлен.

— Ты оживляешь процесс! — с уважением произнесла мадам Кларисс, когда принесла Илейн третий напиток. — С учетом того, что сегодня вторник, оборот неплохой. По четвергам и пятницам у нас отлив, у ребят не остается денег. В субботу они получают зарплату, тогда у нас настоящий бум, а в воскресенье шахты закрыты. И каждый пьет, пытаясь заставить мир казаться лучше, чем он есть на самом деле.

Постепенно в ходе вечера работа начала нравиться Илейн. У нее еще никогда не было такой благодарной публики, как эти горняки, и к ней действительно никто не приставал слишком сильно.

Вместо этого к ней, похоже, относились с уважением; мужчины не обращались к ней просто по имени, как к другим девушкам, послушно говорили «мисс Лейни», когда просили сыграть какую-то определенную песню или спрашивали ее, можно ли заказать ей еще один напиток.

Наконец она, в высшей степени довольная, закрыла пианино, в то время как Шарлен и остальные прощались с последними мужчинами. До закрытия было еще далеко, но первый спуск в шахту начинался уже в четыре часа утра, а работа под землей была не слишком-то безопасной. И никто не хотел рисковать похмельем.