Тим кивнул.

— Мы собирались сделать то же самое, — негромко произнес он. — Мы…

— Однако смерть Джона Сайдблоссома, похоже, ни у кого не вызвала особого сожаления, — не скрывая сарказма, сказал Оллбридж. — По крайней мере у него дома. Прислуга даже испытала облегчение. И больше всех эта Эмере, которую я, в принципе, считал довольно-таки верной. Но она принялась что-то рассказывать о духах, которые отомстили. Зои Сайдблоссом тоже вела себя очень сдержанно. Она только недавно приехала с севера, это сильно все затянуло. А сын, кажется, совсем спятил. По сведениям, полученным нами, он находится в какой-то клинике в Бленеме. Судя по всему, сейчас с ним поговорить нельзя. М-да, в целом это все. Еще какие-нибудь вопросы будут?

— Я… я свободна? — бесцветным голосом произнесла Илейн.

Оллбридж пожал плечами.

— Все зависит от того, что вы под этим подразумеваете. Перед законом вы никогда и не были виновны. Впрочем, вы все еще замужем…

— Ты обнимешь меня, несмотря на все это? — прошептала Илейн и придвинула свой стул ближе к Тиму.

Тим притянул ее к себе.

Рубен церемонно поклонился обоим констеблям, поблагодарил Оллбриджа — в первую очередь.

— В том числе от имени моей занятой в данный момент другими делами дочери, — произнес он. — Вопрос, касающийся ее нового брака, мы решим… Да и с помолвкой этой разберемся. Где мне можно снять сейчас комнату на пару дней?

— И на этот раз он точно тот самый? — строго спросил Рубен.

Сначала он долго разговаривал с Тимом, а теперь взял в оборот дочь.

Тим поехал домой. В принципе, повариха, работавшая на его семью, всегда готовила на целый полк, однако он все же хотел заранее сообщить родителям, что он только что пригласил на ужин отца своей будущей жены. «Что ж, — думал Тим, — по крайней мере этот спокойный, изысканно одетый и весьма состоятельный мистер О’Киф должен очень понравиться моей матери». В случае с Марвином все зависело от того, в котором часу он начал пить сегодня…

— На этот раз он — тот самый! — подтвердила сияющая Илейн. — Мне потребовалось довольно много времени, чтобы убедиться в этом. Но я совершенно уверена!

Рубен поднял брови.

— Посмотрим, что твоя мать на это скажет. Судя по предыдущему опыту, я не стал бы доверять ни своему, ни твоему инстинкту…

Илейн рассмеялась.

— Думаю, Уильям отправил бы тебя спрашивать совета у Келли! — весело захихикала она и почесала собаку за ухом.

Рубен скривился. То, что Уильям и Кура вдруг стали добрыми друзьями Илейн, все еще смущало его. Однако сейчас его занимали другие вопросы. Один из них он едва осмелился задать.

— А что с его… состоянием? Я имею в виду, он симпатичный парень и в голове у него, судя по всему, не пусто. Но ведь он, без сомнения… инвалид. Он вообще способен?..

Рубен замялся.

Илейн с улыбкой погладила себя по все еще довольно плоскому животу.

— О да, папочка! Он способен!

Кура и Уильям приехали на свадьбу Калева Биллера. Хотя бы ради того, чтобы показать, что не в обиде на него. Для Куры это было важно по личным причинам. Для Уильяма — по деловым. Музыкальные аранжировки Калева очень нравились публике; они представляли собой идеальное сочетание классической и развлекательной музыки, современных мелодий и фольклора. Если они рассчитывают на продолжение «Шепота духов», то желательно наладить дальнейшее сотрудничество с молодым Биллером. И чтобы добиться своей цели, Уильям вовсю охмурял Флёренс Уэбер. Он прекрасно понимал, кто здесь держит в руках поводья будущего. Однако в день свадьбы Флёренс решила их отпустить. Она спокойно наблюдала за тем, как Калев взволнованно беседует с молодой пианисткой, которую привезли с собой из Бленема Уильям и Кура. Белокожая, со светло-русыми волосами, эта девушка была прекрасна какой-то особенной красотой и, похоже, воспринимала реальность лишь в гармонии с музыкой. В повседневной жизни она оказалась еще менее общительной, чем Кура. Мариса Клерк не просто отвечала на все вопросы «да» или «нет», она даже вопросов не замечала. Илейн она показалась довольно скучной, однако из рояля Биллеров Мариса извлекала почти неземные звуки. Диалог ее фортепьянной мелодии с пекорино Куры выходил на новые измерения. Музыка захватила даже Флёренс Уэбер, по милостивой просьбе которой музыкантши согласились показать свое искусство.

В день своей свадьбы Флёренс, как все заметили, была не склонна к критике. Она порхала по празднично украшенным комнатам и от счастья казалась почти красивой. При этом на ней было слишком дорогое и перегруженное украшениями платье, сплошь усеянное розочками и ленточками, вышитое жемчугом и кружевом, а потому с трудом подчеркивающее немногочисленные достоинства невесты. Флёренс заказала платье в Крайстчерче; оно полностью отражало вкус и госпожи Уэбер, и госпожи Биллер. Увидев невесту в церкви, Калев даже вздрогнул, но потом взял себя в руки и держался просто идеально. Обе стороны делали ставку на гармонию — по крайней мере в официальной части мероприятия.

Калев послушно поцеловал невесту во время венчания в церкви, а потом еще раз после торжественной церемонии перед собравшимися рабочими его рудника. Позже он открыл бал с Флёренс, которая отчаянно пыталась позволить вести себя. После этого оба занялись тем, что им было интересно. Калев болтал о музыке с Марисой, Флёренс — с управляющим рудником Блекберна по поводу техники добычи угля. С Тимоти Ламбертом она больше не разговаривала. Теперь, когда ее перестали игнорировать, она переняла поведение других хозяев рудников и стала относиться к нему с пониманием и участием, как к ребенку, который просто не может понять, почему ему нельзя играть вместе со всеми.

Наконец Тим оказался один, в стороне от праздника, с бокалом виски в руке. Из зимнего сада городского имения Уэберов он наблюдал за оживленной суматохой. Илейн танцевала со своим братом Стивеном, который приехал два дня назад без предупреждения, чтобы сделать сюрприз своей потерянной сестре. Она время от времени махала Тиму рукой, но в целом наслаждалась воссоединением с семьей. Тим не злился на нее. О’Кифы нравились ему, он с удовольствием общался с ними. Но сегодня Рубен был занят разговором с мировым судьей Греймута, и Тим не хотел мешать ему. Возможно, это было глупостью, однако он уже почти не осмеливался присоединяться к какой бы то ни было группе — слишком часто он провоцировал тем самым сочувствующие взгляды на свои ноги и костыли. Женщины в этом вопросе были еще хуже мужчин. Они проявляли скорее жалость, чем презрение, и относились к нему как к больному ребенку.

Тим постепенно свыкался с горькой мыслью: для тех людей, которые что-то значили в Греймуте, наследник Ламбертов погиб 20 декабря на собственном руднике. Его все еще существующую тень, может быть, и почитают шахтеры, да и сливки общества были вполне готовы присвоить ему звание мученика. Но ни мученику, ни святому никто работы не даст.

Наконец к нему присоединились Кура и Уильям, оба разгоряченные после танцев и настроенные на то, чтобы найти укромный уголок, где они могли бы предаться нежностям. После Бленема они были влюблены друг в друга сильнее, чем когда бы то ни было. Даже Рубен О’Киф, с которым Уильям тогда изрядно испортил отношения и который относился прохладно и к Куре, не мог остаться равнодушным к их сияющим от счастья лицам.

— А что ты здесь делаешь? — спросила Кура, похлопав Тима по плечу. — Сидишь и предаешься мрачным размышлениям?

Тим улыбнулся ей. На Куре было новое платье — шелковое, различных оттенков синего цвета, сшитое в мастерской очень талантливой миссис О’Брайен — и цветы в волосах, как у красавицы южных морей. С тех пор как ее признали в качестве музыканта, она одевалась изысканно и со вкусом, стремясь подчеркнуть свою красоту.

— Я сижу здесь и пытаюсь не слишком сильно завидовать Флёренс Уэбер-Биллер. — Тим хотел, чтобы его слова прозвучали как шутка, но в голосе слышалась едва прикрытая горечь. — С завтрашнего дня она возьмет на себя управление рудником Биллера, возможно, не сразу, но, я думаю, уже через месяц у нее будет там своя контора. В то время как я буду вынужден наблюдать за тем, как чужие инвесторы захватывают власть над «Ламберт Энтерпрайзис», как мне навязывают каких-то чужих инженеров, которые ничем не лучше меня, кроме разве что возможности обогнать во время забега…