Лора вышивала салфетку просто для того, чтобы чем-то занять руки. Жослин протянул ей книгу, которую просматривал.

— Этот том составлен из подборки религиозных журналов, — сказал он. — Я его обнаружил в библиотеке в твоем кабинете. Ты сама его купила или же он из дома Шарлебуа в Монреале? Так или иначе, в нем говорится о некоторых паранормальных явлениях. Я только что прочитал захватывающую статью о падре Пио[47]. Этот священник спас жизнь одному генералу во время войны в 1917 году. Того разжаловали после какого-то поражения, и он собирался покончить жизнь самоубийством, однако некий монах-капуцин помешал этому. Затем он исчез так же внезапно, как и появился. Я тебе излагаю все вкратце. Позднее этот спасенный генерал случайно увидел какую-то фотографию и узнал в падре Пио этого самого монаха. Это, без сомнения, случай билокации, что только подтверждает рассказ Эрмин.

— Ну, хватит с меня! — заявила Лора. — Ты распустил хвост, как павлин, от гордости, что подарил миру что-то вроде будущей святой или будущей колдуньи. Тебе даже не важно, что тебя обрекли на воздержание! Думала: вот, накажу его, но нет, не вышло! Все ваши истории гроша ломаного не стоят. Я очень рада, что у нашего Луи нет никаких сверхспособностей. Мне не довелось наблюдать, как растет Эрмин, потому я хочу получить эту радость от сына. Когда он плачет или шалит, я счастлива — он самый обыкновенный ребенок, а такой ребенок не внушает страха. Признай хотя бы, что у Кионы странный взгляд. Иногда у меня возникает ощущение, будто меня гипнотизирует дикий зверь!

— Господи! Лора, да не говори ты глупостей, — вздохнул Жослин. — И прошу тебя, не так громко — у Мирей острый слух. К тому же мне не нравится слово «колдунья». Моя прабабушка была скорее ясновидящей.

— Час от часу не легче! — проворчала Лора. — Слышишь? Собаки залаяли. Возможно, это Симон возвращается. Если это он, мы сейчас кое-что проверим.

— Что именно? — удивился Жослин.

— Насчет Дюка. Девочка сказала, что собаку застрелили. Если через несколько минут мы его увидим в загоне, значит, Киона все придумывает.

Она не была единственной, кто рассуждал таким же образом. Возле дома Маруа Эрмин и Шарлотта в окружении детей наблюдали за прибытием Симона, стоявшего на полозьях саней. Вел упряжку голубоглазый хаски с черно-белой мордой. Это был Кьют, великолепный пес, подаренный Жослином Тошану по случаю Рождества шесть лет тому назад. Дюка не было.

Симон заслужил торжественную встречу. Выбежала Бетти, радуясь, что видит своего старшего сына. Эрмин заметила, что он приехал один, и ей пришлось скрыть свое разочарование.

«Зря я надеялась на возвращение Мадлен, — подумала она. — Может быть, она теперь вообще не вернется, а останется со своими».

— Привет честной компании! — закричал Симон. — Стоять, Кьют!

Упряжка остановилась. Шарлотта, одетая для снежного боя — в теплых брюках и толстом шерстяном жакете — бросилась к жениху, чтобы запечатлеть поцелуй на его щеке, что заставило Бетти улыбнуться.

— У меня свежие новости для Мимин! — заявил он. — Но сначала я бы охотно выпил чашку чая.

— Тогда быстрее в дом, — вмешалась его мать.

Киона спустилась по ступенькам крыльца и направилась к Кьюту. Следом за ней шел Мукки. Мари Маруа и девочки вошли в дом и вскоре уже играли там в куклы.

— А где Дюк? — с беспокойством спросил Мукки.

— Он умер, — ответила Киона. — Ты не грусти, Мукки, я тебе дам поиграть с моим плюшевым медведем, я назвала его Дюки.

— А откуда ты знаешь, что он умер? — спросил ошеломленный Мукки.

— Я видела во сне, — произнесла Киона чуть слышно. — Помнишь, Тошан говорил, что пес старый? Раз так, ничего не поделаешь.

Потрясенный Мукки зашмыгал носом. С высоты своих семи лет он вдруг осознал, как не хватает ему отца. Не говоря больше ни слова, он подбежал к матери и прижался к ней. Эрмин поцеловала его в лоб.

— Мам, а ты знала, что Дюк умер? Как тяжело будет папе, когда он вернется с войны, а Дюка нет!

— Симон сообщил мне об этом, — ласково сказала она. — Не плачь, дорогой.

Эрмин сгорала от желания услышать рассказ Симона, но не хотела вести разговор при детях. Бетти это поняла и позвала всех детей в гостиную.

— Под елкой лежат карамельки, которые я сделала вчера вечером, — сказала она. — Идите, разрешаю вам их попробовать.

Эрмин тотчас подошла к Симону. Вид у него был безмятежный, и это ее немного удивило.

— Эрмин, новости хорошие, кроме одной, о бедном Дюке, в которого угодила пуля. Я теперь знаю имена нападавших на тебя: это Закария Бушар, гнусный мерзавец, к тому же склонный выпить, и Наполеон Трамбле. Бушар без колебаний пускает в ход свое охотничье ружье.

— Это ценные сведения. А где Мадлен и Тала? — с беспокойством спросила Эрмин.

— Я высадил Талу на авеню Сент-Анжель, пообещав ей, что привезу вас: Киону, детей и тебя. Мимин, я не могу сказать тебе почему, но твоя свекровь настаивает на том, что ты должна провести сочельник в Робервале. А твоя Мадлен осталась выхаживать брата. Шоган ранен, но не опасно.

Эрмин закрыла лицо руками. Несмотря на то, что присутствие Симона успокаивало ее и родители были рядом, никогда еще она не чувствовала себя такой несчастной и одинокой.

— Это невозможно, — ответила она. — Если я уеду от матери на Рождество, она мне этого никогда не простит. То, что Тала хочет, чтобы дочь была с нею, мне понятно, но почему я тоже должна ехать туда с детьми?

Лицо Симона оставалось бесстрастным, затем он сделал уклончивый жест.

— Мимин, твоя свекровь знает больше, чем я! Я был на постоялом дворе в Перибонке, когда это произошло.

— Что именно? Что там произошло? — спросила она, готовая от нетерпения, как ребенок, затопать ногами. — Послушай, идем в конюшню. Бетти не сможет надолго занять детей. А что Киона? Где она? Я не заметила, чтобы она входила в дом.

Эрмин бросилась к окну. То, что она увидела, успокоило ее. Шарлотта и Киона лепили снеговика около саней, под присмотром хаски с голубыми глазами.

— Давай скорее! — воскликнула она. — Я не могу больше ждать. Ты должен мне все рассказать.

Они быстро прошли в конюшню, где было относительно тепло благодаря тому, что там находились лошадь и корова, от их подстилок исходил довольно резкий, но столь знакомый им обоим запах.

— Постараюсь быть кратким, — начал Симон. — Какое счастье, что я не женат на индианке! Как только мы добрались до пристани в Перибонке, Тала и кормилица вынудили меня передать упряжку им. Твоя свекровь дала мне понять, что это дело меня не касается и я не должен рисковать и ехать с ними дальше. Но мы же больше не враждуем с монтанье! Я уступил, однако на душе у меня было неспокойно, потому что я дал тебе слово разузнать об этих типах. К счастью, я встретил в гостинице одного старого рыбака, тоже метиса. Я предложил ему выпить карибу, и после двух-трех стаканчиков он мне выложил все, что знал о поджоге хижины. «Это дело рук придурковатого Закарии Бушара, — признался он мне, глядя в глаза. — И его дружка Наполеона Трамбле. У них зуб на семью Дельбо».

Эрмин вся обратилась в слух, прекрасно представляя себе эту сцену.

— Речь идет о мести, как и было сказано в записке на вашей двери. И ты права: Трамбле — сын того самого золотоискателя, который изнасиловал Талу.

Симон закусил губу, выговорив слово «изнасиловал», которое редко произносил вслух. Оно показывало в истинном свете всю подлость содеянного, и одно его звучание пробуждало в сознании жестокие, отвратительные картины.

— Прости, Мимин, — резко сказал он. — Если бы кто-то тронул женщин, которых я люблю — мою мать, сестру, Шарлотту, тебя, — я бы свел с ним счеты. Когда я думаю о том, что старый Лапуант хотел совершить насилие над девочкой, своим собственным ребенком, я…

— Симон, дальше! — взмолилась Эрмин, которую раздражали эти отступления.

— А дальше я попытался узнать больше, но мне удалось выведать только одно: Бушар и Трамбле не собираются посвящать полицию в свои планы. Они хотят только, чтобы Тала и Тошан ответили за все. Я думаю, у них серьезные проблемы с деньгами и они знают, что ты богата.