— А что тебе сказал этот летчик? — спросила мать.

— Он описал Трамбле как замкнутого, хитрого типа, доку по части женского пола. Трамбле хвастался, что работает механиком, хотя на самом деле убирал ангары. Он поступил работать на авиабазу в начале лета и расторг контракт в конце декабря. Это совпало с тем разоблачением, о котором я тебе говорил. Затем отец и сын Трамбле, а также Закария Бушар, безмозглый громила, начали свои махинации, действуя по отдельности, то есть Поль вел свою линию.

Тошан вздохнул. Он обещал Эрмин не раскрывать, какую роль в этом сыграла Элизабет Маруа.

— Ты очень устал, сынок. Давай договорим завтра утром, — предложила Тала.

— Нет, я должен закончить. Так вот, я узнал, где скрывается Трамбле, и это меня поразило. Не могу рассказать тебе о своих странствиях во всех подробностях. Я искал его грузовик, один житель Дебьена описал мне машину. Обходил таверны и хижины лесорубов. Я поступил самонадеянно, попытавшись найти его таким образом, но мне было необходимо действовать, чтобы избавиться от шока, который я испытал при мысли, что этот тип убил малыша Луи. Наконец пилот с авиабазы сообщил, что у Поля Трамбле был домишко в Шамборе между озером и станцией.

— Откуда он узнал об этом? — удивилась Тала. — Раз Трамбле замышлял недоброе, то должен был держаться скрытно.

— Видимо, поначалу ему просто нравилось дергать за веревочки, помогая отцу и Закарии Бушару. Затем он сообразил, что тут можно сорвать куш. Кстати, сам Трамбле подтвердил это, нам ведь удалось переброситься парой фраз, прежде чем мы сцепились. Этот дом в Шамборе оказался и впрямь ветхим и запущенным. Мне удалось проникнуть в пристройку, где стоял грузовик. И оттуда бесшумно высадить дощатую дверь, которая вела в комнату, где, похоже, содержали Луи, — холодная смрадная конура. На полу там валялась дохлая кошка, а постель пропахла мочой. Сам Трамбле спокойно спал в другой комнате, не тревожась, что его обнаружат. Его ждало скверное пробуждение: я приставил ему нож к горлу и сообщил, что его папаша и Закария Бушар арестованы и уже выложили, что похищение затеял именно он.

— Тошан, тебе следовало отправиться в Шамбор с полицейскими, — с сожалением заметила Тала. — Что ты мог сделать в одиночку?

— Ты права, тут я действительно допустил серьезную ошибку, — признал он. — Но мне не терпелось взглянуть на него и заставить его развязать язык. Если бы не моя расторопность, Трамбле не смог бы ответить за свои поступки. Но, поверь, я не хотел его смерти. Только все пошло наперекосяк. Несмотря на нож, приставленный к горлу, он вел себя вызывающе. Я почувствовал в нем страшную ненависть и презрение. Он оскорбил меня и обозвал ублюдком, чтобы разозлить. Я не поддался, но, так как он утверждал, что это законная месть, ведь индеец убил невинного золотоискателя, я открыл ему, что предшествовало этому. Я рассказал, что сотворил с тобой их многоуважаемый Фиделиас и как он тебе угрожал. Тамбле заорал, что это невозможно, что его дед никогда в жизни не мог бы никого изнасиловать, потому что белые люди осуждают насилие, а Фиделиас был набожным и никогда не изменял своей супруге. И тут я отбросил нож и, схватив его за воротник рубашки, рывком поставил на ноги. В ярости я врезал ему. Он нанес мне ответный удар. Силы были равны, и мы оба были вне себя. В такой ситуации все разворачивается мгновенно и непредсказуемо. Он дал мне в ухо, а потом, воспользовавшись тем, что я отступил, подобрал нож и трижды ударил меня. Несмотря на боль, я собрал силы и оттолкнул его. Он наткнулся на табурет, рухнул навзничь, с размаху ударившись затылком о каменный выступ печки, и тотчас испустил дух. Я попытался привести его в чувство, но ничего не вышло, а потом сам потерял сознание. Когда я пришел в себя, то почувствовал, что не могу встать. Только через несколько часов мне удалось подняться на ноги. Нахлынула странная слабость. Наконец я смог выйти из хибары, добраться до саней, которые оставил подальше от дома. Собаки ухом не повели, это хорошо обученные и спокойные псы. Я доволок тело, погрузил в сани, прикрыл одеялом и тронулся в путь.

В ужасе от услышанного, Тала покачала головой. Протянув руку, она дотронулась до лба сына.

— Ты потратил много сил, выслеживая целую неделю этого человека, — сказала она задумчиво. — Уверена, что все эти дни ты недосыпал и питался кое-как. Тошан, ты тоже мог погибнуть, а Трамбле преспокойно избавился бы от трупа. И мы с Эрмин так бы и не узнали, что с тобой произошло. Хвала Великому духу, он спас тебя. Уверена, что в полиции поверят твоему рассказу и тебе не о чем беспокоиться. Но почему он укрылся так близко от Дебьена, от Приюта Фей, где бросил Луи? Это было опасно, ведь летчик знал про эту хибару.

— Не знаю, что ответить, мама, думаю, здесь кроется какая-то хитрость, ведь дичь, которую преследуют, часто решает, что убегать от охотника гораздо опаснее, чем вернуться назад по своим следам и угнездиться там, где никому не придет в голову ее искать. Я-то думал, что он давно уже где-нибудь в Штатах, в Вермонте, ведь до границы можно добраться за три дня. Его ошибка заключалась в том, что он слишком много болтал перед тем, как похитить Луи и потребовать за него круглую сумму. Это его и погубило.

С этими словами Тошан снова лег и закрыл глаза. У него еще хватило сил пробормотать:

— Все закончилось, мама. Теперь ты можешь жить спокойно… И Эрмин… И моя сестренка Киона.

Растроганная Тала с нежностью укрыла заснувшего сына одеялом. Она бесшумно поднялась и подбросила дров в печку.

Она ощутила, что на нее снизошло глубокое спокойствие и уверенность, что больше нечего опасаться. В этот вечер в доме, построенном бледнолицыми, индианка стерегла сон своих детей, рожденных от двух разных мужчин, которых она любила — одного нежно и преданно, другого страстно.

«Спи, сынок, — подумала она. — Завтра приедет твоя жена и поможет исцелить твои душевные раны, а малыши будут радоваться встрече с тобой. И в разгар зимы расцветут весенние цветы, а счастье заставит нас забыть о холоде и метелях».

Тала на цыпочках вышла из комнаты. В кухне она уселась прямо на пол возле печки, не сводя глаз с Кионы.

Было уже поздно. От ветра содрогались стены и качалась труба на крыше. Все вокруг было во власти разбушевавшейся природы.

В Валь-Жальбере Эрмин не могла сомкнуть глаз. Свернувшись калачиком, она вслушивалась в завывание вьюги и вздрагивала от каждого порыва ветра, бившегося о крышу. Всеми мыслями она была с Тошаном. «Где ты, любовь моя, в эту страшную ночь? Господи, сделай так, чтобы он был в безопасности! Боже милосердный, защити его, — молила она. — Как бы я хотела, чтобы он был здесь, рядом со мной, чтобы я ощутила тепло его тела! Возле него я бы не чувствовала ни страха, ни холода!»

Молодая женщина натянула на себя одеяло, чтобы не слышать оглушительного рева бури. Ей удалось задремать на несколько минут, но тут же ей явилась златовласая Киона с дивной улыбкой на устах.

«Мимин, не бойся, Тошан с нами. Завтра ты увидишь его…»

Но, возможно, это был всего лишь сон…

Радостная Эрмин дважды постучала в дверь. Тепло одетая, потому что в тот день на улице было страшно холодно, она держала в руках корзинку, накрытую полотенцем. Ей открыла Шарлотта. Ее темные кудри были повязаны платком, а тонкая талия перехвачена передником в пятнах.

— Привет, барышня! — воскликнула гостья, которая, похоже, была в прекрасном настроении. — Ну как, дела идут?

— Еще не готово. Входи скорее. Как мило, что ты пришла. Мне так одиноко в этом старом доме. Никак не могу согреться, хотя затопила печку…

— Я так и думала, — ответила Эрмин. — К счастью, ночная буря прошла без последствий.

Молодая женщина растерянно оглядела комнату. Бледно-желтые дощатые стены за много лет закоптились и потемнели. Вот уже два дня Шарлотта приводила в порядок дом, доставшийся ей по наследству от родителей. Они с Симоном собирались поселиться в нем после свадьбы.