Желудок послушно заурчал, мгновенно среагировав на заветное слово, но ярл уже переступал порог и ничего не слышал.

- Он с самого утра не в духе, – пробормотал Ралоф. Затем подхватил с длинного обеденного стола красное яблоко и перебросил мне. – Тебе лучше не отставать.

- Честь тебе, Ульфрик! По праву трон твой! Здесь в твою славу у нас пир горой… – Ралоф закашлялся, хлебнул браги из кожаной фляжки и снова принялся напевать под нос «Век притеснений». Я вздохнула и пожалела, что у меня сейчас нет под рукой расплавленного воска – залить уши, ибо ни голоса, ни слуха у норда абсолютно не было. Надо будет поинтересоваться, не топтался ли по ралофовым ушам какой-нибудь медведь-шатун.

В окрестностях Виндхельма темнело рано, и уже несколько часов мы двигались процессией, освещая свой путь золотистыми факелами. Мои вопли о том, что нас заметит сверху любой дракон, были гордо проигнорированы, и я мстительно решила болеть за дов в случае неожиданной схватки.

- В честь чего песни-пляски? – уныло спросила я, глядя в спину уехавшему вперед Ульфрику. После прошедшего пару часов назад снегопада мятежный ярл был облеплен белыми хлопьями и больше напоминал гордо восседающего на гнедом лохматом жеребце снеговика. Только морковки не хватало.

- Мы тесним имперских псов, – с готовностью отозвался Ралоф, выдыхая клубы белесого пара. – Еще несколько боев, и мы сможем направить войско на сам Солитьюд!

- Что-то мне подсказывает, что Марку Туллий говорил то же самое с точностью до наоборот, – пробормотала я под нос, потирая отмерзающий вышеупомянутый орган.

- Ты что-то сказала? – норд подозрительно уставился на меня. Я чихнула и поспешно затрясла головой.

- Холод собачий, говорю, – шерстяной плащ плохо хранил тепло, и я была готова что-нибудь поджечь, лишь бы хоть как-то согреться. – Слушай, поделись своей бурдой, для согреву? У меня скоро сосульки из носа вырастут.

Ралоф рассмеялся и потянулся к фляжке, но тут до нас донесся рев луженой глотки Буревестника.

- Привал!

Спустя десять минут была найдена подходящая поляна, способная уместить дюжину человек. Я порывалась помочь воинам, занявшимся установкой самодельных палаток из шкур и грубо обструганных шестов, но смогла лишь уронить шатер на Ульфрика и отдавить ногу одному из спутников. Ралоф, почесав маковку, вздохнул и, приподняв меня под мышки, усадил на большой валун. Хорошо, что у меня куртка длинная да толстая, авось, зад не отморожу.

Без моей помощи работа пошла быстрее и веселее, и вскоре мы дружно расположились вокруг яркого потрескивающего костра. Ульфрик почти сразу же ушел в свою палатку, и норды, без чуткого присмотра старшего по званию, оживились. По кругу пошел объемистый бурдюк с вином, мне в руки сунули нож с наколотым на него куском жирного ароматного мяса, то и дело раздавались смешки и сальные шуточки, и жизнь показалась не такой уж и плохой. Сейчас эта заснеженная, необъятная земля показалась мне до боли похожей на мой родной Север.

- Из тяжких недр земли насильственно изъяты,

Над вечно бурною холодною волной,

Скайрима дальнего гранитные палаты…, – задумчиво пробормотала я строчки одного из своих любимых стихотворений, немного видоизменив их, а то не поймут ведь. Сидящий рядом Ралоф прислушался и хмыкнул.

- Красиво. Что это?

- Стихотворение про Север. Старое-старое, автор уже давно умер, – ответила я, закутываясь в плащ и подвигаясь ближе к огню.

- Расскажешь? – попросил он. Я кивнула, а норд задумчиво поглядел на балагурящих товарищей и неожиданно гаркнул: – А ну, тихо!

Мужики переглянулись, но притихли, видать, Ралоф среди них пользовался достаточным уважением. Он расплылся в улыбке и ободряюще кивнул мне. Я прочистила горло и постаралась унять волнение – в последний раз я читала бородатому мужику стишки наизусть, стоя на табуретке, одетая в костюм чумного доктора (родители хотели нарядить меня птичкой на утренник, но остановились на более бюджетном варианте).

- Из тяжких недр земли насильственно изъяты,

Над вечно бурною холодною волной,

Скайрима дальнего гранитные палаты

Тысячеверстною воздвиглися стеной,

И пробуравлены ледяными ветрами,

И вглубь расщеплены безмолвной жизнью льдов,

Они ютят в себе скромнейших из сынов

Твоих, о родина, богатая сынами.

Здесь жизнь придавлена, обижена, бедна!

Здесь нордлинг встал пред правдой лицезренья

Того, что Талоса веленьем сведена

Граница родины с границею творенья,

И глубь морских пучин так страшно холодна, —

Перед живым лицом всевидящего бога

Слагает прочь с души, за долгие года,

Всю тяготу вражды, всю немощность труда

И говорит: сюда пришла моя дорога!

Скажи же, Талос, отсюда мне куда? *

Повисла тишина. Я испугалась – норды ведь простые ребята, далекие от поэзии, как бы еще помидорами не закидали…

- Душевно, – уважительно крякнул наконец один из воинов, дюжий медведеподобный мужик с проседью в густых рыжих волосах. – Сразу видно – истинный сын Скайрима писал.

Остальные закивали, а я перевела дух. Пронесло. Ничего, я их потом еще к Miracle of the Sound приобщу.

Душевные посиделки продлились допоздна. Уже окончательно стемнело, и в ночном сумраке палатки, не вошедшие в освещенный костром круг, казались сгорбленными троллями. Потихоньку Братья Бури расползались по своим лежанкам, оставив пару дозорных, и я, пожелав всем спокойной ночи и победы над Империей, тоже поковыляла к своей лежанке.

Почуяла что-то неладное я только тогда, когда забралась внутрь, в обжигающее после ледяного воздуха тепло.

Во-первых, насколько я помнила, моя палатка была намного-намного меньше, а во-вторых, в ней не было закутанного в два меховых одеяла мужика, при тусклом свете медного светильника изучающего потрепанные свитки.

- Заблудилась, Довакин? – насмешливо прищурился Ульфрик (а это был именно он). Молодец, Скади, из девяти чужих шатров ты умудрилась завалиться прямиком к Буревестнику. Он и так обо мне не лучшего мнения, а что теперь подумает? Разве что…

- Нет, поговорить хочу.

- У меня нет времени на пустую болтовню, – буркнул ярл, демонстративно расправляя на коленях свитки.

- Ты считаешь мирный совет пустой тратой времени? – поинтересовалась я, нагло усаживаясь напротив. Буревестник устало вздохнул и поднял глаза на меня.

- Если Туллий не подпишет капитуляцию.

- А если он этого не сделает? – прищурилась я, склонив голову набок.

- Тогда я его убью, – отрезал Ульфрик, угрюмо зыркнув на меня. Кажется, еще немного, и он просто выкинет меня за шкирку, так что надо поторопиться.

- Ты упертый баран, Ульфрик Буревестник, – выдала я и зажмурилась, втянув голову в плечи, ужаснувшись собственной наглости.

- Прости, что? – тоном, не предвещающим ничего хорошего, медленно поинтересовался норд. Я приоткрыла один глаз – мамоньки, он даже размерами больше, кажется, стал…

Давай, Скади, сказала «а» – говори и «б». Я глубоко вздохнула, пытаясь унять дрожь во всем теле, и тихонько отодвинулась подальше от обозлившегося норда. От моих слов сейчас зависит очень многое – продолжится ли эта бесполезная и кровопролитная война, или же мятежный ярл все обдумает и поймет, что есть и другой выход.

- Разве ты сам не видишь, что происходит? Талмор стравливает Скайрим и Империю, точно бешеных псов, чтобы потом по отдельности разделаться с вами, ослабленными этой бесполезной войной. Талмор твой главный враг, Ульфрик. Альдмерский Доминион, а не Империя.

Ярл раскрыл было рот, чтобы яростно возразить, но я громко шикнула и нахмурилась.

- Дай мне договорить, будь добр. Я и так догадываюсь, что ты хочешь сказать. Империя предала Талоса, Империя прогнулась под эльфов, Империя не может защитить свой народ, Империя пожертвовала Хаммерфелл, Империя то, Империя сё… Ты сам тоже хорош, – я глянула на него, прищурившись, – «спящий агент Талмора».

- Как ты узнала?! – Ульфрик поперхнулся воздухом и уставился на меня огромными глазами. – Откуда…