Майя отошла от Люсинды.
— Ну, пошли, господин евнух.
Она набросила на плечи серебристую шаль, которую надевала в Гоа, когда сходила на берег с корабля.
— Обещай, сестра, что дождешься моего возвращения.
— Обещаю, — ответила Люсинда едва слышно.
— Какое зло вы задумали? — спросил Слиппер, едва сдерживая страх.
— Смерть лицемеров, — прошептала Майя.
— Что? — он нервно захихикал. — О, будь благословен Пророк! В таком случае я в безопасности, — добавил он, словно подыгрывая шутке Майи.
Но Майя не засмеялась.
— Клянусь Девой Марией, ты красива!
Слиппер только что ввел Майю в шатер Викторио. Вытянувшийся на диване старик смотрел на нее с настоящим восхищением.
— Только подумать, что ты принадлежишь мне, — выдохнул он.
— До завтрашнего дня, господин, — весело вставил Слиппер.
— Да. Но сегодня ночью она моя, да? Подойди поближе.
В свете ламп серебристая шаль Майи мерцала, как луна.
— Повернись.
Она повернулась, и серебристая шаль упала у нее с плеч. Викторио увидел золотистую кожу.
— Ты обучалась Тантре?
Теперь Майя смотрела на него молча, ее лицо ничего не выражало, только глаза горели.
— Оставь нас, — сказал Викторио Слипперу. У старика разрумянилось лицо, глаза покраснели. — Немедленно оставь нас!
— Будьте осторожны…
— Уходи! — закричал Викторио, неуверенно поднимаясь с дивана.
Слиппер ждал у костра. Он слишком сильно нервничал, чтобы спокойно сидеть, и часто бросал взгляды на шатер Викторио. Джеральдо вел себя так, словно все происходящее — просто шутка. Каждый раз, когда из шатра доносился приглушенный стон, он смеялся — иногда так сильно, что ему приходилось утирать глаза. Да Гама выложил свои пистолеты в ряд перед костром и чистил их по одному темным платком. Он ни разу не поднял голову.
Наконец появилась Майя. Она была растрепана, но от этого не менее красива. Волосы падали ей на плечи каскадом. Она набросила шаль на голову.
— Он все еще жив? — засмеялся Джеральдо.
— Был жив, когда я от него ушла.
Проходя мимо костра, Майя на мгновение встретилась взглядом с Да Гаммой, но оба тут же отвернулись.
— Нам не следует пойти с ней? — спросил Слиппер.
— Зачем? — ответил вопросом на вопрос Джеральдо.
— Расскажи мне, — попросила Люсинда, когда вошла Майя.
Люсинда лежала на кровати из подушек, свернувшись и натянув грубое одеяло до плеч. Она задула все светильники, за исключением одного. Он мигал сквозь абажур с отверстиями, отбрасывая странные тени.
Майя не смотрела на нее. Шаль упала у нее с плеч на пол.
— Он ничего не сделал, — горько засмеялась она. — Он заставил меня просто покрутиться перед ним, потереться об него… Он называл это танцем. Он сказал, что предпочитает собственную руку.
Майя медленно размотала сари, мгновение стояла обнаженной, потом надела простой халат. Продолжая молчать, она сдвинула несколько подушек, чтобы соорудить кровать, потом со вздохом вытянулась на них. Наконец она повернулась к Люсинде.
— Он хочет, чтобы я тебя обучила, как обучали меня.
Она произнесла слова просто и буднично, словно они не были мерзкими, но Люсинда сжалась.
— Он старый, — продолжала Майя совершенно бесстрастным тоном. — Все произойдет быстрее, если ты сама будешь шевелиться, и еще быстрее, если ударишь его по ягодицам пятками, покусаешь ему шею и пососешь язык, — она произнесла все это, не глядя на Люсинду. — Для тебя это может быть неприятно, но таким образом все быстро закончится. Или ты можешь просто лежать на спине, напряженно и ни в чем не участвуя. Тогда все будет продолжаться дольше. Но таким образом он будет чувствовать себя несчастным. Тебе придется выбирать, — Майя потянулась к своему мешку. — Я бы лично предпочла сделать его несчастным.
— Было очень плохо?
— Не хуже, чем совокупления с купцами в храме. Мы же говорили об этом, не правда ли? — Люсинда кивнула. — Он мог бы помыться. Может, тебе удастся его убедить.
Майя высыпала содержимое мешка на одеяло, которым были прикрыты ее колени, и нашла кусок матери с мышьяком, который ей отдала Люсинда. Все остальное она затолкала назад в мешок.
— Мой у меня тоже есть, — сказала Люсинда и достала серебряную коробочку. Она открыла крышку со щелчком, и в свете лампы заблестела красная паста. — Что будем делать?
Женщины смотрели друг на друга. Их глаза горели в мигающем свете лампы.
И тогда они услышали стоны.
Мужчины, сидевшие вокруг костра, едва отвернулись от покачивавшейся тени Майи, когда услышали какой-то звон из шатра Викторио.
— Он все еще продолжает развлекаться, — пошутил Джеральдо. — Не понимает, что танцовщица уже ушла.
Опять послышался какой-то звон, потом шум. Да Гама поднялся на ноги и засунул пистолеты за пояс.
— Там что-то не так, — произнес он.
Но до того, как он успел что-то сделать, появился шатающийся Викторио в одних панталонах. Он держался за веревочные растяжки шатра.
— Мне нужно помочиться, — прокряхтел он.
— Выглядишь ты ужасно, — Да Гама двинулся к нему, чтобы помочь, но старик махнул рукой, жестом отгоняя его прочь.
— Слишком много вина. Слишком много женщины, — ему удалось похабно подмигнуть, перед тем как снова схватиться за веревку, чтобы удержать равновесие. — Мне просто нужны кустики, вот и все, — он качнулся вперед, чуть не свалился, затем прислонился к дереву. Потом он, шатаясь, сделал еще несколько шагов и врезался в часового. — Ты кто такой, черт побери?
Стражник помог ему подняться на ноги.
— Я вас охраняю, господин.
Разглядывая его, Викторио прищурился. Глаза у него так затуманились, что он почти ничего не видел.
— Слава Богу, — сказал Викторио. — Я думал, что ты старина Ник[55], который пришел забрать меня прямо в ад.
Он засмеялся, причем так сильно, что рухнул на колени. Да Гама бросился ему на помощь.
— Я подумал, что это старина Ник, — сообщил ему Викторио, словно делился секретом. — Подумал, что мое время истекло. Не то чтобы меня это волновало. Я бы умер счастливым. Боже мой, она извивалась на мне, словно рыба!
Да Гама поднял его на ноги и помог добраться до кустов.
— Боже, я показал ей, на что способен настоящий мужчина. Знаешь, раньше у нее были только индусы. У них маленькие члены, вот такие… Викторио показал на розовый согнутый мизинец и засмеялся.
Смех перешел в кашель, причем такой сильный, что он снова рухнул на колени и стал хватать ртом воздух. Да Гама похлопал его по спине, понимая, что это бесполезно. Викторио с трудом дышал. Глаза выпучились. Кашель смешался с тяжелым дыханием. Его начало тошнить, и рвота залила грудь. Зловонная лужа растеклась у колен. Да Гама пытался его поднять, но только запачкался. Викторио хватал Да Гаму за руки, глаза у него сильно округлились, и создавалось впечатление, что они вот-вот вылезут из орбит, лицо покраснело, вены на шее вздулись и пульсировали. Пальцы Викторио все сильнее сжимали руки Да Гамы, лицо исказилось.
— О Боже! — выкрикнул Викторио, и слово перешло в вопль.
Тело начало дергаться, он отпустил руки Да Гамы и схватился за живот.
Да Гама услышал звук, напоминающий разрыв ткани, и затем почувствовал вонь. Викторио слабо тянул штаны вниз, но действовал недостаточно быстро. Огромный бледный живот шевелился в тусклом свете. Да Гама видел, как он извивается, словно наполненный угрями. Из Викторио вылетела очередная порция мерзости.
— Зови на помощь! — крикнул Да Гама часовому.
— Есть! — стражник уже повернулся, но затем снова посмотрел на Да Гаму. — Какая нужна помощь, господин?
— Зови Джеральдо, Слиппера, кого угодно!
Живот Викторио снова скрутило, и он издал болезненный хриплый стон.
— Не оставляй меня, Да Гама! — выдохнул он и стал хватать ртом воздух, потом снова застонал. Да Гама встал на колени рядом с ним. — Я был дураком, — прошептал он и взвыл в агонии. — Да Гама, помоги мне!
55
Старина Ник — дьявол, сатана.