Ещё дальше, посреди большой насыпи, возвышалась ступенчатая пирамида с железным вагончиком на вершине, над которым вращалась вогнутая эллиптическая антенна, "просвечивая" пространство на десятки километров вокруг.

В ста метрах от радиолокатора начинался непосредственно аэродром: две длинные параллельные прямые ВПП, за ними частая гребёнка рулёжных дорожек, к которой примыкают три широких площадки для самолётов. Вдоль этих стоянок расположились склады продовольствия, запчастей, оружия и боеприпасов, толстые бочки топливных цистерн, стальные поленья ангаров и трёхэтажное здание диспетчерской со стеклянной рубкой управления полётами на плоской крыше.

Дитер включил указатель поворота, прижался к похожему на спящего медведя сугробу, рядом с каким‑то строением из металла. Я тоже припарковался, вылез из машины и подошёл к унтерштурмфюреру.

— Дальше пойдём пешком, — сказал он и вытянул руку: — Во — он наш самолёт.

Я посмотрел в ту сторону. В самом начале белой от снега взлётной полосы поблёскивал стёклами квадратных иллюминаторов трёхмоторный Ю-52 с пулемётной турелью в районе хвоста, чёрными крестами на крыльях и бортовым номером "2287" на рёбрах гофрированной обшивки. Левее воздушного работяги темнели тяжёлые туши бомбардировщиков, за которыми едва различались зализанные силуэты истребителей. Возле "юнкерса" никто не суетился, двигатели не работали, и вообще ничего не говорило о том, что он готов к полёту, кроме железного короба на колёсах, от которого к моторам транспорта тянулись брезентовые шланги.

— Я полечу с вами. Наша первоочередная задача найти лётчика, пока мои люди отвлекают на себя внимание.

— Не надо никого искать, сам справлюсь, — ляпнул я, чем сразу заслужил удивлённый взгляд унтерштурмфюрера и поспешил добавить: — Ещё до войны учился в лётной школе. Сразу скажу: не ас, но "птичку" от земли оторвать смогу.

На самом деле я ни разу не управлял настоящим самолётом вживую. На компьютерных симуляторах "летал", не скрою, но это равносильно тому, как заниматься сексом с резиновой женщиной: результат один и тот же, а ощущения разные. Всегда хотел попробовать себя в роли пилота, потому и вцепился в этот шанс, как Тузик в грелку.

— Хорошо, тогда я займусь делом, а вы отправьте Юргена ко мне.

Дитер щёлкнул замком двери, сунул голову в салон и о чём‑то заговорил с парнями. А я вернулся к "хорьху", передал Юргену приказ и помог Марике выйти из машины.

Ветер с залихватским посвистом нырял под крыльями дремлющих самолётов, путался в стойках шасси. На секунду бросив игры с мёртвым железом, он сорвал с сугроба снежную крупу, швырнул пригоршнями нам в лицо и, довольно хохоча, вернулся к прежним занятиям.

Я сразу скинул с себя шинель, набросил её на плечи Марики.

— Не спорь! — пресёк я слабые возражения. — К тому же мы скоро сядем в самолёт, а там не так холодно.

Ежась от крепкого морозца, я посмотрел, чем занимается Дитер. Тот вместе со своими людьми доставал какие‑то ящики из багажника "опеля". Относительно узкие, длиной около метра, они сильно смахивали на тару из‑под магнитных мин.

Мои предположения оказались верны: щёлкнув замками крышек, немцы поочерёдно разложили на дороге похожие на кухонные воронки боеприпасы. Пока его люди снаряжали мины запалами, Дитер подошёл ко мне:

— Готовы, штандартенфюрер?

Я промычал что‑то невнятное, стараясь не так заметно пританцовывать на месте: пальцы ног онемели ещё в машине, и я пытался восстановить нормальное кровообращение. Да и стоять в одном мундире на морозном ветру — то ещё удовольствие.

— Может быть, всё‑таки найдём пилота? Я скажу ребятам, они это мигом устроят.

— Не надо, — ответил я, с трудом разлепив посиневшие от холода губы. — Я справлюсь. Давайте уже займёмся делом, времени остаётся всё меньше, а нам до места ещё лететь и лететь.

— Хорошо, — кивнул Дитер. — Вы с фройляйн идите к самолёту, будьте готовы завести двигатели, как только увидите фейерверк.

Он вернулся к диверсионной группе, а мы с Марикой побежали к "юнкерсу".

Первым делом мы вытащили из моторов брезентовые рукава. Они были тёплые на ощупь, значит, тепловую пушку выключили недавно. Что ж, одной проблемой меньше: не надо заботиться о прогреве, провернул стартеры — и готово.

Намотав рукава поверх стального кожуха с прорезями воздухозаборников, мы ухватились за дышло и попробовали сдвинуть тяжёлую установку с места. Размером со строительный пневмокомпрессор, она весила с полтонны, если не больше, и никак не хотела двигаться. Мы изрядно намучились, прежде чем до меня дошло, что под колёсами могут быть тормозные башмаки.

Я глянул вниз, мысленно наградил себя нелестными эпитетами, самыми безобидными из которых были "осёл" и "тупица", и выдернул упоры из‑под колёс. Дела сразу пошли на лад. Ещё раз навалившись на теплопушку, мы сдвинули её на несколько метров в сторону, полностью освободив взлётную полосу.

За левым крылом самолёта в гофрированной обшивке виднелись две длинные вертикальные щели. Я нащупал ручку замка, распахнул дверь, вытащил из салона узкую лесенку и приставил к борту.

— Прошу вас, фройляйн, — сказал я, вытянув вперёд руку и склонившись в шутливом поклоне.

Опираясь на мою ладонь, Марика с грацией королевы взошла по трапу на борт самолёта. Я следом за ней оказался внутри "юнкерса". Сквозь прямоугольники иллюминаторов в салон транспортника просачивались бледные лучи ночного светила. В серых сумерках грузового отсека чёрными кубами высились какие‑то ящики, вдоль бортов тускло поблёскивали алюминиевые дуги откидных скамеек.

Мы потопали в кабину пилотов. Узкая дверь была открыта, по бокам дверного проёма выступали трубчатые каркасы кресел, в просвете виднелись квадратные стёкла кокпита, под которыми мерцала кругляшками циферблатов широкая приборная доска: она опиралась на железную коробку с торчащими из прорезей рычагами, какими‑то тумблерами и краниками на передней панели.

Я посторонился, пропуская Марику вперёд, указал на место бортмеханика:

— Садись.

Марика села в жёсткое кресло с меховой накидкой, поставила ноги на педали (в узком пространстве между бортом кабины и железным коробом их больше некуда деть), и сложила руки на коленях, не решаясь взяться за штурвал.

— Саня, мне страшно, — сказала она дрогнувшим голоском, — здесь так много всяких ручек, переключателей и приборчиков. Боюсь, у меня не получится.

— Не бойся, тут ничего сложного нет. К тому же самолётом буду управлять я, ты мне просто поможешь, когда я скажу. Поняла?

Марика схватила мою руку, прижала к щеке.

— Поняла, но мне всё равно страшно. А вдруг у нас ничего не получится?

— Всё у нас получится, — сказал я как можно мягче. — Смотри внимательно и запоминай.

Я наскоро стал объяснять Марике назначение приборов, показывая, что и в какой последовательности делать. До конца лекции оставалось совсем чуть — чуть, когда грохнули первые взрывы, и на месте нескольких истребителей взметнулись огненные грибы. Чуть позже недалеко он нашего "юнкерса" рванули три или четыре бомбардировщика.

От яркого зарева на взлётном поле стало светло как днём. К тому же освещения добавили вспыхнувшие прожекторы: одни зашарили по аэродрому, другие пронзили небо белыми спицами.

Оглушительно завыли сирены, послышался сухой треск автоматных очередей, хриплый лай собак и крики людей. Длинные пунктиры трассеров вспороли облака, из которых сразу посыпался редкий снежок.

Я плюхнулся в кресло пилота, чуть не треснувшись коленкой о стойку штурвала, с удивительной для закоченевших пальцев лёгкостью быстро защёлкал тумблерами, подавая питание в бортовую сеть, и с воплем: "От винта!" завёл двигатели.

Достаточно прогретые, они запустились с пол — оборота, кабина тут же наполнилась шумом и гудением. Держа одну ладонь на штурвале, я положил вторую на рычаг управления закрылками, передвинул на отметку "угол 25" и стал ждать, когда приборы покажут нормальные для взлёта температуру и давление техжидкостей.