Будучи юнкером (немецким землевладельцем), формально Бисмарк-отец относился к знати, но не был обладателем таких материальных богатств, которые гарантировали бы ему необходимую степень влияния в государстве. С другой стороны, происхождение матери (она была из семьи чиновника, приближенного ко двору короля Фридриха Вильгельма II) сыграло значительную роль непосредственно в определении жизненного пути Бисмарка и даже открыло ему некоторые стартовые возможности. Кроме того, жившая в детстве и ранней юности при королевском дворе мать Бисмарка не только узнала об искусстве придворных интриг, но и сумела развить гибкий изобретательный ум, без всякого сомнения, переданный сыну, в которого она почти безоговорочно верила.

Некоторые биографы Бисмарка утверждают, что факт неучастия его отца в освободительной войне 1813–1814 гг. определенно отразился на характере мальчика, ибо патриотические настроения того времени часто заставляли детей отстаивать с кулаками честь своей семьи. Так, Алан Палмер даже пришел к выводу, что в детстве Отто был «агрессивным аутсайдером, остро ощущавшим свою ущербность». Не исключено, что трепетные переживания детства и ранней юности, неприятные и постыдные ощущения собственной уязвимости, сложность преодоления фрустрации для воинственного и неукротимого характера Бисмарка позже и пробудили в нем жажду значимости именно на поприще немецкой государственности и развития национальной идеи. Не менее серьезным фактором влияния на формирование бисмаровской сверхидеи была мать, не только передавшая сыновьям пылкие амбиции, но и обеспечившая им вполне пристойное образование. Последнее явилось немаловажным фактором, если учесть, что речь идет о престижной и экстравагантной в те времена Берлинской школе Пламана, куда, по твердому настоянию матери, были отправлены оба мальчика. Похоже, именно в этом учебном заведении, где особое внимание уделялось развитию самобытных личностных качеств, молодой Бисмарк и освоил за пять лет обучения основы многогранного стратегического мышления. Кроме того, школа стала не только гимнастическим залом для развития юного, достаточно цепкого и плодовитого ума, но и хорошей закалкой самостоятельности. Хотя, отдавая дань объективности, стоит заметить, что будущий канцлер Германии весьма тяготился достаточно строгой дисциплиной школы. Иначе и быть не могло – оторванный от дома и находящийся в жестко управляемом коллективе с семи лет, он, с одной стороны, был вынужден отказаться от детской жалости к себе, а с другой – рано научиться жить в мире со своими порой весьма бурными эмоциями и переживаниями. Более того, результатом такой самостоятельности стало зарождение несокрушимой уверенности в себе, сыгравшей такую значительную роль в его дальнейшей жизни.

Немаловажным для дальнейшей жизни молодого Бисмарка оказался и тот факт, что по окончании школы он не только не уехал из большого города, а напротив, продолжил учебу, даже успев сменить две гимназии. Скорее всего, решающей в таком ключевом повороте событий была роль матери. Также вполне очевидно, что ранняя оторванность от родительского дома и вынужденная самостоятельность, породившие практически всегда сопровождающие их впечатлительность и некую замкнутость мыслей, определили уклон образования молодого человека – учебные заведения, посещаемые Отто, имели четкую гуманитарную направленность. Ранняя самобытность молодого Бисмарка подтверждается и тем, что он был ничем не выделяющимся средним учеником, то есть относился к школе, как и полагалось – как к обязательному, вполне обыденному, а значит, не слишком важному для будущей жизни, почти химерическому занятию без определенной цели. Зато при этом он очень рано стал самоуверенным и заносчивым. Настолько, что будучи студентом университета, он умудрился в первые девять месяцев поучаствовать в двадцати пяти дуэлях. Это является прекрасной иллюстрацией раннего стремления Бисмарка к реализации амбициозного поведения. Он не соглашался смириться с положением «обыкновенного», или «среднего», ученика, и лютый протест служил извращенной и едкой формой самовыражения. К определенной особенности характера также можно отнести и нежелание молодого человека откликаться на требования наставников и его попытки с самого начала жизни найти свой стиль восприятия информации. Однако взамен учебы и хороших оценок мальчик запоем читал, в основном английских и немецких авторов, а позже направил усилия на овладение особенностей международных отношений стран Европы. Не исключено, что последнее явилось как раз результатом негативных переживаний детских лет, связанных с защитой семейной чести. Но чтение запоем, как водится, сослужило ему хорошую службу – позже именно уникальные знания истории и вообще особенностей взаимоотношения европейских государств вкупе с синтезом текущей политической ситуации, к чему оказался способным гибкий бисмарковский ум, определили направление главных усилий и окончательный выбор жизненного пути.

Интересно, что если отец не высказывал какого-либо отчетливого отношения к образованию сыновей, то гораздо более требовательная и притязательная мать была чрезвычайно недовольна его уровнем. Например, по ее мнению, юноши должны были иметь гораздо более точное представление об идеях, которым предстояло посвятить дальнейшую жизнь. Как это ни удивительно, именно женское чутье и интуиция подсказывали матери Бисмарка, что идеи являются движущей силой человеческого развития. Она не могла осознать лишь одного – идеи не рождаются в духовной кабале, они приходят лишь в моменты наибольшего творческого прозрения, благоприятной средой для которого является атмосфера полной свободы спокойствия разума. Догматы берлинской учебы, даже с учетом их прогресса, тяготили развитие представлений Бисмарка о своей роли, несмотря на то, что открыли ему путь в мир размышлений.

Все же стоит упомянуть о влиянии на молодого Бисмарка одного наставника – теолога доктора Шлейермахера, привившего Отто рациональный подход не только к религии, но и к самой жизни. Впрочем, отношение к религии вообще после общения с известным ученым навсегда так и осталось лишь подчеркнуто холодным – прагматичный ум формирующейся личности не нашел в ней рационального зерна. По окончании гимназии в возрасте семнадцати лет (по воспоминанию самого канцлера) он имел твердое убеждение в том, что «республика – это самая разумная форма государственного устройства».

Однако до настоящей идеи еще было настолько далеко, что она могла бы так никогда и не родиться.

На путь истинный неоперившегося и довольно амбициозного Бисмарка снова подтолкнула мать, настояв на его отправке в университет Георга Августа в Геттингене. Очевидно, и тут развитое материнское чувство не подвело – учебное заведение славилось безмятежным свободомыслием и необычайной для того времени широтой интеллектуального воззрения. Похоже, мать чувствовала определенную закомплексованность и зашоренность во взглядах сына и потому приложила еще одно усилие для ненавязчивого определения его жизненного пути. Неудивительно, однако, что и в университете отношение к академической учебе у будущего канцлера не изменилось. Напротив, его самоуважение начало приобретать такие диковинные формы, что без преувеличения могло бы уже называться манией величия. Отношение к профессорам, среди которых были и известные в стране, маститые колоссы от науки, было презрительно-ироничное. Хотя исключения, конечно, были. Но удивительно то, что степень уважения к тому или иному ученому у Бисмарка никак не была связана с восприятием остальными студентами и с официальными оценками заслуг преподавателя перед наукой – уже в столь юном возрасте он сумел отделить истинное обаяние от бутафории званий и символов. Другими словами, в суждениях молодого Бисмарка присутствовал уровень свободы и радикализма, присущий лишь людям, готовым к серьезным поступкам, уверенным в собственных дерзаниях и не отягощенных влиянием окружающих масс. Последнее, бесспорно, являлось достижением матери, демонстрирующей уникальный для того времени нонконформизм по отношению к мужу.