Со мной сотрудник посольстаа Борис Бмельянович Низовцев, хорошо знающий зту землю. То, что он говорит, удивляет меня. Обычно, когда смотришь на какой-нибудь ландшафт в неблагоприятное время года (зимой, поздней осенью, ранней весной) говорят: «Это что! Посмотрели бы вы, какая красота здесь летом!» Так вот, Борис Емельянович говорит: «Это что! Посмотрели бы вы на эту землю зимой! Мороз за пятьдесят. Воздух звенит. И степь, и холмы, и горы – все белоснежное, но все изрезано разноцветными тенями: синими, красными, лиловыми, почти что черными. Фантастика, сказка. Нет, вам надо поглядеть на эту землю зимой!»

Иногда в родственных языках первоначальное значение слова сохраняется первозданнее, нежели в русском языке. Например, если спросить в Болгарии, как пройти туда-то и туда-то, болгарин скажет «направо». Но это не значит, что надо идти направо. Надо идти прямо. В самом деле, говорим же мы, что «наше дело правое», то есть правильное, прямое. А «направо» в Болгарии будет «надясно» – от десницы, правой руки.

Или – в Польше. Возил меня по стране с серией выступлений польский поэт Мариан Гжещчак. Его задачей было представлять меня слушателям и немного рассказывать обо мне. Каждое его выступление начиналось сообщением о том, что я родился в селе Алепине в семье «хлопской», то есть холопской. Буквально – крестьянской. Ну, знаю, знаю я, что действительно родился в крестьянской семье, но каждый раз, когда говорилось «хлопской», меня в глубине души передергивало. Одно дело – семья крестьянская, а другое – холопская.

Телевизор – это кишка, введенная в желудок (через пищевод), с воронкой на наружном конце для принудительного питания.

Ухаживал я за молодой женщиной, учительницей, между прочим, московской школы. Ужинаем в ресторане, оживленно беседуем. К случаю я ввернул:

– Ну, знаете, вам для полноты образа не хватает только нимба над головой.

В лице собеседницы почувствовалось борение чувств: хочет о чем-то спросить и стесняется. Наконец преодолела себя, решилась:

– А что такое нимб?

Приезжали колонизаторы на вновь открытые земли, выманивали бусами и побрякушками-безделушками золото, серебро, слоновую кость. Иду по набережной в Сан-Франциско. Индейцы, приехавшие из резервации, разложили бусы и побрякушки-безделушки (так называемые сувениры), выманивают у туристов доллары.

Иногда, чтобы поднять какую-нибудь отстающую отрасль и впрыснуть в нее жизнь, делают капиталовложения. Но это как если бы, когда у автомобиля спустит колесо, взять и накачать его. Через десять минут колесо спустит снова. Надо сначала либо поменять колесо, либо заклеить дырку.

Выбрал Толстой Сонечку Берс, восемнадцатилетнрю девицу, и она сразу же согласилась стать его женой.

Конечно, жизнь с таким человеком была не из самых легких, конечно, она нарожала ему кучу детей, конечно, она переписала (но не написала) несколько раз «Войну и мир». И вот все это уже давало ей возможность сказать про Толстого по иному поводу: «Дурь и прихоть». Ну, например, когда он сел вдруг за изучение греческого языка. Справедливо ли?

Разные ритмы жизни.

Во Франции в деревне Домреми сохранился дом Жанны д'Арк и церковка около него. Я был в этой церкви. Она очень древняя. Там на каменной доске начертаны в последовательности имена всех настоятелей этой церкви начиная с тринадцатого века. Я был удивлен краткости списка за семьсот лет. Оказывается, семьсот лет – это не так уж много человеческих поколений. Во всяком случае, настоятелей сменилось там меньше, чем председателей в нашем колхозе за пятьдесят лет.

Известно, что самыми большими специалистами по части российских самозванцев были раньше польские короли и магнаты. Это естественно. Они стремились к независимости, ко всяческому возможному ослаблению Российской империи. Тут и два Дмитрия-самозванца, тут и княжна Тараканова…

Но почему-то все проходят мимо любопытных фактов в истории Пугачева.

Конечно, на бунт, на восстание хватило бы и самого Емельяна, как хватило Степана Разина или Булавина. Но что за фантазия у простого неграмотного мужика провозглашать себя императором?

Между тем в «Истории Пугачевского бунта» у Пушкина читаем:

1) «Сей бродяга был Емельян Пугачев, донской казак и раскольник, пришедший с ложным письменным видом из-за польской границы»;

2) «…оставшись у Кожевникова, объявил ему, что он император Петр III, что слухи о смерти его были ложны, что он, при помощи караульного офицера, ушел в Киев, где скрывался около года; что потом был в Цареграде и тайно находился в русском войске во время последней турецкой войны…» (то есть какая подробно разработанная версия!);

3) «…он уверял, что… у него на границе заготовлено двести тысяч рублей; обещал он каждому по двенадцать рублей в месяц жалованья»;

4) распоряжение Рейнсдорпа: «У польских конфедератов, содержащихся в Оренбурге, отобрать оружие и отправить их… под строжайшим присмотром…»;

5) и наконец, когда генерал-аншеф Александр Ильич Бибиков начал успешно громить Пугачева, то вдруг внезапно скончался на сорок четвертом году жизни. У Пушкина читаем в конце пятой главы: «Молва приписывала смерть его действию яда, будто бы данного ему одним из конфедератов» (!).

Я ничего не говорю, но все-таки, не правда ли, есть о чем подумать.

В начале пятидесятых годов Н. был очень известным и активным журналистом. Он освещал в репортажах и очерках одну, как тогда называли, «великую стройку коммунизма». В конце концов по его сценарию был сделан большой документальный кинофильм об этой стройке.

Журналистская активность всегда связана с бесчисленными звонками из редакций. Однажды Н., засев за работу, приказал своим домашним:

– Откуда бы ни звонили и кто бы ни звонил – меня нет дома. И вообще нет в Москве.

Вечером жена ему сообщила:

– Несколько раз спрашивал один и тот же голос. Он оставил свой номер и просил обязательно позвонить. Н. позвонил и спросил, в чем дело.

– Очень жаль, – сказали ему, – что вас не оказалось в Москве. У Иосифа Виссарионовича был просмотр фильма, и мы думали, что вам как автору сценария было бы интересно присутствовать…

С тех пор Н. всегда подходил к телефону, но есть вещи, которые не повторяются.

В двадцатом веке осуществилось как бы географическое единство мира. Мир стал маленьким и доступным. Расстояния на земном шаре измеряются лишь часами. Но при этом не осуществилось единого сообщества людей на земле. И в этом одно из главных противоречий современного состояния человечества. Географические расстояния предельно сократились, а общественные, социальные, национальные, государственные, политические расстояния остаются в лучшем случае прежними.

Много раз приходилось выступать на коллективных позтических вечерах, когда на сцене усаживаются десять, а то и больше выступающих.

Все мы коллеги, если не друзья, называем друг друга по именам: Женя, Вася, Юля, Сережа, Миша… Все доброжелательны друг к другу.

Друзья-то друзья, но вот вдруг начинается легкое летучее препирательство, этакая торговля, кому, когда, вслед за кем выступать. Дело в том, что у аудитории, у течения вечера есть свои закономерности. Внимание аудитории можно было бы даже изобразить графически: за пиками следуют спады, ямы, провалы. Например, когда выступает первый, публика еще не сосредоточилась, не собралась, первого выступавшего она может как бы пропустить мимо ушей. Или другой случай. Если у выступавшего был бурный успех, аплодисменты и прочее, то можно смело сказать, что публика выплеснула на него свои эмоции и следующему их не достанется, следующий оказывается в слабой позиции, в точке резкого спада внимания аудитории. Напротив, если выступал слабый и нудный поэт, то это выгодный фон, после него самый благоприятный момент для выхода.