Я на мгновение подумала, может Мартину следует приобрести какой-нибудь тестер для определения яда. Я не доверяю Бэну, этот предатель мне не нравится.

— Нет, — сказал Мартин.

Я чуть не рассмеялась, несмотря на свое нервное состояние. Простое «нет» Мартина, прозвучало, больше чем нет. Было похоже на предупреждение и угрозу, на разрешение уйти и требование. Я была впечатлена тем, как много презрения он вложил в одно маленькое слово.

— Ну хорошо... — последнее, что я услышала, это шаги Бэна по песку. — Я проголодался, пойду поем. Увидимся с вами позже.

Я не двигалась, даже когда была уверена, что Бэн ушел. Я не могла оторвать пальцы от места, где они крепко сжимали мои ноги.

Повзрослев, я пыталась похудеть, но не расстраивалась, как большинство людей из-за своего размера. Я изо всех сил работала, чтобы принять это. У меня было желание быть другой, но потому что я верила своей маме и ее убежденности, что со мной все в порядке или то, как я выгляжу, это нормально и мое тело само избавиться от лишнего, я никогда не боролась с весом.

Я была пухлым ребенком и очень, очень низкой, ниже, чем другие дети. Потом, во время второго года в старшей школе, я выросла на четыре дюйма и подтянулась. Затем выросла еще на два дюйма на предпоследнем годе учебы.

Но я никогда не была худой и подтянутой, скорее мягкой и сгорбленной. Мне действительно нравилась моя линия талии, поскольку она была узкой, хоть потом и расширялась на бедрах — словно песочные часы, как определила за меня моя мама.

Она говорила мне, я буду гордиться своими формами и телом, любить и дорожить им, потому что оно мое. Никто, сказала она, не должен говорить мне, что думает о моем теле. Если я выскажу другому человеку свои сомнения по этому поводу, то я дам ей или ему контроль над собой, а я должна контролировать свой образ.

Вот, что она сказала.

Но это была не правда. Потому что даже если я знала, что Бэн опустился так низко, и его мнение было также важно, как блеск в море, слово толстуха было обидным, не зависимо от источника.

Я чувствовала взгляд Мартина на себе и хотела бы, чтобы на мне была рубашка или халат, или большой мешок для мусора, чтобы скрыть мои неидеальные формы. Кроме того, я хотела разрезать перфоратором на куски Бэна, когда мне представится такая возможность.

Мартин передвинулся, сев на полотенце Сэм лицом ко мне. Я подняла подбородок, посмотрев на горизонт. Я была не готова смотреть на него. Я пыталась взять под контроль свои растрепанные чувства. Пыталась подавить чувство неловкости, ползущее по моей груди и горлу, душившие меня. Я была неуклюжей, пухлой девушкой, с бледной кожей, сидя рядом с мускулистым и загоревшим Греческим Богом.

Мартин вытянул свои длинные ноги перед собой, оперся на руки позади меня так, что его рука и грудь касались моей спины и руки. Этот контакт был словно искра в моем туннеле холодного оцепенения. Затем он наклонился, уткнувшись носом в мою щеку, и нежно поцеловал меня. Неожиданно для себя я почувствовала, что таю.

— Эй, Паркер, — прошептал он, продолжая целовать мою щеку. — Что случилось?

Я покачала головой, в то время как мое тело инстинктивно прижалось к нему, мое плечо было напротив его груди. Так хорошо было чувствовать его, такого твердого и горячего.

— Почему этот парень здесь? — спросила я.

Мартин оглянулся через плечо туда, где его товарищи по команде ели, после чего снова повернулся ко мне.

— Он что-то сказал тебе?

Я прочистила горло, после чего ответила вопросом на вопрос:

— Зачем ты пригласил его? После того, что он пытался сделать с тобой.

Он мягко вздохнул, потерев пальцами мою руку до локтя, следуя за рукой глазами. Казалось, что он рассматривал мою руку, когда схватил меня за ногу.

— Потому что он сильный, и нужен нам, и лодке, чтобы победить, — его голос был злым, но я знала, что злость направлена не на меня.

Я скользнула взглядом в сторону, обдумывая эту новость и выражение Мартина. Он не выглядел счастливым от того, что Бэн здесь. На самом деле, он выглядел смиренно-сердитым. У меня сложилось впечатление, что он использовал это выражение для компромиссов, и это выглядело неправильно и неуклюже.

— Он пытался накачать тебя наркотиками, — заявила я с пылом, которого не ожидала от себя, чувствуя возмущение за Мартина.

— Я не сказал, что доверяю ему. Я сказал мы нуждаемся в нем. Доверие и нужда, как правило, являются взаимоисключающими, — Мартин поднял свои ослепительные глаза на меня. Я увидела их так близко, что теперь с уверенностью могла сказать, они были точно такого же цвета, как океан. Пятнышки зеленого, серебристого и бирюзового цвета словно излучали звездный свет.

— Но иногда, редко... - начал он и замолчал, переведя взгляд на мои губы, — ты встречаешь человека, в котором нуждаешься и которому можешь доверять.

Он смотрел на меня и я смотрела в ответ, чувствуя смятение и не понимая смысл его слов. Он позволил мне сомневаться еще минуту, после чего потянулся к моей руке, убрав ее с моей ноги, держа почти с благоговением.

— Кэйтлин, Бэн что-то сказал тебе? Потому что, если так, я избавлюсь от него, — глаза Мартина немного сузились, смотря на меня проницательно и изучающе.

Я сделала огромный вздох и отвернулась от пристального взгляда Мартина. Его очевидная забота делала странные вещи со мной. Это заботливое отношение не было собственничеством, и я удивлялась, как раньше путала их, принимая одно за другое.

Я не хочу врать, но если Мартин мог жить с Бэном, который пытался его накачать наркотиками и вымогать деньги, то ради благополучия команды я смогу смириться с несколькими неприятными словами.

Конечно, еще была проблема в том, что Бэн накачивал наркотиками девушек по непонятным причинам...

Я смотрела на море, когда сказала:

— Мартин, я не сказала тебе этого в пятницу, когда встретила тебя на вечеринке, но ты не первый, кого Бэн накачивает наркотиками. Когда он говорил с той девушкой, звучало так, будто... будто он давал наркотики девушкам уже несколько раз. Только с одной целью, как я понимаю, правильно?

Я взглянула на Мартина, он выглядел угрюмо и ожесточенно. Потом сказал сквозь стиснутые зубы:

— Спасибо, что сказала мне сейчас. Я разберусь с Бэном. Он не должен… — замолчал он, медленно выдохнув, — он не должен делать этого снова.

— Но что насчет того, что он делал это раньше?

— Я позабочусь об этом тоже.

— Он такой ужасный. Он... он, как дихромат аммония с ртутью тиоцианата. Он как парень из колледжа преисподней.

Мартин внезапно улыбнулся, застав врасплох казалось нас обоих, он беспечно усмехнулся, как мне показалось, выглядя обеспокоенным.

— Эй, он что-то сказал тебе? Перед тем, как я пришел?

— Он мне не нравится, — сказала я, поспешив добавить, чтобы Мартин не подумал, что я что-то скрываю. — Он неприятный и жуткий, и я не хочу говорить о нем больше. Давай поговорим о химии.

Я скорее почувствовала, чем увидела улыбку Мартина, когда он наклонился вперед и прикусил губами мое плечо, его губы словно парили над моей кожей.

— Да, давай поговорим о химии. У нас отличная химия.

Я отклонилась немного в сторону, потому что его мягкие губы, острые зубы и горячий рот, создавали давление в моей груди, животе и трусиках.

— Я имею в виду наше задание. Я взяла все свои записи, думаю, мы могли бы поискать литературу после обеда.

— Неее, — Мартин поднял голову, положив мою руку на свое бедро, после чего убрал несколько выбившихся прядей волос с моего лица. Он заправил их за ухо. — Мы уезжаем. У нас есть планы.

— Планы? Какие планы?

— Я знаю одно место, где мы сможем побыть наедине.

— Зачем, если у тебя есть пятьдесят свободных комнат в доме? — сказала я, после чего почувствовала, как краснею от непреднамеренного намека. — Ох... я имею в виду... это... то, что я имею в виду... ох.

Он смотрел на меня с улыбкой из под приподнятых бровей, а затем сказал, когда я попыталась закрыть лицо руками: