– Я боюсь, Вик, боюсь того, что будет, – прошептала Глория сквозь слёзы. Она говорила что‑то ещё, но он ничего не понимал из‑за рыданий, срывающих её голос. И сам говорил какую‑то малопонятную чепуху в ответ, одновременно гладя Глорию по голове, по плечам, по спине, с единственной мыслью: успокоить.

* * *

Криолитовое покрытие, отсвечивающее фиолетово‑чёрным, пружинило под ногами. Здание Космопорта приближалось с каждым шагом, нарастало огромной, заслоняющей свет громадой. Оно ещё строилось – куча техники, стройматериалов, людей в спецодежде – и при этом было самым высоким зданием на планете. «Просторный зал ожидания, эскалаторные дорожки, бар, игорный зал и ресторан. Гостиница со всеми удобствами здесь же! И всё в одном комплексе, под одной крышей!» Так описывали его в рекламных проспектах эмиграционной службы.

Отъезжающих было немного, а провожающих и того меньше. Среди всей этой небольшой кучки отбывающих домой мало кто обращал внимание на троих, стоявших в стороне от всех. Молодой человек в форме пилота гражданских сил и с ним две девушки. Одна из них – черноволосая, маленькая ростом и подетски хрупкая – бережно поддерживала другую под руку. Вторая – в длинном плаще из необычной струящейся ткани, скрывающем большой живот.

– Пойду, отмечу билеты в кассе, – произнёс Виктор, взглядом окинув площадку, ярко освещённую полуденным солнцем. Далеко впереди, на стартовой площадке, слепил глаза ярким металлом космический челнок.

Пока ещё первый и единственный на этом Космопорте. Он совмещал в себе функции грузоперевозчика и пассажирского корабля: вокруг него суетились люди, – крошечные фигурки по сравнению с этой сложной конструкцией – управляли роботами‑погрузчиками: следили за погрузкой корабля. Во всей этой суете чувствовалась жизнь, движение. Здесь же, у ряда турникетов, которые должны были отделить провожающих от пассажиров, всё казалось застывшим, как во сне. Люди стояли неподвижно, разговаривали шёпотом. Высокие деревья метрах в пятнадцати, отделённые невысокой металлической оградкой, тоже были неподвижны, как нарисованная декорация. Ни шелеста листьев, ни скрипа! Даже пения птиц не слышно…

В этой тишине звук шагов, почти полностью гасимый криолитом, показался неожиданно громким. Все люди разом повернули головы в сторону Виктора, тот шел, по‑военному печатая шаг, расправив плечи и подняв голову. Эта привычка недавнего военного выдавала в нём человека решительного, уверенного в себе. Глория и Гаргата тоже провожали его глазами до тех пор, пока Виктор не скрылся в тени здания.

– Что в нём такого, чего нет в наших, в гриффитах? – В голосе Гаргаты почувствовалось тщательно скрываемое отчаяние.

– Гаргата, – позвала с мольбой Глория, – не начинай всё сначала. Ведь мы же уже всё решили.

– Да‑да, извини, – Гаргата потрепала подругу по плечу обнадёживающим и успокаивающим жестом. – Просто я до последнего не могла поверить, что ты решишься на переезд… На Ниобу! Там же совершенно другой мир… Не знакомый нам…

– Ничего, – Глория решительно вскинула голову и чуть сузила глаза с упрямой улыбкой на губах. – Мы с Виктором решили: как только я соскучусь по дому, мы тут же вернёмся. Сразу же…

– А как же ребёночек? – Гаргата осторожно коснулась её живота. – Не лучше бы было дождаться, пока он родится? Осталось‑то чуть больше месяца, а так, в дорогу, может быть опасно.

– Нет. Я обследовалась вчера, и мне дали разрешение на перелёт. Гаргата, ты просто ищешь повод задержать меня здесь, – Глория невольно улыбнулась. Всё те же слова и отговорки, всё повторялось по одному и тому же сценарию, но сейчас это вызывало лишь улыбку.

– Пойми меня, пожалуйста, – заговорила Глория после минутного молчания. – Из‑за меня Виктору пришлось задержаться здесь почти на месяц. Он больше двух лет дома не был. А тут все эти бумаги, разрешения… Сама понимаешь… Если бы не моё положение… Только из‑за нашей с ним свадьбы… А он ещё хотел познакомить меня со своими родителями. Они же ничего – совершенно ничего! – не знают обо мне. Ни про меня, ни про нашего с ним ребёнка.

Упоминание о родителях, видимо, вызвало у Глории неприятные воспоминания: она вдруг как‑то помрачнела и отвернулась, пряча взгляд.

– Как приедешь, дай знак, – перевела разговор на другую тему Гаргата. Она догадалась, о чём думала сейчас Глория: о той катастрофе с родителями, о их гибели. Такой судьбы и врагу не пожелаешь, а тут лучшая подруга…

Они обе молчали несколько минут, думали каждая о своём.

– Да, обязательно, – Глория как‑то рассеянно кивнула головой в ответ. – Обязательно сообщу о себе, о нас, точнее, – они обе вместе улыбнулись над этой поправкой, и Глория с той же улыбкой добавила: – Если на Ниобе будет интересно, обязательно приглашу тебя в гости.

– Но если не понравится, всегда жду назад, – подхватила Гаргата с ответной улыбкой на лице.

Виктор появился совсем неожиданно, подошёл тихо откуда‑то со стороны, и в этот момент над площадкой зазвенел приглашающий женский голос, умело синтезированный компьютером:

– Объявляется посадка на борт номер… по маршруту Гриффит – Ниоба!

Все вокруг зашевелились: людские голоса, птичий гомон за оградой, даже ветерок почувствовался на лицах, прохладный и ласковый, – всё неожиданно ожило!

– Пора! – сказал Виктор и перевёл взгляд сначала на Глорию, потом на Гаргату и снова посмотрел в сторону площадки.

– Над твоим опытом сейчас весь отдел работает, – заговорила вдруг Гаргата торопливо и сбивчиво, – доводят до ума, копают новые доказательства… Но главное‑то доказательство тут, с тобой уезжает, – Она положила ладонь Глории на живот, младенец ощутимо толкнулся. – Наделает он ещё хлопот в научном мире, всем: и нам, и вам!..

* * *

«Здравствуй, Гаргата!

Мои лучшие пожелания из Ниобаты, столицы нашей Ниобы! Пишу письмо только со стереосопровождением, без видеокартинки. До сих пор никак не могу научиться разбираться во всех этих системах. Когда Вика нет, даже сама боюсь подходить к домашнему управляющему: вдруг сделаю что‑нибудь не так. Зато Джейк у меня – только держись! Очень любит всю эту технику. Вот уже месяц, как научился ползать, и я устала оттаскивать его от компьютера. Это ужас какой‑то!

Они с Виком очень похожи и не только внешне, у них одна общая тяга ко всякого рода механизмам. Виктор смеётся, а мне – хоть плачь! Ходи и гляди, чтоб это чадо не включило ненароком кухонный комбайн или уборочную машину. Ну, ладно, хватит о моих мужичках!..

Что‑то ты ничего не рассказываешь о новом городе, я слышала, что его назвали Чайна‑Фло? Что нового вообще? Как там? Как с программой общего заселения? Ты писала в прошлый раз, что все местные племена ушли подальше в джунгли, это осложнит изучение их жизни. Да, кажется, я уже начинаю скучать по той работе, и по тем людям… Здесь ритм жизни совсем другой, новые лица, новые знакомые. Я устаю от такого количества людей и техники вокруг.

Хотя, нет! Я не хочу жаловаться! Просто я соскучилась здесь: Вика нет уже почти две недели, он на Сионе, выполняет какие‑то перевозки, и вернётся нескоро. Так что мы с Джейком сейчас одни. И вместе с ним ждём тебя в гости. Ведь ты же обещала приехать ещё в прошлом письме!

Поэтому ответа ждать не буду, жду тебя саму. Ни одно письмо так не радует, как твой приезд. Имей это в виду! До встречи! До скорой – подчёркиваю! – встречи!

Р. S. Я получила уже второе приглашение на конференцию, но без твоей помощи ничего не смогу сделать. Правда, от ничегонеделанья я перечитала уже порядочную гору нужной литературы, вот только посоветоваться не с кем…

Твоя Глория.»

Глава 2. Гвардеец Императора

Он явно нервничал, это чувствовалось во всём: в склонённой голове, напряженной шее, в чуть вздрагивающих, как в ознобе, плечах. Он барабанил по пульту пальцами, бессмысленно глядя в пустой экран. Сначала это была обычная дробь нервничающего человека, но затем в ней уловился ритм военного марша. Герцог Ирвин узнал любимый марш Императора: «Навстречу встающему солнцу». Да, это дурной знак…