— Хэлсон, вон мой велосипед. Будь добр, прихвати его, пожалуйста. В случае чего будешь вестовым.

— Хорошо, Джон. Может, и пушку прихватить?

Замечание было встречено взрывом хохота. Высокое звонкое ржание Кэна и зычный утробный гогот Четвуда перекрыли смех остальных. Я оглянулся. Подразделение гурьбой шло за нами, и я заметил, что Кэн и Четвуд шагают по бокам от Худа. Он что-то говорил, они внимали. Я не уловил ни слова, но на миг глаза мои встретились с глазами Худа, и я понял, что если вдруг грузовики каким-то чудом окажутся вполне безобидными, мне несдобровать.

Когда мы подходили к гудроновой кромке летного поля, я невольно ускорил шаг. Мы с Лэнгдоном шли молча. Мне было здорово не по себе, почти страшно. Ночные события больше походили на сон, и теперь, когда я убедил Лэнгдона начать действовать, в душу мне закралось противное ощущение возможной ошибки. Запас веры в себя, похоже, иссяк, едва я добился от Лэнгдона толку. Он тоже волновался. Если я неправ, он выставит себя дураком перед собственным подразделением и будет вынужден отвечать на неприятные вопросы утром, когда мне предъявят обвинение.

Мы миновали первый капонир к северу от нашей позиции и прошли половину пути до второго, когда нас нагнал Худ.

— Ну, и где же эти твои грузовики? — спросил он.

Вопрос был вполне уместный, но в том, как капрал Худ задал его, чувствовалось чуть ли не ликование. В этот миг я был готов возненавидеть весь род людской. Я смутно различал деревья и кусты на северном краю аэродрома. Асфальтированная дорога, похожая в лунном свете на белую ленту, сворачивала влево по периметру летного поля. Нигде не было видно грузовиков, ни малейшего их следа. Я почувствовал, как у меня резко засосало под ложечкой. Гравийный карьер возле фермы Коулд-Харбор показался мне чем-то далеким и призрачным. Меня охватил страх.

— За следующим капониром срежем угол, — сказал я. — Наверное, они растянулись вдоль склона, чтобы покрыть дымом как можно больший участок.

Худ хмыкнул. Он и не скрывал своего недоверия. Я чувствовал, что Лэнгдон волнуется, и ему явно не по себе.

Мы сошли с асфальта на сухую жесткую траву, миновали кучу мешков с песком, окружавших некогда боевую позицию, где стоял «льюис». Местами в траве зияли проплешины голой ссохшейся земли, но когда мы добрались до склона и прошли мимо огромного вала капонира, поросль посвежела, стала гуще. Спотыкаясь о твердые, как кирпичи, комки глины, мы гуськом зашагали между двумя воронками от бомб, оставшимися нам на память после налета в пятницу.

Наконец мы увидели проволоку посреди холма, похожую на черную змею в траве. Вдоль изгороди шли два человека, неся какой-то тяжелый цилиндр. Они были одеты в мундиры ВВС. Я тронул Лэнгдона за рукав. Чувство ликования переполнило меня. Облегчение было столь велико, что я едва мог говорить.

— Похоже, несут дымовые, — сказал я.

Мы остановились и несколько секунд наблюдали за двумя тащившими груз парнями. Подразделение столпилось позади нас, разговоры прекратились: ребята почувствовали, что что-то происходит.

— Ну что ж, — сказал Лэнгдон, — Хэнсон, оставь винтовку и пошли со мной. Остальным залечь в траве — и ни звука!

Мы с Лэнгдоном двинулись вперед вдвоем, не делая попыток спрятаться. По склону шли наискосок, и с каждым шагом глазам открывался все более широкий отрезок изгороди. Показались еще два солдата в мундирах ВВС, тоже с цилиндром. Наконец мы заметили и сам грузовик — он стоял возле проволоки, накренившись набок. Четыре человека вытаскивали из кузова баллоны, один из часовых аэродромной охраны наблюдал за ними, опираясь на винтовку.

— Хорошо, — произнес Лэнгдон. — Пока что выходит, что ты прав.

Мы развернулись и пошли назад.

— Что значит «пока что»? — спросил я.

— Я должен убедиться, что они заняты тем, чем не должны заниматься.

— Но теперь-то ты мне веришь?

— Верю, но ведь ты мог просто ошибиться. Надеюсь, что нет. Ради твоего же блага. А там — бог знает. Вполне возможно, что эти парни действительно из ВВС и раскладывают баллоны по чьему-то приказу. Ты меня понимаешь?

— И что же ты собираешься предпринять?

— Попробую взять их на пушку и заставить выдать себя.

Мы присоединились к остальным нашим.

— Пошли на дорогу, скорее! — велел Лэнгдон. — Пригнуться и не шуметь.

Я подхватил винтовку и двинулся следом за ним. Как только проволоку не стало видно, Лэнгдон перешел на трусцу. Обогнув капонир, мы добрались до асфальта и на дороге прибавили ходу. Ярдов через триста Лэнгдон остановился и сказал, когда подразделение подтянулось к нам:

— Прямо против нас на склоне холма стоит грузовик ВВС. Это и есть наша цель. Растянитесь цепью, промежуток около двадцати футов. Потом двинемся вперед. Как только увидите грузовик, ложитесь и ползите дальше по возможности незаметно. Конечная задача — расположиться полумесяцем вокруг грузовика; стало быть, фланги должны сближаться. Занять позицию не далее чем в двустах ярдах от машины. На это вам дается пять минут с момента нашего ухода. Дальше я отправлюсь один. Огонь открывать либо по команде, либо в том случае, если они начнут стрелять. Получив приказ или, увидев, что в меня стреляют, захватите грузовик как можно скорее, тут я на вас надеюсь. Таким образом, станет ясно, что машины прибыли для поддержки вторжения на аэродром и, следовательно, у нас очень мало времени. Все понятно?

Никто не произнес ни слова.

— Тогда порядок. Растянуться в цепь по обе стороны от меня. Бегом!

Едва подразделение рассыпалось вдоль обочины дороги, Лэнгдон взмахнул рукой и двинулся вперед. Мы шли маленькой группой — Худ, Лэнгдон и я. Мики был ярдах в двадцати слева, а Хэлсон, бросивший велосипед на обочине, — справа. Внушительного впечатления наша цепь не производила: с каждого фланга от нас шло всего по четыре человека, но строй был более или менее ровный. Мы напоминали довольно сносный пехотный взвод, наступающий развернутым боевым порядком.

Скоро мы вышли на кромку холма, спустились ярдов на тридцать вниз и увидели грузовик. Лэнгдон рассчитал правильно: мы оказались точно над машиной. Пригнувшись, мы пошли дальше еще осторожнее. Луна висела достаточно низко, и тень окутывала ближний к кромке более крутой участок склона, скрывая весь наш отряд. Я огляделся по сторонам. С трудом верилось, что мы здесь не одни.

Склон становился все более пологим, тень кончилась. Мы остановились, когда от грузовика нас отделяло не более сотни ярдов. Я тронул Лэнгдона за руку и указал вдоль проволоки на север. Склон там становился шире, и на выступе возле изгороди стоял еще один грузовик. Солдаты в мундирах ВВС разносили баллоны.

Лэнгдон взглянул на часы.

— Пять минут прошло, — сказал он. — Пойду посмотрю, что у них на уме.

— Это самоубийство, — предупредил я. — Если ты заставишь их выдать себя, тебя прикончат без зазрения совести. Дело для них очень важное.

— По крайней мере, умру не просто так, — произнес он с мальчишеским смешком, в котором чуткое ухо уловило фальшивые надтреснутые нотки.

— Разреши мне, — попросил я. — Это ведь мой спектакль.

— Нет, здесь мой выход, — ответил Лэнгдон. — Ты и без того много сделал.

Своим спокойным тоном он ясно дал мне понять, что спор окончен. В конце концов, командиром подразделения был он.

— Ну что ж, только не заслоняй собой того, кто вступит с тобой в разговор. Я буду держать его на мушке. В школе я здорово стрелял.

— Спасибо. — Лэнгдон поднялся на ноги и зашагал вниз по склону. Очертания его стройной фигуры в косых лунных лучах неожиданно приобрели резкость. На востоке, над головой сержанта, небо медленно бледнело.

Лэнгдон подошел к грузовику, и из кузова тут же выпрыгнул человек в мундире ВВС. Лэнгдон чуть отодвинулся в сторону, чтобы не заслонять его собой, а я быстро вскинул винтовку и прижал ее к плечу. Особой нужды в этом, впрочем, не было, поскольку летчик оказался без оружия. Никаких признаков враждебности я не заметил.