Но тут возникает новая опасность. Чтобы «провернуть все это дело», требуется соучастие Эстергази, человека взбалмошного и фанатичного. Бильо поручает Дю Пати де Кламу посредничество между Генеральным штабом и Эстергази. И вот начинается самый смехотворный эпизод этой истории! 23 октября 1897 года маркиз Дю Пати де Клам нацепляет синие очки и фальшивую бороду и направляется в парк Монсури для встречи с графом Эстергази. Он дает понять собеседнику, что Генеральный штаб выгородит его. При условии, что тот будет повиноваться. Дю Пати советует Эстергази просить аудиенции у военного министра. Эстергази отправляется к военному министру и нагло заявляет:

— Я буду защищать честь и славу, унаследованные мною от предков! При необходимости я обращусь к германскому императору. Пусть он враг, но он — солдат!

Кроме того, он сообщает, что какая-то дама — лицо ее было скрыто вуалью — вручила ему документ, исчезнувший из Военного министерства и изобличающий Дрейфуса. У Эстергази имеется фотокопия.

— Если я но добьюсь поддержки и справедливости, если будет упомянуто мое имя, эта фотокопия, находящаяся в настоящее время в надежном месте за границей, будет немедленно предана гласности.

Подобное откровенно шантажирующее письмо, адресованное самому президенту Феликсу Фору, сочинил Дю Пати де Клам и продиктовал его Эстергази.

Тем временем генерал Бильо, беспардонный циник, снабжает прессу сенсационными сведениями и заставляет газеты, издающиеся на тайные средства, всячески поносить его друга детства — Шерера-Кестнера. Анри Рошфор, тот самый Рошфор, который после убийства Виктора Нуара удачно блеснул своим остроумием, обзывает Шерера-Кестнера «сатиром» и «немыслимым прохвостом». Эстергази сам приносит в редакции газет («Суар», «Либр пароль», «Эко де Пари» и «Патри») статьи, инспирированные Генеральным штабом. А тем временем Анри обрабатывает Дрюмона!

Пока газетчики продают на бульварах листки, воспроизводящие факсимиле бордеро, некий банкир Кастро опознал почерк одного из своих клиентов — майора Валсина Эстергази. Он публично заявляет об этом. Матье Дрейфус кидается к Шереру-Кестнеру, но тот ничего не может сказать, так как связан обещанием, данным Леблуа и Пикару. Тогда Матье первый называет имя Эстергази.

— Да, это он, — говорит Шерер-Кестнер.

Они бросаются в объятья друг друга. Эта трогательная сцена отнюдь не портит трагический фарс.

15 ноября Матье Дрейфус, добившийся наконец новых, так упорно отыскиваемых улик, изобличает автора бордеро, из-за которого осудили его брата Альфреда Дрейфуса. Итак, автор бордеро — граф Валсин Эстергази, майор пехотных войск, с весны прошлого года временно освобожденный от должности по причине временной нетрудоспособности.

Властям отступать больше некуда.

Тем временем дрейфусары завербовали еще двух человек, участие которых совершенно изменит ход Дела. Золя пишет Шереру-Кестнеру: «Ваше поведение, столь невозмутимое среди потока угроз и самых гнусных оскорблений, восхищает меня. Вы ведете благородную борьбу за истину, единственно достойную и великую борьбу!»

Однажды ноябрьским вечером, на первом обеде памяти Бальзака, Альфонс Доде, Поль Бурже, Баррес и Анатоль Франс беседуют о литературе. Разговор переходит на Дело Дрейфуса.

Альфонс Доде очень устал, дни его уже сочтены. Вера Золя по-прежнему удивляет этого скептика, который писал автору «Рима»: «Я, например, покинул аббата Фромана в преддверии его мечты о единой родине, о всеобщем братстве. Все эти вещи мне не под силу. А Вы, друг мой, сумеете подняться до этих высот?» Угнетенный Доде шепчет:

— Ох, не нужно больше писать об этом. Не нужно, потому что это наносит вред государству.

— Я не согласен с вами, Доде, — резко возражает Золя. — Ложь наносит вред. А когда истина близка, ничто ее не остановит.

Второй завербованный — Клемансо, настоящий ярый антидрейфусар, который еще несколько месяцев назад рвал и метал: «Что они морочат нам голову своим евреем!» Но через некоторое время он вместе с Эрнестом Воганом обновил редакционный состав «Орор», введя в него Юрбена Гойе, Люсьена Декава, Мирбо, Бернара Лазара, Стейнлена, и вскоре попросил одного человека, которого знал со времени их общего дебюта в «Травай» тридцать лет назад, присоединиться к ним. Это был Золя.

В общей неразберихе господин фон Шварцкоппен, подчиняясь традиции, требующей, чтобы военный атташе уходил с поста после провала одного из своих агентов, был назначен командиром 2-го гвардейского гренадерского полка в Берлине и незаметно убрался из Парижа.

Глава третья

Дрейфус или Эстергази? Но что до них Эмилю Золя, которому трудно было понять военных? Писатель набрасывает заметки о Дрейфусе:

Это поразительно меткая характеристика. Но Золя огорчен, ему вспоминается фраза, сказанная Барресом на бальзаковском обеде: «Я не могу ратовать за человека, если он лишен душевного величия». Такая точка зрения претит Золя, но он слишком хорошо знает, что в этом есть доля истины.

С каким интересом он переносит свой взор на Эстергази. В его внешности и в его имени столько «экзотики»! Затянутый в мундир, отделанный на воротнике, обшлагах и рукавах каракулем, подчеркивающим блеск четырех причудливо переплетенных на плечах золотых галунов, этот офицер 74-го пехотного полка сохранил что-то от наемного солдата Центральной Европы: тонкие приоткрытые губы, крошечная родинка на тяжелом подбородке, черные кустистые брови, сведенные короткими, глубокими морщинами, асимметричные глаза, жесткий, пристальный взгляд, нос, нависший, как ястребиный клюв, над огромными, закрученными вверх усами. Золя угадывает в нем какое-то беспокойство, порывистость, что-то хищное: перед ним неустойчивая, мятущаяся личность, жуир, невропат. За внешностью хищника таится бездонная печаль.

Отпрыск старинного венгерского рода, граф Эстергази благодаря причудам судьбы был аристократом по рождению, к чему Золя относился не без уважения. Как и его далекие предки, он — рыцарь удачи. Некогда его отец писал: «Идеи гуманности и справедливости, насаждаемые в завоеванной стране, свидетельствуют лишь об упадке и одряхлении нации…» У сына это убеждение доходит до крайности. Он считает себя прирожденным полководцем. Легенда гласит, что он — потомок Аттилы. Безумно гордясь своим происхождением, графами и князьями, сражавшимися за Священную Римскую Империю против турок, Валсин Эстергази, сын француженки, выросший во Франции, полон ненависти и презрения к своей буржуазной родине, которая не дает ему и ему подобным отхватывать лакомые куски. В каком-то исступлении, близком к помешательству, он постоянно твердит о том, что его двоюродный дедушка наставил рога Людовику XV. Эстергази называет себя кузеном австрийского императора, что не лишено истины. Этим объясняются его постоянные намеки на Вильгельма. Но, помимо всего, он был сыном туберкулезного отца и сам поражен той же болезнью; аристократический отпрыск славится своей неуемной похотью, свойственной чахоточным. Не чужда ему и страсть к картам. Если бы не графский титул, он мог бы стать своим человеком в преступном мире. Впрочем, Эстергази и так довольно близко соприкасается с ним. Проститутка Пои обожает его, ибо нашла у этого прожженного солдафона качества самца, которые высоко ценятся подобными ей женщинами. У нее подозрительные связи в доме свиданий на улице Роше. Недаром она заслужила незабываемое прозвище — «Дрыгалка».