Возле небольшого уютного отеля «Терминал», где разместилась наша команда, постоянно дежурил автобус с никогда не унывающим толстяком водителем Аугустино. Маршрут почти не менялся: к полудню отправлялись на двухчасовую тренировку на Центральный городской стадион, а часам к пяти на второе занятие, проходившее на кочковатом запасном поле. Начинался же день с зарядки прохладным, еще не отошедшим от ночных заморозков утром.

Все вроде бы как обычно, если бы не непривычные в феврале двадцать с лишним градусов тепла, не десятичасовая разница во времени, не густой, тяжелый воздух высокогорья. Поначалу скачок из зимы в лето показался приятным. Но прошел день-другой - и появилась вялость, стало не вовремя клонить в сон, во рту ощущались непривычная сухость и горечь.

Обо всех этих неприятностях акклиматизации нас предупреждал врач Савелий Евсеевич Мышалов. Но только здесь мы поняли, как трудно в таких условиях тренироваться и играть. Тем более что работа сразу же пошла серьезная.

Это почувствовалось уже по первым занятиям. Малофеев заранее предупреждал, что в Мексике нелегко будет. Мы и сами понимали - не на курорт едем, момент ответственный, придется попотеть. Но действительность превзошла все ожидания.

Даже самые привычные из нас к тяжелой работе, и те были обескуражены. Занятия были какими-то растянутыми, включали большое количество изнурительных разминочных упражнений, после которых к мячу уже не тянуло. Изматывали они не только физически, но и психологически. На каждую очередную тренировку приходилось настраиваться.

Возвращаясь с занятий в номер, мы с Морозовым с трудом стягивали с себя костюмы и долго сидели молча, не в силах сделать несколько шагов в душевую. А ночью усталость мешала заснуть.

Тяжело приходилось всем, но реагировали на это все по-разному. Одни молча терпели, другие недовольно ворчали. Находились и такие, которые говорили тренерам, что подобные нагрузки им не на пользу. Киевляне, например, привыкли к совершенно иной работе, более динамичной, сконцентрированной во времени. К тому же они, видимо, боялись, что при таком режиме не сумеют сохранить необходимую свежесть к предстоящим в марте встречам Кубка кубков с венским «Рапидом».

Не все как вратарю нравилось в тренировках и мне. Довольно часто я и Михайлов оказывались в роли «живых мишеней» - так про себя называли мы упражнение, когда игроки, совершив рывок в несколько метров, наносили сначала один удар по воротам, а затем, получив передачу с фланга, тут же второй. После третьей-четвертой серии таких упражнений в глазах темнело от напряжения и усталости. И ни о какой работе над техникой ловли мяча уже не могло быть и речи.

Об этом я и сказал Эдуарду Васильевичу, предложив дать нам с Михайловым возможность больше работать с мячом в воротах. Малофеев внимательно выслушал, понимающе кивнул и со свойственной ему убежденностью сказал: «Все идет по плану, Ринат. Надо просто потерпеть».

Признаюсь, ответу старшего тренера я не удивился, поскольку за время нашего общения с ним успел узнать его характер и свойственную ему черту - до последнего стоять на своем.

Месяц спустя на встрече с журналистами в редакции газеты «Советский спорт» Эдуард Васильевич так охарактеризовал работу сборной в феврале:

- В Мексике на втором этапе (первый проходил в Испании на Канарских островах в январе) нагрузки возросли. Мы намерены выдерживать повышенные нагрузки и в дальнейшем, с тем чтобы избежать спада в конце мая - начале июня.

Говоря все это, Эдуард Васильевич ни на минуту не сомневался в правильности выбранного им курса при подготовке к чемпионату мира. И лишний раз подтвердил, что менять его не собирается.

Единственно, чего не мог тогда предположить старший тренер, что проверить свои положения и идеи в горниле первенства ему уже не придется.

С Малофеевым я впервые близко познакомился весной восемьдесят четвертого, когда нас, нескольких игроков сборной, пригласили к председателю Спорткомитета СССР Марату Владимировичу Грамову. Поинтересовавшись нашим настроением и самочувствием, председатель сообщил о решении назначить тренерами первой сборной Малофеева, Рогова и Салькова, до этого возглавлявших олимпийскую команду. Там же, в кабинете, нас и представили друг другу.

- Главное для вас - взаимное доверие, - напутствовал Марат Владимирович. - И успех придет.

- Ну, что же, будем работать вместе, - улыбнулся, пожимая на прощание руки, Эдуард Васильевич. - До скорой встречи...

О новом старшем тренере сборной я до этого слышал, что человек он требовательный, со своими взглядами на игру, подготовку к ней, умеет увлечь игроков, «завести», настроить на борьбу.

Правда, некоторые считали, что Малофееву не хватает соответствующей его профессии солидности. Слишком уж прост он в обращении с ребятами.

- Ну, куда это годится, - говорили они, - старший тренер клуба-чемпиона страны выходит на поле в спортивном костюме вместе с футболистами и участвует с ними в предматчевой разминке. Мальчишество какое-то!..

На мой же взгляд, ничего плохого в этом не было. Если таким образом тренер помогает команде лучше подготовиться к игре, то, стало быть, поступает он правильно. Да и во все времена тренерская деятельность оценивалась не поступками, а результатами. Не заметить же их в работе Малофеева было просто невозможно.

За четыре года он вывел минское «Динамо» из первой лиги и привел к званию чемпиона страны. Это стало настоящей сенсацией. И старший тренер победителей мгновенно оказался в центре внимания. Лев Иванович Филатов, подводя итоги сезона восемьдесят второго года, на страницах еженедельника «Футбол-хоккей» писал о Малофееве: «Я помню его форвардом, думаю, что свою сотню голов он наколотил благодаря честности перед футболом, благодаря душевной готовности всего себя отдать игре. Будучи человеком цельным, все это он проявил, не мог не проявить, получив специальное образование и став тренером. Не по нему было строить свое профессиональное благополучие на сохранении для минского «Динамо» приличного местечка. Дело не в том, что смолоду захотелось рискнуть попробовать силы. Просто он был намерен служить футболу в полную меру своих способностей. Это сидит в нем, такой он человек».

Я не переставал убеждаться при каждой встрече с Малофеевым, что он безгранично предан футболу, своему футболу, как он его видит, признает и в который верит.

В его футболе много от мальчишества, какого-то доброго озорства. Говорят, что и форвардом Эдуард Васильевич был именно таким, постоянно что-то ищущим в толчее у чужих ворот. Вопреки, казалось бы, всякой логике. И находившим. Сто голов - лучшее тому подтверждение.

В матчах с минчанами я нередко ловил себя на мысли, что многое в их игре - эмоциональность, непосредственность, упрямство - от характера Малофеева, с уходом которого команда потеряла это своеобразие, заметно выделявшее ее среди других.

Но не потерял тренер присущих ему качеств, что подтвердило второе место столичных динамовцев на чемпионате страны, до этого несколько сезонов кряду проведших в борьбе за выживание в высшей лиге.

В свое время капитан минского «Динамо» Юрий Пудышев по случаю «золотой» победы своего клуба сказал о Малофееве: «Мы многим обязаны Эдуарду Васильевичу. Он всегда верил в нас, а мы в него».

По окончании сезона-86 те же слова повторил в одном из интервью уже капитан московских динамовцев Алексей Прудников.

...Верил Малофеев, что и в сборной сумеет с каждым установить контакт, убедить в правильности выбранной им дороги и в том, что нам всем по пути. Вполне понятно, ему нужны были игроки, которые бы поддержали его, без колебаний пошли за ним.

Скорее всего, поэтому и пригласил он из минского «Динамо» Гоцманова, Зыгмантовича, Алейникова, Кондратьева. Игроки они, на мой взгляд, разные и по мастерству, и по отношению к делу. Кое-кто из них посчитал, что раз оказался в сборной, то место в составе ему гарантировано. А потому нет-нет да позволял себе на поле передышку устроить или посвоевольничать.