Беседа иссякла. Они расселись вокруг стола в ожидании, когда Анн-Бритт Хёглунд закончит разговор. Сведберг, который с трудом терпел женщин-полицейских, раздраженно барабанил карандашом по столу в знак того, что они ждут только ее. Валландер подумал, что еще чуть-чуть, и он скажет Сведбергу, чтобы тот прекратил эту бессмысленную демонстрацию своего недовольства. Анн-Бритт Хёглунд была отличным полицейским, во многих отношениях значительно превосходящим самого Сведберга.
Вокруг чашки Сведберга крутилась и жужжала муха. Все ждали.
Анн-Бритт Хёглунд закончила разговор и подсела к столу.
— Цепь от велосипеда, — сказала она. — Детям сложно понять, что у их матерей есть кое-что поважнее, чем ехать домой и чинить ее.
— Поезжай, — вдруг произнес Валландер. — Мы можем проработать вопрос и без тебя.
Она покачала головой.
— Не хочу приучать вас к тому, чего быть не должно, — ответила она.
Хансон положил пакет с украшением на стол перед собой.
— Неизвестная женщина покончила с собой, — сказал он. — Мы знаем, что состав преступления отсутствует. Надо просто установить личность погибшей.
У Валландера появилось ощущение, что Хансон вдруг начал говорить совсем как Бьёрк. Он готов был лопнуть от смеха, но ему удалось овладеть собой. Он поймал взгляд Анн-Бритт Хёглунд. Кажется, и она испытывала то же самое.
— Уже стали поступать звонки, — сказал Мартинсон. — Я виделся с мужчиной, который их принимает.
— Я сообщу ему особые приметы, — сказал Валландер. — В остальном надо сосредоточить поиски на пропавших без вести. Может быть, она значится среди них. Если и там ее нет, то кто-то рано или поздно должен ее хватиться.
— Я об этом позабочусь, — сказал Мартинсон.
— Украшение, — вспомнил Хансон и открыл пакет. — Образок с изображением мадонны и буквы Д.М.С. По-моему, это настоящее золото.
— Есть электронный каталог сокращений и сочетаний букв, — сказал Мартинсон, который в истадской полиции был лучшим знатоком компьютеров. — Можно задать это сочетание и посмотреть, какие будут варианты.
Валландер потянулся за украшением и посмотрел на него. На самом изображении и цепочке оставалась сажа.
— Красивое украшение, — отметил он. — Но в Швеции совершенно точно большинство людей в качестве символа своей религии по-прежнему носят крестики. Образок чаще встречается в католических странах.
— Кажется, ты имеешь в виду беженцев или иммигрантов, — сказал Хансон.
— Я говорю только о том, что представляет собой это украшение, — ответил Валландер. — Это в любом случае важно, поскольку касается особых примет. Тот, кто принимает звонки, должен знать, как выглядит украшение.
— Оставим образок у него? — спросил Хансон.
Валландер покачал головой.
— Пока нет, — ответил он. — Не стоит лишний раз кого-то травмировать.
Сведберг ни с того ни с сего выскочил из-за стола, размахивая руками. Остальные изумленно уставились на него. Валландер вспомнил, что Сведберг панически боится ос. И только после того, как оса улетела в окно, Сведберг опять уселся за стол.
— Наверное, есть какие-то лекарства от аллергии на ос, — сказал Хансон.
— Дело не в аллергии, — ответил Сведберг. — Дело в том, что я не люблю ос.
Анн-Бритт Хёглунд встала и закрыла окно. Валландер задумался о такой необычной реакции Сведберга. Взрослый человек испытывает совершенно необоснованный страх перед крошечной осой.
Он вспомнил о событиях предыдущего вечера. Одинокая девушка в рапсовом поле. Что-то в реакции Сведберга напоминало о том, что́ ему пришлось увидеть и на что он не смог повлиять. Непостижимый безграничный страх. Он понял, что не успокоится, пока не узнает, что побудило ее поджечь себя. «Почему так невыносимо сложно прожить в нашем мире, как может молодая девушка добровольно лишить себя жизни? — подумал он. — Если я останусь работать в полиции, я должен понять, почему так происходит».
Услышав голос Хансона, он вздрогнул, но что именно тот сказал, Валландер не расслышал.
— У нас есть еще что-то срочное на повестке дня? — снова поинтересовался Хансон.
— Патологоанатомов я беру на себя, — ответил Валландер. — Кто-нибудь разговаривал со Свеном Нюбергом? Если нет, тогда я сам поеду к нему, а потом расскажу все вам.
Совещание окончилось. Валландер зашел в кабинет за курткой. Секунду он колебался, стоит ли еще раз попытаться дозвониться сестре. Или Байбе в Ригу. Но затем отложил это на потом.
Приехав на хутор Саломонсона, он увидел, как несколько полицейских собирают штативы от прожекторов и скручивают лебедки и кабели. Дом был заперт на засов. Он вспомнил, что днем собирался узнать, как чувствует себя Саломонсон. Может быть, у него появилось желание рассказать что-нибудь еще.
Он вышел в поле. Выгоревшая пашня резко чернела на фоне окружавшего ее желтого рапса. Нюберг стоял на коленях в глине. Вдалеке Валландер заметил двух полицейских, копавшихся в земле, там, где выгоревшие участки граничили с рапсом. Нюберг коротко кивнул ему. По лицу у него струился пот.
— Ну как? — спросил Валландер. — Нашел что-нибудь?
— Бензина у нее, судя по всему, было достаточно, — ответил Нюберг, поднявшись. — Мы нашли остатки пяти полурасплавившихся канистр. Вероятно, они были пусты, когда вспыхнул пожар. Если соединить чертой те места, где мы их нашли, то выходит, что она окружила себя канистрами.
Валландер не сразу понял, о чем говорит Нюберг.
— Что ты имеешь в виду? — спросил он.
Нюберг обвел рукой поле.
— Я хотел сказать, что она выстроила вокруг себя укрепления. И разлила бензин по кругу. Словно ров вокруг крепости, только у этой крепости не было входа. А сама она находилась в середине. С последней канистрой, которую приберегла для себя. Может быть, она совсем отчаялась и впала в истерику. А может, она была сумасшедшая или тяжелобольная. Не знаю. Но она себя подожгла. Ей виднее, что она там для себя решила.
Валландер задумчиво кивнул.
— Тебе известно что-нибудь о том, как она сюда попала?
— Я позвонил, чтобы прислали служебную собаку, — сказал Нюберг. — Но след она не возьмет. Земля пропиталась бензином. Собака только запутается. Никакого велосипеда мы не нашли. Осмотр проселочных дорог, ведущих к трассе Е65, ничего не дал. Насколько я понимаю, она могла хоть на парашюте сюда высадиться.
Достав из сумки с оборудованием рулон туалетной бумаги, Нюберг вытер с лица пот.
— Что говорят врачи? — спросил он.
— Пока что ничего нового, — ответил Валландер. — Я понимаю, у них задача не из легких.
И вдруг Нюберг заговорил серьезно.
— Зачем человек так с собой поступает? — спросил он. — Неужели действительно настолько не хочется жить, что остается только расстаться с жизнью таким мучительным способом?
— Вот и я об этом думаю, — ответил Валландер.
Нюберг покачал головой.
— Что творится вокруг? — спросил он.
Валландер промолчал. Ему совершенно нечего было ответить.
Вернувшись к машине, он позвонил в полицейское управление. Трубку взяла Эбба. Валландер решил уклониться от проявлений ее материнской заботы и притворился, что спешит и сильно занят.
— Еду переговорить с фермером, у которого сгорело поле, — сказал он. — Буду во второй половине.
Вернувшись в Истад, Валландер выпил кофе и съел бутерброд в больничном кафетерии. Затем отправился искать отделение, куда положили на обследование Саломонсона. Он окликнул медсестру, представился и изложил свое дело. Та взглянула на него с недоумением.
— Эдвин Саломонсон?
— Я не помню его имени, — сказал Валландер. — Это тот Саломонсон, что поступил к вам вчера вечером после пожара возле Марсвинсхольма?
Медсестра кивнула.
— Мне надо поговорить с ним, — сказал Валландер. — Если, конечно, он не очень болен.
— Он не болен, — ответила медсестра. — Он мертв.
Валландер с недоумением посмотрел на нее.
— Мертв?
— Он умер сегодня утром. Вероятно, от сердечного приступа. Он умер во сне. Вам лучше поговорить с кем-нибудь из врачей.