Бусон

Кокусаи-отель сиял огнями — японские гостиницы так щедро не освещались. Большие люстры блестели жёлтым металлом и стеклом, пушистый ковёр укрывал фойе. Кокусаи-отель — западного стиля, в японских гостиницах ни люстр, ни ковров нет.

— Мы должны стать открытой страной!

Доклад президента университета походил на отчёт: общее число иностранцев на каждом факультете, наиболее преуспевшие в этом деле лаборатории… Иностранцы слушали невнимательно, поглядывая на накрытые банкетные столы. К счастью, доклад оказался коротким. Аплодисменты быстро сменились шорохом ног и звяканьем тарелок — народ спустили с поводка вежливости и терпения. Толпа расслоилась, распалась на две резко разнящиеся струи: дорогие костюмы, плавное достоинство, хорошо исполненное безразличие к еде — сэнсэи. Пиджачки, свитера и джинсы, суетливые движения, переполненные тарелки — гаджины. Их рубашки не выдерживали соперничества с белоснежными сорочками японцев, их светлые головы с фантазийными причёсками казались кляксами на ровных строчках безукоризненно постриженных японских голов — гаджины смотрелись неважно.

Хидэо отошёл поздороваться с деканом. Намико последовала за мужем. Оставшись одна, она огляделась — как много знакомых лиц! Как много завелось у неё друзей! Здесь иностранцы знакомились друг с другом прямо на улице. Приметив белое лицо, непременно здоровались, а иногда и заговаривали — обычная это здесь вещь. Может потому, что бледнолицые хорошо заметны в смуглой толпе? Или одиноко блондинам в этой стране черноголовых? Или причина была в том, что почти все приезжие в Японии оказывались слепо-глухо-немыми и обмениваться информацией могли только изустно, как дикари? Друзья — это хорошо везде. Но здесь особенно. В одиночку Японию не одолеть. Без друзей не справиться не только с магазинами, больницами, счетами, но и с недоумением, с тоской. Япония ковала сплочённую русскую диаспору. Услыхав русское "здравствуйте", тут же приглашали друг друга в гости, обменивались телефонами. Листок, приколотый над изголовьем её футонга, быстро заполнился, стал мал. Так и жили они тут, так и спасались, передавая друзей с рук на руки, по цепочке… Дима познакомил её с Алёшей, Наташа — с Галей…

Теперь обе женщины подходили к ней. С ними был муж Наташи, невысокий, незаметный рядом с красивой женой. Вообще незаметный. И обычно молчаливый. Но сегодня, раскрасневшись от обилия съеденного и выпитого, он вдруг стал рассказывать, как плохо жилось ему в Киеве, как мало платили ему, кандидату наук…

— А здесь я схитрил, скрыл диплом, — озираясь, сознался он.

Нет, в Японии признавали советских кандидатов наук и работу им давали. На год, на два, а он хотел пожить тут подольше. И стал студентом мастер-курса, по-нашему третьекурсником. В тридцать лет. Ему пришлось туго — студенту положено писать контрольные и сдавать экзамены на японском языке. Но он смог окончить университет и поступить в аспирантуру в надежде, что с японским кандидатским дипломом ему удастся найти более продолжительную работу. А если не удастся, всё равно получится пять лет, два на мастер-курсе и три в аспирантуре. Целых пять лет с большой японской стипендией. В аспирантуре он получал двести тысяч йен — почти две тысячи долларов.

— Мы втроём отлично живём на эти деньги, — говорил он. — Правда, квартирку приходится снимать крошечную, негде даже стол поставить, дочери приходится делать уроки на полу, зато откладываем долларов пятьсот в месяц. — Специальность ему пришлось сменить, но он не горевал. — Какая разница, что делать? Всё лучше, чем картошку копать. Дома мы с Наташей всё лето работали в деревне, чтобы как-то пережить зиму. Вспомнить страшно!

— И мне вспомнить страшно! — эхом повторила Галя.

Но всё-таки вспоминала родной Питер и маленькую комнатку в коммуналке, где ей пришлось сидеть с больным сыном. А муж — научный сотрудник не мог их прокормить и стал подрабатывать, устраивая концерты сомнительных эстрадных звёзд. Но денег всё равно не хватало. Устав бороться в родной стране, он нашёл работу в Японии. Тут сразу решились все проблемы. Галя совсем забыла, что она программист и полюбила роль домохозяйки.

— Здесь так приятно ходить по магазинам: кругом так красиво и продавцы такие вежливые, да и деньги у меня всегда есть! — счастливо улыбалась Галя, поправляя свои роскошные волосы. — А какие шампуни здесь хорошие! И воздух прекрасный! И еда! У меня даже румянец появился! У сына — аппетит!

После операции, сделанной в Японии, Галин сын выздоровел, и она смогла отдать его в детский сад. Вот только казённый футонг ему оказался мал. Это была единственная проблема, с которой Галя столкнулась в Японии. Но и она успешно разрешилась — футонг по росту сына заказали в мастерской.

— Он сам выбирал ткань! Здесь такие красивые ткани! — ликовала Галя. — А форменную курточку ему покупать не пришлось, в садике подарили, подобрали из обносков. Нам здесь всё время что-нибудь дарят! И операцию сыну сделали бесплатно. Потому что в Японии мы с нашей зарплатой бедные! — Слово "бедные" Галя выговаривала, счастливо улыбаясь. — Сэнсэй даже отдал мужу свою старую машину. Бесплатно! И сэнсэю выгодно — за вывоз машины на свалку не платить, и нам хорошо. Правда, машина не ездит, надо отдать её в ремонт. Да ещё за техосмотр заплатить. Это дорого. Она просто так стоит пока. У нас рядом с домом бесплатная стоянка есть, потому что дом служебный, очень дешёвый.

Нарядная, как бабочка, молодая женщина, выпорхнула из толпы, подлетела к их столу. Подругу Гали и Наташи, их ровесницу, звали Инна.

— А это Гриша, мой муж, — Инна указала куда-то под соседний стол.

Там сидел, развалясь, молодой мужчина. Его мягкое расплывшееся тело уютно покоилось в новом костюме, румяное лицо было спокойно, глаза сонны. Он слегка кивнул головой, почти скрытой под столом. Столы были сделаны, чтобы есть стоя, но Гриша где-то раздобыл стул. И оставил он его нехотя, подошёл вяло, сообщил, что живёт прекрасно — студентов гоняет, с сэнсэем ладит. Её жалобы на то, что она никак не может толком начать работу, Гриша выслушал вполуха.

— Работать не дают? Ну и не работайте! — сказал он наставительно. — Спорить с сэнсэем нельзя! Я со своим душа в душу живу. Делаю, что он велит. Кто платит, тот и заказывает музыку! А мне всё равно, что делать, лишь бы платили.

— Но нам, иностранцам, здесь платят гораздо меньше, чем своим! — попробовала возразить она.

Гриша посмотрел сердито.

— А Вы знаете место, где платят больше? Может, в России? Да Россия со своими учёными вообще по-свински обращается!

Гриша умолк, словно выдохся, переутомился непривычным возбуждением. И потянулся, возвращаясь к сонному состоянию.

— На работе я не надрываюсь. А зачем? Здесь всё равно надолго не оставят. У меня контракт на два года, потом придётся уезжать. — Гриша уже и работу новую себе приискал. В Америке. Друзья помогли. У Гриши в Америке было много друзей. — Здесь мы последние месяцы доживаем. Я работаю теперь поменьше, домой прихожу пораньше. Вечерами играю на гитаре, хожу с женой в концерты. Кстати, здесь прекрасный концертный зал! Мы здесь вообще прекрасно живём… — В России Гриша тоже не бедствовал — в своём институте появлялся редко, приторговывал цветами. — Но в Японии, конечно, лучше, — рассудительно заключил он. — Денег больше платят. А Вы пессимистка какая-то… — Он лениво отвернулся, медленно побрёл за новой порцией еды и снова вернулся к себе под стол.

Инна, кивнув в его сторону, похвасталась вполголоса:

— Я больше него зарабатываю! — И поделилась опытом: — Преподаю русский язык в пяти местах: в клубе, на курсах, в кружках… Здесь многие хотят учить русский: сотрудники компаний, работающих с Россией, старички, собирающиеся в турпоездку, студенты… — Инна давала и частные уроки. — Когда мы приехали сюда, сэнсэй мужа устроил меня лаборанткой в университет, но через год я ушла — уроки давать выгоднее.

Галя, слушая Инну, восхищённо ахала и, стыдясь, сознавалась, что за год жизни в Японии выучила всего несколько слов.