— Смотри, герой, носивший бабьи платья, это не просто сгущаются над тобой тучи, это растет моя черная рать!
Смолчал Геракл, только глубокие морщины прорезали его лоб.
— Я заставлю тебя плясать в моей бездне! И загоню тебя туда еще на игровом поле! — грозил Корченный, приплясывая и припадая на одну ногу.
Искусными ходами вынудил он царя беломраморных фигур перейти все игровое поле и вступить «в край мрака», где в начале игры построена была черная рать.
Вздохи прокатились по подножию Олимпа. Боги переживали. Многие любили Геракла, но коль скоро дело дошло до заклада, пришлось считаться с мрачной силой Корченного, который перешел на самые отвратительные оскорбления противника:
— Не сын ты Зевса, а помет анатолийского раба, прельстившего твою мать Алкмену. Анатолиец ты!
Вскипел Геракл, схватил рукой камень, чтобы бросить им в обидчика, но камень оплавился в его ладони, словно был осколком прозрачной глыбы.
Вспомнил Геракл, что бьется с богом мрака, сыном Обмана и Измены. Бьется на игровом поле. И сдержался, сказав, как когда-то так же оскорблявшему его великану:
— Пусть на словах ты победишь. Посмотрим, кто победит на деле.
Восхитилась богиня Каисса Гераклом, женское сердце бесстрастной богини не выдержало. Воспользовавшись тем, что Корченный продолжал кричать обидные для Геракла слова, обращаясь к наблюдавшим за игрой богам, она шепнула Гераклу:
— Герой, я не могу как судия подсказать тебе план борьбы, но как богиня божественной игры вижу, что хоть и меньше у тебя светлых сил, чем сил мрака, все же ты можешь одолеть их, если свершишь свой тринадцатый подвиг на тринадцатом ходу…
Геракл гордо прервал ее:
— Я сражаюсь один на один.
— Да, один ты и одолеешь врага, если рискнешь после пяти ходов остаться на игровом поле против всей черной рати, если отважишься принести в жертву богине победы всех беломраморных воинов, чтобы один лишь светлый царь со стрелами выстоял против сонма врагов семь ходов и еще один ход, не защищаясь, а нападая.
— Семь ходов и еще один ход одному против всех? — отозвался Геракл.- Но так даже в бою не бывает!
— Это не просто бой, это твоя жизнь на Олимпе, это бессмертие! Я сказала тебе, что ты можешь сделать за тринадцать ходов, но не сказала как. И тем не преступила клятвы судии.
И она отошла к богине Фемиде, лившей воду в чашу задумавшегося Геракла, который смотрел на игровое поле, заполненное беломраморными и смольно-черными фигурами. Он думал, а струйка воды из узкого горлышка кувшина Фемиды грозила переполнить его чашу.
«Богиня Каисса все видит на игровом поле, но как увидеть мне, смертному, то, что доступно ей?»
Так думал Геракл, пока яркой молнией не озарился его ум.
Когда герой сделал свой ход, боги ахнули. Бог сна Гипнос даже вскочил с каменной скамьи, ибо такого не увидишь и во сне!
Ворвавшийся в стан светлых герой черных фигур уже уничтожил тяжелые беломраморные колесницы, копьеносца и грозил убить кентавра. Но Геракл не только оставил того на погибель, но бросил и второго своего кентавра в самую гущу вражеских сил.
Однако хитрый Тартар разгадал уготовленную ему западню и вместо того, чтобы сразить ворвавшегося в его лагерь кентавра, уничтожил другого, которого загнал перед тем в безысходность.
Геракл же, осененный открывшимся ему планом, поставил следующим ходом снова под удар на этот раз своего копьеносца, дерзко грозя копьем царю Корченного Тартара, который сам же ограничил свободу его действий, допустив к нему в лагерь царя беломраморных. К тому же и жадно сберегаемые Корченным в резерве огромные силы черных тоже стесняли царя.
Наглого копьеносца, конечно, можно было сразить, и Корченный, не задумываясь, сделал это.
Тогда Геракл нацелил одну из оставшихся у светлого царя стрел прямо в грудь черному царю. Пришлось Корченному бросить на помощь ему героя черных, который прикрыл бы своей силой черного царя.
И тут Геракл обрушил на противника столь свойственные ему при совершении подвигов удары. Сначала в жертву богине Нике принесен был кентавр, еще глубже врезавшийся в толпу врагов, затем пал и сам герой светлых, оставив белого царя одного в поле.
Некому было теперь его защищать.
Но по воле Геракла он не защищался, а нападал, используя оставшиеся в его колчане стрелы. И ход за ходом, а их было семь и еще один, Геракл сжал вражескую рать, словно заползшую в его колыбель змею, словно придавил к земле аирского пса Кербера, или критского быка, или немейского льва.
Корченный смолк. Он уже не выкрикивал оскорблений Гераклу, а хрипло отсчитывал ходы, не отходя от своей переполнявшейся водой времени чаши.
Семь ходов и еще один, как предрекла богиня, понадобились Гераклу, чтобы бросить на колени врага, сделать неизбежным появление на поле новых беломраморных воинов, в которых превращались достигшие края поля стрелы.
Богиня победы Ника опустилась на игровое поле и коснулась великого героя своим крылом.
Боги расплачивались друг с другом оговоренными закладами.
Зевс сказал Гере:
— Нет, не бесценные сокровища далеких пещер передашь ты мне. Раз ты проиграла, то должна отказаться от своей ненависти к Гераклу, который совершил свой тринадцатый подвиг и взойдет теперь на кручи Олимпа.
Гера поникла головой:
— Хорошо, Зевс, считай, что сын твой Геракл, став бессмертным на Олимпе, выиграл в своем тринадцатом поединке и мою любовь, которая, клянусь богиней правды, будет так же глубока, как и былая моя ненависть, сопровождавшая всю его жизнь на Земле. И мы дадим ему в жены богиню.
— Каиссу,- решил Зевс. Боги встали.
Корченный Тартар шумел:
— Богиня Каисса постыдно шепталась с Гераклом, а продавшийся им бог Гипнос сидел на четвертой скамье и смотрел на меня, навевая сон. Я проспал последние ходы, и только потому Гераклу удалось довести до конца свой нелепый и ложный план.
Но богиня Фемида, за которой было последнее слово, объявила претензии Корченного Тартара презренными.
Богиня же Каисса, передвигая с помощью карликов-кекропов фигуры, показала всем, что, как бы ни играл Тартар, победа Геракла была неизбежной…
Слепой старец кончил свой певучий рассказ о последнем подвиге Геракла. Он сидел спокойный, величавый, и пальцы его шевелились, словно перебирали струны невидимой кефары.
— Неужели это были шахматы? — спросил я.
— Я не играю в них,- вздохнул старик.- Я только передал ход игры, как рассказывали прадеды, а им их прадеды. Это такое же повествование, как рассказ о путешествии Одиссея или об осаде Трои.
— Трою раскопали, пользуясь указаниями поэмы Гомера,- заметил художник.
— Да. Шлиман! — кивнул слепец.- Может быть, и сейчас найдется кто-нибудь, кто по моему рассказу раскопает «игровую Трою», разгадает, что произошло на игровом поле богов у подножия Олимпа.
Мы расстались с нашим удивительным продавцом губок.
Подаренная им губка двадцать лет лежала у меня на столе, напоминая о встрече с «ожившим Гомером», лежала укором мне, поэту шахмат, все еще не расшифровавшему игры, в которой богиня Каисса не устояла перед обаянием героя…
Понадобились два десятилетия, чтобы я все-таки «откопал шахматную Трою» и смог предложить вниманию читателей свой вариант игры, которая была проведена на игровом поле под Олимпом.
Вот какая позиция могла сложиться в шахматах (если это были шахматы!) в результате самонадеянной игры Корченного Тартара и неискушенного Геракла, у которого все же нашлось достаточно воли и ума, чтобы разгадать скрытый путь к выигрышу. (Диаграмма 1.)
В этой позиции белые могут выиграть единственным этюдным путем, описанным в мифе о Геракле.
Первым ходом они жертвуют коня (кентавра), вторгаясь в стан черных.
1. Кеб!
Но черные разгадывают ловушку, связанную со взятием этого коня: 1… de 2. d6 — и атака белых неотразима: 2… Od4 3. Ф: еб Фd5 4. d7+ и выигрывают. Или: 2… ed 3. Ф: еб + Се7 4. cd Kpf8 5. de + К: е7 6. Ф: f6 + -f Kpg8 7. К: h6 и мат.