Он заметил склоненную сгорбленную спину за одним из палисадников и не мешкая обратился:

— Здравствуйте! Я журналист, пишу книгу о сказаниях Ленинградской области. Записываю сказки, песни, былины, предания. Вы не подскажете, к кому мне лучше всего обратиться, заодно у кого на постой можно остановиться, пока материалы собираю?

Бабка, над чем-то копошащаяся в огороде, с трудом распрямила спину, уперев руку в хребет и с внеземным удивлением воззрилась на спрашивающего.

— Иди ка ты обратно к лемболо!

— Что?! — Слава обомлел. Откуда эта старуха догадалась, что он был сегодня в Лемболово?!

— Шел бы ты к черту, говорю! Иди работай, нечего языком чесать! Нечего у меня пить, все выпили!

Викторов понял, что его приняли за кого-то другого. Тунеядца. И в этом был плюс — всяко лучше быть перепутанным, чем его воспримут чужим и потом снова заложат. Фокус с переодеванием в гражданскую одежду сработал.

— Бабушка! Это недоразумение. Мне действительно нужны сказки и сказания. Кто их в вашей деревне может мне рассказать?

— Это тебе к Дёчун Маше, надоть! Третий дом от следующего поворота по этой стороне. К ней зайди! — и старуха, про себя прошепетав что то вроде «кобелина и по осени кобель» махнув рукой, вернулась к своей работе, показав тем самым что аудиенция окончена. Видимо Слава настолько выглядел по-местному, что не воспринимался всерьез. Его, похоже приняли за парня из другой деревни, пришедшего в село по своим амурным делам, и пытающегося это все замаскировать мифическим интересом к древним сказаниям. Бабка даже не посмотрела во след. Викторов споро нашел указанный дом и, войдя в ветхую калитку, постучал в дверь. Пока он слышал шаркающие шаги, из головы никак не лезла мысль о том, откуда такое звучное и сочное японское имя появилось в карельской глуши.

Дверь отворилась и Слава чуть было не свалился с потемневшего крыльца, невольно оступившись. Такого испуга он не испытывал давно. Из темного проема в дом, прямо на него стояла и смотрела высокая худая старуха с некрасивыми, будто высеченными из камня, чертами лица. Спутанные седые космы торчали от головы во все стороны. Но самым страшным оказались ее глаза, своими огромными бельмами они притягивали взгляд, и отвести его от этого явно потустороннего слепого взора, не хватало силы воли.

— Что тебе, коробейник? Нет у меня ничего для тебя! Иди мимо, куда шел! — неожиданно сильным голосом заявила эта самая настоящая по виду средневековая ведьма.

Потерявший дар речи Слава что-то неуверенно хрюкнул, горло попыталось издать ломаный визг. Возмутившись своим недостойным поведением, он прокашлялся и как мог бодро озвучил легенду:

— Я журналист! Собираю сказания Ленинградской области. Мне, Дёчун Машу, рекомендовали вас как самого известного специалиста по устной словесности. Можно записать с ваших слов несколько местных легенд? Я хорошо заплачу!

Лицо старухи исказила гримаса. Увидев этот совершенно демонический перекос лица Слава вздрогнул, но не отступил, присовокупив к сказанному:

— Поверьте, мне это очень важно! Это же народная память, она не должна умереть с последним знающим человеком! Сказки — душа народа!

Инфернальная бабка неодобрительно покачала головой.

— Мы сами живем как в сказке — чем дальше, тем страшней. Проходи! Не стой на ветру, нечем будет сходить по утру!

Слава вошел в дом и оказался в полных потемках. Через несколько секунд глаза начали привыкать к отсутствию света и он увидел лучики света пробивающиеся из-за закрытых ставен.

— Мне свет ни к чему, я и без него обхожусь, но тебе он как воздух нужен сейчас? — ехидно проговорила старуха и Викторов просто кожей почувствовал ее ухмылку. Старая хозяйка отодрала от окна то что она считала ставнями, и Викторов понял, что под этим подразумевались тоненькие горбылины, привязанные к палкам крест-накрест. Он сел за стол посреди осветившийся комнаты и осмотрелся. Против его ожиданий в комнате оказалось довольно опрятно, грязь на столе отсутствовала, и мусора по углам не лежало. Бабка как-то ухитрялась поддерживать чистоту.

— Сколько по деревням не хожу, одни старики да пожилые. Где молодежь у вас? — задал он вопрос вроде на нейтральную тему.

— Спроси у Советской Власти, где наша молодежь! — резко прокаркала старушенция. — Хорошо кто в колхозе работает, меньше повезло тем кого в солдаты забрили. А часть — в прошлом мае расстреляна!

— В смысле? — удивился Викторов. — А по какой причине расстреляли?

— Трепались много и не по делу, да родственников было много, да не там. Всех взяли, вместе с председателем колхоза Кайбияйненом, да брата его и еще двоюродного, а без них еще пятнадцать человек: казначея, бригадира и прочий народ помельче. В феврале одного за другим взяли, да в разные дни, а расстреляли в один, пятого мая. За контрреволюционную деятельность.

— И что, правда, что-то замышляли колхозники? — ошарашено спросил Слава. Одно дело семейные предания, а другое — вот такой вот эмоциональный выплеск информации.

— А ты, внучок, сам как думаешь? — хитро, вопросом на вопрос вывернулась старуха. Но сказала свои слова таким тоном, что стало понятно — ни за что сгинули мужики.

Слава решил спрыгнуть с острой темы сталинских репрессий, он сам из субъекта исследований, в любой момент мог превратиться в объект допроса. С пристрастием. Время такое, виноватых, кроме как на самом верху нет. Все тогда пострадали. Империя шла к своим целям, перемалывая малые судьбы на жерновах свершений. Ответственен тот кто стоял у руля в тот момент? Не было бы их — были бы другие, не менее идеологически повернутые, не менее беспощадные в стремлении к своим целям, которые на гербе СССР символизировал глобус без границ. Но, кто знает, может эти другие люди стали бы более удачливей? История не ведает сослагательного наклонения.

— А почему вы так открыто об этом говорите, Дёчун Машу… сан, — почему-то на японский манер решил все-таки закрыть неприятный разговор совсем растерявшийся гость. «С темы надо сходить» — буквально орала ему интуиция.

— Мария Евсеевна я, русская. А часть здешних, кроме русских — инкеры, карелы, вепсы. Их некоторые зачем-то называют ингерманладскими финнами. Странное название, конечно, для совершенно особняком стоящего народа. Почему финны? Как их поделили, по фамилиям? Новая власть еще дурнее старой, хотя глупее Бобрикова сложно уже представить, сначала зачем-то делят народы на своих и чужих, потом, блажь взбредет в голову, еще и кукурузу не дай бог, заставят сажать.

У Викторова отвисла челюсть. Откуда слепая древняя бабка, стоящая одной ногой в могиле, могла знать про хрущевскую придурь высаживать даже около полярного круга, в северных районах Карелии солнечный злак, доставшийся нам от самого Кетцалькоатля? Тут целое село провидцев?

— Здеся испокон веку саамы жили, затем тех сумь и емь, финны значит прогнали. Потом карелы пришли, вытеснили финнов дальше на север. А потом тута Россь появилась. Это Карельский перешеек вообще островом одно время считали из-за Вуоксы на севере, да Невы на юге, Ладоги или иначе Русского моря на востоке и Кирьялаботнар, то есть Финского залива, тогда на западе. Страна Арсения была — родина людей-медведей. Сами ничего не сеяли, да что тут, на наших болотах вырастишь? Грабили они, значит, все вокруг. На своих длинных кораблях ходили и в Европу королей щипать, да на юг, в Хазарию каганов доить. Правили землями от Западного моря, что сейчас английское, то есть британское, до Гандвига, Колдовского залива, как ранее называлось Белое море. И были под их рукой как короли Свеоленда, так и цари Биармии. Правили они так долго, пока тешило гордыню — тысячу лет. Потом надоело им это, сели на Ладоге, да в Хольмграде, что сейчас Новгородом кличут, княжить. А Киев, — так то хазарская сторожка была, военный городок приграничный этих иродов проклятых. Они, иудеи те, ездили, да с местных полян дань собирали. Мне тут пигалица одна сказала — теперь Киев — Матерь городов Русских! Вот умора то! Я чуть в тот день дух не отбросила, как узнала. Иудейский город — и вот те раз — матерь! А туточки потом снова финны поселились: саваки и эвремейсы. Да промеж собой крысится начали, нос задирать, кто из них финн больше. А затем комиссары пришли, из иудеев, да всех заровняли. Некоторых даже под землю. Так что, чует мое сердце, скоро Питербурх сам матерью станет, раз тут эти появились…