Кроме того немцы, особенно в последнее время, очень активно интересуются финским опытом действий разведгрупп в условиях тайги и тундры, а также гористой местности.

Во взаимодействии с японской радиоразведкой удалось расшифровать коды Красной Армии и флота. Это перспективное достижение, ведь когда известны коды, то расшифровка сообщений является лишь вопросом времени.

Осуществляется плотное сотрудничество со шведами. Идет взаимный обмен данными в разведывательной работе по Ленинграду, также шведская разведка передает нам сведения о финских коммунистах, которые живут в Швеции и поддерживают связь с финским подпольем. (секретарь финской компартии А. Туоминен. Приложение 3)

Сводка по агентурной деятельности:

На территории СССР в данный момент сейчас насчитывается 74 информатора финских спецслужб, 15 человек из них проходят по особой, карельской спецоперации. В Ленинграде находятся 4 человека и в области — 2 человека. (Направлены в СССР на оседание с последующим выполнением разведзадания.)

В период с 10 июня 1939 года по текущий момент разведпункт в Рованиеми направил или собирается направить в Советский Союз 18 разведгрупп с широким спектром разведзаданий.

На момент выполнения первого задания все информаторы достигли совершеннолетия, преобладающее большинство в возрасте 23–41 года (одному источнику 61 год).

Привлекаемые к сотрудничеству агенты хорошо знают местность, подлежащую разведке, имеют там родственные и иные связи и пошли на сотрудничество осознанно. Вместе с тем нельзя исключить и того, что часть из осведомителей пошла на контакт принудительным порядком.

Основной упор при вербовке делался на лиц карельской национальности, финнов-ингерманландцев и эмигрантов, которые участвовали в военных действиях против красных или бежали из СССР позже. Впрочем, также привлекаются финские граждане из числа авантюристов. Активно вербуются граждане Финляндии, проживавшие в Советском Союзе.

В этой связи неоценим опыт многократных забросок Матвея Пенние (заброски в Ленинградскую область) и Ивана Романова (разведмиссии в Муезерском районе).

Всего с двадцатых годов нами завербовано в операциях против СССР порядка четырехсот агентов.

В то же время необходимо отметить, что агентура из числа бывших подданных Российской империи зачастую прохладно относится к сотрудничеству с финской разведкой. Об этом, например, сказал еще в 1921 году В. Н. Таганцев: «эта разведка малой державы без особых претензий, не вызывающая к себе особого уважения со стороны курьеров, и весьма враждовавшая с финской тайной полицией». Это отношение проявляется не только на словах, но и на деле. Имеются неопровержимые сведения, что многие завербованные нами агенты уклонялись от выполнения задания и после заброски в Советский Союз самостоятельно отправлялись к местам прежнего жительства.

Некоторыми специалистами и аттестованными кураторами и наблюдателями отмечается следующий факт, что столь активное использование агентурной разведки, с применением родственных связей, ставит под удар всю финскую и карело-финскую диаспору, находящуюся сейчас на территории СССР, что грозит этим слоям населения обширными репрессиями. В частности, разговоры ведутся о четырех тысячах арестованных этнических финнов, проживающих на всей территории СССР, только в течение прошлого года, и о полутора тысячах расстрельных приговорах, осуществленных в отношении этих лиц органами НКВД (данные за 1938 г). В отношении карелов наблюдается, по мнению этих же, несомненно, сгущающих краски экспертов, аналогичная ситуация.

Я считаю, что озвученные репрессивные методы не могут являться правдой, так как в разведывательной деятельности участвуют отдельные лица, а не все коренное население Северо-Запада. Это противоречит догмам большевистской идеологии, в основе которой лежит не национальная, а классовая идея. Хорошо зная и изучив русских, в подобные этнические чистки просто невозможно поверить. Однако игнорировать резкое снижение поступающей к нам разведывательной информации тоже нельзя, что, вероятно, связано с выборочным и тайным принудительным отселением населения.

Вывод по основному вашему запросу аналогичен выводам, которые были представлены Вам год назад во время аналогичных мероприятий при обострении ситуации на восточной границе — руководство Советского Союза не готово к войне на северном направлении. Мероприятия по подготовке к войне отсутствуют. Как де: активная разведка оборонительных сооружений на линии Энкеля, строительство взлетно-посадочных полос, оборудование казарм и жилых помещений, подвоз продовольствия, военных припасов, топлива и амуниции. Зимнее снаряжение для войск так же не заготавливается. Наш вывод — войны со стороны СССР в 1939 можно не ожидать. (смотри план VK 1)

Наши же действия по плану VK 2, предусматривающему начало войны, когда основные силы СССР отвлечены боевыми действиями на Западном направлении Европы, тоже не могут быть исполнены, так как наступления ожидаемых событий пока не произошло.

Польская интерлюдия

1 сентября 1939 года

Немецко-польская граница.

«Данцигский коридор», армия «Поможе», группа прикрытия «Черск», 18-й полк поморских улан.

Полковник Масталеж привстал на стременах, пытаясь разглядеть врага в свой бинокль сквозь просвет в густых, чуть подернутых рыжим золотом осени кронах. Густо растущие на опушке леса деревья скрывали от командира полка диспозицию. Солнце клонилось к западу, и верхушки длинных, устремленных в небо стволов нетронутого крестьянским топором приграничного леса, резко делили пейзаж на свет и мрак. К старшему офицеру на взмыленном арабском скакуне подскочил подпоручик из головной заставы и лихо, исключительно с кавалерийским шиком отсалютовал.

— Пан полковник! Немцы, численностью до батальона, в трестах метрах от опушки, расположились на отдых. О нашем присутствии даже не подозревают.

Командир кавалерийского отряда сел в седло, опустил бинокль на грудь и ладонью левой руки ласково погладил эфес своей сабли. «Вот он, час славы», — подумалось полковнику. — «Сегодня, как тогда, под Варшавой, время пришло совершить новый подвиг „чуда на Висле“. Сейчас или никогда!»

Этот день никак не мог завершиться, и все длился и длился, начавшись, по личным ощущениям полковника, где-то тысячу лет назад. Масталеж был разбужен на своей «штаб-квартире», размещавшейся в простом деревенском доме в приграничной деревне Лихновы, в час ночи, не успев даже толком поспать. Полковника заставил вскочить с теплой кровати срочный приказ «удвоить бдительность» из штаба группы прикрытия «Черск». Выслав вестовых, Масталеж собрал офицеров полка и уже в три ночи начал совещание со своими подчиненными по текущей ситуации. По данным разведки немцы стремительно наращивали силы у польской границы, и это не сулило ничего хорошего ни стоящему буквально на границе полку улан во главе с бравым кавалерийским полковником, ни государству Польша в целом. В самый разгар совещания, в четыре ночи с четвертью, стекла в доме затряслись от раскатов далекой, неожиданно мощной грозы. Масталеж сначала подумал, что, несмотря на довольно обнадеживающий закат, погода неожиданно сильно испортилась, но повторение ритмичных стаккато мощнейших отдаленных сотрясений воздушной среды, которые распознали все присутствовавшие здесь опытные офицеры, означало только одно — гремит не гроза, это ведут огонь артиллерийские орудия.

Факт артиллерийской канонады вкупе с приказом из штаба не оставлял сомнений в том, что на границе начались самые настоящие масштабные боевые действия. Полковник экстренно завершил совещание и приказал офицерам вернуться к своим подразделениям.

Не успели командиры прибыть к своим частям, как позиции поморских улан подверглись лобовой атаке, совершенной 76-ым мотопехотным полком 20-й дивизии вермахта. Сначала откатились, прогнувшись под нахрапистым и мощным напором германской армии, сторожевые посты, затем приняла бой и основная линия защиты, но, не выдержав ввода в бой немцами бронеавтомобилей, была вынуждена отступить на вторую линию обороны. Немцы непрерывно, не давая ни минуты покоя, настойчиво атаковали польские позиции. С неба поморских улан пытались бомбить фашистские бомбардировщики. Поляки яростно сопротивлялись, не желая ни пяди земли отдавать наглым тевтонцам, вновь напавшим на их землю. Уланам Масталежа из своих зенитных пулеметов удалось сбить один из самолетов, и тот рухнул, объятый пламенем в сотне метров от батареи полка. Стволы польских артиллерийских орудий, «православных», как их называли все в полку, бывших русских трехдюймовок, расстреляв половину всего боекомплекта за это утро, раскалились настолько, что стали выходить один за другим из строя. Несмотря на то, что кое-где немцы прогнули польскую оборону до десяти километров, полк поморских улан, вопреки всему, потеряв пятую часть состава, стоял насмерть. В середине дня, когда стало понятно, что героически сопротивлявшихся кавалеристов обходят с флангов, штабом было принято авантюрное решение самим нанести удар по открывшимся флангам противника. Получив кроме официального приказа еще и личную записку от генерала Гжмот-Скотницкого, старого соратника по легионам Пилсудского, с заклинанием любой ценой задержать стремительное немецкое наступление, полковник Масталеж с жаром отверг предложение провести эту операцию по уставу и дать бой противнику в пешем строю. Только кавалерия, а не пехота, решил он, может сейчас неожиданно контратаковать немцев во фланг и затем сумеет отступить за реку Брду, нанеся противнику страшный урон и сама не попав при этом под ответный удар.