Мэдук ерзала на диване, стараясь успокоить пульсирующую боль в ягодицах: "Я спрашивала о своей родословной, но никто мне ничего не объяснил".

"Тебе неизвестна судьба другого ребенка — сына Сульдрун, которого тобой подменили? Он должен быть твоего возраста".

Мэдук стоило большого труда подавить злорадную усмешку. Год в обители фей равнялся семи, восьми — может быть, даже девяти годам, проведенным среди людей, хотя точное соответствие не поддавалось определению. Казмир даже не догадывался об этом.

"Какое мне до него дело? — соврала Мэдук. — Надо полагать, он все еще якшается с эльфами. Или умер. Тантревальский лес полон опасностей".

"А почему ты ухмыляешься?" — резко спросил Казмир.

"Я гримасничаю от боли, — пояснила Мэдук. — Разве вы не помните? Вы нанесли мне шесть жестоких ударов. Я-то их никогда не забуду".

Король прищурился: "Как следует понимать твое последнее замечание?"

Мэдук подняла невинные голубые глаза: "Я не придаю словам никакого особого значения — кроме того, какое им обычно приписывается. А вы разве не так разговариваете?"

Казмир нахмурился: "Ну ладно! Бесполезно рассуждать о пустячных обидах. Что было, то прошло. Тебе предстоит прожить еще много счастливых дней! Быть принцессой Лионесской — большая удача!"

"Надеюсь, что вы объясните это леди Восс, ваше величество — чтобы она подчинялась моим приказам или, что еще лучше, вернулась восвояси в Четверобашенную Пустошь".

Король Казмир прокашлялся: "Трудно сказать, что можно с этим сделать… У королевы Соллас, знаешь ли, свои предпочтения. В любом случае… Хм! Само собой, не следует разбалтывать наши секреты каждому встречному-поперечному, на радость вульгарным сплетникам. Если толпа узнает правду о твоем происхождении, тебе придется распрощаться с любыми надеждами на выгодный брак! Следовательно, эту правду необходимо хранить в тайне. Я поговорю с Эрмельгартой, со жрецом и с леди Восс — они не посмеют распускать слухи. И ты останешься, как всегда, очаровательной принцессой Мэдук, шаловливой и жизнерадостной, которую все любят".

"Мне что-то нехорошо, — пожаловалась Мэдук. — Пойду лучше прилягу". Поднявшись на ноги, она направилась к двери. Задержавшись перед тем, как выйти, принцесса обернулась: король Казмир мрачно смотрел ей вслед, расставив ноги и сложив руки за спиной.

"Не забудьте, ваше величество, — тихо сказала Мэдук. — Я не хочу больше видеть леди Восс. Она опозорилась и не справилась со своими обязанностями".

Казмир только хмыкнул, не выражая ни согласие, ни отказ. Мэдук повернулась и вышла.

Снова настало лето, но в этом году королевская семья не намеревалась переезжать в Саррис. Решение это диктовалось состоянием государственных дел, так как Казмир оказался вовлечен в опасную игру, требовавшую постоянной бдительности и точных, хорошо продуманных ходов.

Королевская игра началась со внезапного переполоха в Блалоке. Казмир надеялся извлечь преимущества, манипулируя событиями настолько мягко, что ни у короля Одри, ни у короля Эйласа не могло быть разумных оснований для протеста.

Причиной смуты в Блалоке стала немощь, постигшая короля Милона. Многолетняя неумеренная приверженность к буйным радостям застолья привела наконец к воспалению суставов, подагре и вздутию печени — теперь Милон лежал в темной спальне, по-видимому находясь в агонии, и отзывался только короткими стонами. Врачи предписали ему питаться исключительно пахтой, взбитой из сырых яиц, а также, изредка, сырыми устрицами — но, несмотря на строгую диету, никаких явных признаков улучшения не наблюдалось.

Из трех сыновей короля Милона в живых оставался только младший, принц Брезанте, какового и считали наследником престола. Брезанте, однако, отличался бесхарактерностью и по различным причинам не пользовался популярностью среди многих представителей кельтской знати. Тем не менее, некоторые феодалы, верные королю Милону и династии Вале, без особого энтузиазма продолжали поддерживать принца Брезанте. По мере того, как королю Милону становилось все хуже, предводители кельтских кланов занимали все более несовместимые позиции, и уже ходили тревожные слухи о возможности мятежей и междоусобицы.

Власть умирающего короля Милона с каждым днем становилась все более эфемерной, и герцоги из отдаленных провинций Блалока уже правили своими владениями наподобие независимых монархов.

Король Казмир надеялся извлечь выгоду из такой неопределенной расстановки сил. Он запланировал несколько незначительных, но неприятных стычек между лионесскими пограничными баронами и теми отколовшимися от кельтского королевства герцогами, чьи земли стали удобной мишенью для провокаций. Ежедневно из удаленных уголков Лионесса совершались новые небольшие вылазки в Блалок. Казмир надеялся, что рано или поздно кто-нибудь из вспыльчивых блалокских герцогов, ревниво охранявших свои прерогативы, решится на ответное нападение — после чего Казмир, под предлогом необходимости наведения порядка, поддержания мира и оказания помощи законному правительству Милона, мог выступить во главе многочисленной армии из близлежащего Форт-Маэля и захватить контроль над Блалоком. Затем Казмир милостиво согласился бы удовлетворить просьбы фракций, противостоявших принцу Брезанте, и принял бы корону Блалока, тем самым присоединив Блалок к Лионессу. При этом ни даотский король Одри, ни тройский король Эйлас не могли бы обвинить его в нарушении каких-либо правовых ограничений.

Проходили дни и недели — Казмир вел свою игру в высшей степени деликатно и осторожно. Блалокские герцоги-отщепенцы, разъяренные набегами из Лионесса, предчувствовали опасности, связанные с попытками возмездия, и выжидали. В Твиссами принц Брезанте, недавно женившийся на молодой принцессе из уэльского королевства Бор, соизволил отвлечься от супружеских обязанностей в достаточной мере для того, чтобы заметить беспорядок, царивший в королевстве. Знатные кельты, верные королю Милону, оказывали на него давление до тех пор, пока он не разослал гонцов к королю Одри и к королю Эй-ласу, извещая их о необычном всплеске вылазок, набегов и провокаций, наблюдавшихся на лионесской границе.

Отвечая, король Одри ограничился расплывчатыми выражениями. Он предположил, что король Милон и принц Брезанте могли неправильно истолковать несколько нежелательных, но, скорее всего, несущественных инцидентов. Одри советовал принцу Брезанте проявлять благоразумие: "Прежде всего, не следует доверять внезапным догадкам и допущениям — выражаясь иносказательно, опасно метаться в темноте из стороны в сторону, не зная дороги. Поспешные решения нередко бесполезны и безрассудны. Всякий раз, когда рядом падает желудь, не следует заявлять, что небо может обрушиться нам на голову! Я лично предпочитаю такой принцип уверенного и равномерного государственного управления и рекомендую его вам, надеясь, что вы найдете его не менее полезным. В любом случае, заверяю вас в моем дружеском расположении и желаю вам всего наилучшего".

Король Эйлас ответил по-другому. Из Домрейса в море вышла флотилия из девяти военных кораблей — по словам Эйласа, "с целью отработки маневров". Как если бы поддавшись внезапному капризу, Эйлас нанес незапланированный визит в столицу Лионесса на борту "Сангранады", трехмачтовой галеры.

Бросив якорь поодаль от берега, Эйлас отправил к пристаням Лионесса шлюпку с гонцом, передавшим королю Казмиру запрос о разрешении на вход в гавань. В своем послании он упомянул, что его визит, объяснявшийся исключительно счастливым стечением обстоятельств, носил неформальный характер и не требовал каких-либо церемониальных приготовлений — тем не менее, Эйлас надеялся обменяться с королем Казмиром мнениями по вопросам, вызывавшим их взаимный интерес.

Разрешение было получено незамедлительно: "Сангранада" неспешно пересекла столичную гавань и пришвартовалась у пристани. Остальные корабли тройской флотилии бросили якоря на открытом рейде, не входя в гавань.