- Или вы хотите подождать, пока снег выпадет? – пытаюсь тупо сострить.

- Домкрата нет! – отвечает Бартль странно звучащим хриплым голосом.

- Позабыли при последней аварии, – выпаливает «кучер».

Застываю на месте от услышанного, пока не понимаю, что сейчас было сказано.

- Вы уверены?! – восклицаю недоуменно.

- Да, он там, пожалуй, остался, господин обер-лейтенант. Было уже достаточно темно, – робко отвечает Бартль.

- Остался! Остался! – передразниваю Бартля с яростью. – Вы совсем охренели?!

Понимаю, что теперь мы без этого чертова домкрата оказались в крайне трудном положении. Вот засранцы! Оба даже одной извилиной не пошевелили, чтобы упаковывать домкрат! А без этого, вроде чепухового инструмента, мы оказались в полной жопе: Нам никогда не поднять эту тяжелую машину без домкрата…

Хочется кричать, орать, топать ногами – все сразу. Но вместо этого лишь пристально всматриваюсь в серый, легкий, утренний пар: Кладбищенское настроение.

Что же делать?

Куда ни кинь взгляд нигде ни домишка. Откуда может прибыть помощь?

Руки Бартля беспомощно висят вдоль тела, а он лишь беспомощно пялится на меня. Взгляд побитой собаки.

Но есть ведь что-то, что должно нам помочь?!

Мы же не можем оставаться здесь до конца наших дней и просто считать ворон!

Какая нелепость! Из-за автомобильного домкрата, какого-то сраного автомобильного домкрата, мы не можем ехать дальше! И местность с каждой минутой нравится мне все меньше.

- Дерьмо проклятое! – сыплю громко проклятия. – Мы все же должны суметь как-нибудь поднять эту колымагу!

- Рычагом! – предлагает Бартль.

- У Вас есть в запасе?

- Я думаю, можем соорудить с помощью бруса и большого камня – а потом подложить и поднять длинным плечом...

- Ну и где взять этот брус? Где Ваш большой камень? – резко отвечаю ему и готов заорать от боли.

Что за идиотский диалог! Ничто иное, как бестолковый треп, а в результате мы ни на йоту не продвинулись в ремонте.

Раздается голос «кучера»:

- Тута вот валяется така рогатка – или как-то так, как моя мамаша называла эту штуковину – а вон тама лежит еще одна...

«Кучер» протягивает мне один из искусно выпрямленных стальных треугольников с острыми углами.

У меня возникает такое чувство, будто я получил теперь еще и удар под коленки.

Так как нигде не видно ни пня, ни большого камня – вообще ничего подобного поблизости, то я просто бессильно опускаюсь на землю, у обочины.

То, что мы пробили колесо именно в этой ложбине, не может быть случайностью – не простой случайностью, если эти чертовы убийцы участвуют в смертельной игре против нас.

Мы в ловушке: Я, буквально каждой клеточкой своего тела, своими внутренними антеннами, ощущаю нависшую над нами смертельную угрозу.

И это не блеф! Это вовсе не блеф!

Надо подняться по правому склону и с автоматом охранять наше расположение сверху. Но на самом верху я тоже не смогу стоять, иначе на фоне неба буду представлять собой ясно видимый силуэт для стрельбы на поражение. А потому надо подыскать место чуть ниже кромки склона.

Но как же я смогу, с одной рукой в повязке и на подкашивающихся коленях, туда забраться? Сделать несколько глубоких вдохов! И еще раз попробуй!

Легкие работают натужно, словно мехи кузнечного горна, и в этом своем слаломе обнаруживаю выступ в косогоре, который кажется как нарочно созданным для меня: Ладно, заберемся на него!

Но заберусь не по прямой, а зигзагом по склону, затем чуть повыше – и затем налево: Там я могу закрепиться, в крайнем случае, правой рукой. Да, так пойдет!

С этого выступа могу, когда всматриваюсь вдаль, видеть, словно через бруствер, всю местность, и даже могу разглядеть половину другого склона: Теперь здесь никто не сможет незаметно приблизиться к нам.

Опыта такой вот игры в индейцев у меня еще не было! Одной ручной гранатой, отсюда сверху, нас можно было бы быстро уничтожить.

Раньше – во времена Цезаря – противник с такой вот высоты сбросил бы вниз на дорогу груду камней – и все!

Неужели, в конце концов, мы еще и в руки партизан маки; попадем? No, Sir! Им не удастся расстрелять нас в последний момент! То, что они прокололи наше колесо таким вот проклятым острым металлическим треугольником – этого, думаю, нам с лихвой хватит.

И эти два долбоеба, там внизу: Оставить домкрат просто валяться на дороге! И теперь этот безумный Бартль еще и попыхивает своей трубкой, будто сегодня светлое воскресенье и все как никогда прекрасно!

Тем временем стало довольно светло. Полагаю, уже скоро прибудут наши «друзья». Эта ложбина, можно с уверенностью сказать, прекрасная ловушка. Удивляет только то, что еще никто не появился, чтобы проверить, сработала ли ловушка, и находится ли уже в ней кто-либо.

Мы в полной заднице.

В заднице – в заднице. Все теперь в заднице: Мы здорово влипли в это говно.

Перед тем как забраться на этот склон я проглотил свою последнюю таблетку от боли, и она должна была уже подействовать – но эффекта нет. Или все же есть?

Голова едва соображает. Она болит и кажется огромной, и хотя тормозит, но все-таки соображает: Если маки; запланировали расстрелять нас здесь, то это было превосходно спланировано. Достойно восхищения!

Игра в кошки-мышки: Позволить потрепыхаться немного – время от времени нанести удар лапой и отбросив на пару метров, снова схватить... Такая вот песня...

Снова слышу, как сильно стучит мое сердце, отдаваясь в локте.

Водитель стянул рубашку. Его штаны слишком высоко подняты широкими подтяжками – почти до самых сосков.

Внезапно мне кажется, будто я расслышал гул мотора с западного направления. Ничего не видно: Вершина холма блокирует взгляд уже после ста метров.

Но никаких сомнений: Там урчит мотор!

С трудом забираюсь повыше, замираю, затем соскальзываю по склону вниз и остаюсь, с автоматом в положении для стрельбы с бедра и прикрытый «ковчегом», у обочины.

Бартль стоит, тоже укрывшись за «ковчегом», «кучер» за ним. Я вижу – как корабль на гребне волны – появляется над вершиной автофургон: Вижу сначала только крышу кабины водителя, затем ветровое стекло и радиатор. А затем, когда машина подъезжает к нам ближе, вижу номерной знак: Галлюцинация? Номер группы обслуживания военно-морских сооружений? Транспортное средство германского Военно-морского флота здесь, в Эльзасе? Этого не может быть!

Одним прыжком оказываюсь посреди дороги и высоко рву вверх руку с автоматом, чтобы остановить транспорт.

Полуторка!

Обе двери открываются одновременно, и выходят двое в бледно-серых морских робах. Один из них, длинный и худой как щепка маат, потирает руками промежность в тесных штанах, все время, пока приближается к нам. Только когда подходит на три-четыре метра, он, кажется, узнает нас. Как громом пораженный он останавливается, на лице отчетливо виден испуг. И тут до меня доходит, как мы выглядим со стороны: Небритая щетина, моя рука в повязке, автомат в другой руке...

Полностью ошарашенный маат пытается стать по стойке смирно.

Бартль делает несколько шагов к этим двоим.

- Вам здорово повезло, что вы остановились! – говорит он кичливо.

- Почему?

- В противном случае я бы вам весь магазин выпустил по колесам! – Бартль снова рядится в свою роль бравого вояки.

- А откуда Вы здесь? – интересуется второй парень, ефрейтор, у Бартля.

- С луны и еще дальше, – напускает на себя важный вид Бартль, – У вас есть что выпить? Дьявол, у меня буквально пожар в кишках!

- Попридержи-ка коней! – командую Бартлю.

Теперь только маат, кажется, видит нашу колымагу.

- Ого, а это что за чудо? – спрашивает он, и оба осторожно приближаются к «ковчегу».

- На спущенных стоит! – произносит ефрейтор.

- У нас просто нет домкрата, – говорит Бартль.

- Молотком и ручником можно было! – получает в ответ.

- Запаска тоже пробита! – восклицает Бартль.

Я все еще не могу понять происходящее: Это судьба? Ведь как ни суди, подобная сцена здесь совершенно невероятна!