Военные корреспонденты Морфлота, Отделение «Запад»: Доставка точно в срок фотографий клятв и присяг, синие форменки тыловых мешков!

Одна фотография – а затем и целая стопка фотографий Бисмарка оказывается у меня в руках. Я знаю, как они появились.

Просто смех, как он тогда в La Baule со всей своей свитой и при полном параде для «инспек-ции фронта», как эта задница называла все это действо, пыжился и выставлялся!

Вижу все, как-будто вчера: Он хотел фотографироваться с автоматом, в положении лежа, ме-жду противотанковых ежей, на черепушке стальная каска.

Бросаю всю стопку на пол и беспомощно топчусь по фотографиям: Никто иной, как этот грязный подонок сдал Симону. Никто другой, более чем он, не имеет на своей совести судьбу Симоны!

В следующий миг входит Бартль совершенно взволнованный, обеими руками держа перед жи-вотом пишущую машинку:

- На ней еще муха не сидела, господин обер-лейтенант!

- Вас расстреляют, если поймают за грабежом, Бартль! – прерываю его я.

- Слишком уж она тяжела! – отвечает озадаченно Бартль. Но затем у него, судя по хитрому вы-ражению на лице, возникает еще какая-то идея.

- Мы могли бы здесь отлично выспаться, господин обер-лейтенант!

- Хорошо, – говорю ему, – Могу оставить Вас здесь. Весь Palazzo в Вашем распоряжении. Та-кого с Вами никогда в жизни больше не повторится!

Бартль так, будто и вовсе не услышал меня, спрашивает:

- Как Ваша рука, господин обер-лейтенант?

- Неплохо, Бартль! – а про себя прибавляю: Наверно это холодная ярость держит меня наплаву. В локте только пульсация, а в голове легкое головокружение. У меня еще достаточно болеуто-ляющих таблеток.

- Здесь в любую минуту может начаться наступление, господин обер-лейтенант! – произносит Бартль теперь с упреком в голосе.

- С чего Вы это взяли?

- Перестрелка может начаться в любую минуту. А затем, полагаю, начнется атака!

- Ну, Вы скажете, Бартль. Вы там все подготовили? Если так, то надо срочно уносить ноги и двигаться дальше – нас более ничто не держит в Париже! Впрочем: В переулке, сразу за этим зданием, находится гараж Отделения. Просто дважды поверните налево. Может быть, там еще кто-то есть. Этот гараж всегда хорошо снабжался. Вероятно, Вы сможете найти там и шины! Давайте, двигайтесь – время не ждет! Хотя, думаю, Вы едва ли найдете там дрова.

Дрова!

Пока у нас еще есть два мешка из Версаля.

Кричу вслед Бартлю на лестничной клетке:

- Ждите там – я приеду с «кучером».

Еще раз прохожу помещения на первом этаже. Здесь в коридоре мне пришлось когда-то вы-ступать: День рождения Фюрера, представление высших чинов! Что это была за напыщенная дурь!

Когда уже хочу влезть в «ковчег», вижу проходящего мимо унтер-офицера. Машу ему при-зывно.

Унтер кое-что знает: Он кивает в сторону нашего Дворца и сообщает:

- Вчера смылись. Командующий Морфлотом группы Вест и все его штабы смылись!

Ворота к гаражу автосервиса стоят широко открытыми. «Кучер» въезжает по кривой во двор и останавливается так точно перед большой дверью ав-тоцеха, будто уже знал этот путь. Внутри не видно ни одного человека. Понятно: Все удрали!

Тот драндулет, что стоит во дворе, может считаться лишь обломками от машины: Ситроен без мотора, двух-с-половиной-тонка, стоящий на козлах, без колес.

В больной руке снова начинает сильнее пульсировать боль.

- Теперь мне действительно нужен госпиталь, – говорю про себя, но Бартль, должно быть, ус-лышал. Потому что восклицает:

- Здесь, пожалуй, нам больше нечего искать, господин обер-лейтенант...

- Так точно, Бартль. Если бы только я знал, где находится ближайший госпиталь!

- Сейчас выясню! – отвечает Бартль и тут же уходит.

Спустя некоторое время он возвращается и имеет при этом важный, довольный вид.

- Нам надо сейчас ехать к Сене. Lanneck или как-то так называется госпиталь.

К Сене подъезжаем довольно быстро. Затем проезжаем какой-то жилой квартал. Очереди перед магазинами, домохозяйки в тапках, связанные крючком платки на плечах, жалкие сумки в руках перед животом. Мне это знакомо: В таких кварталах они живут посреди города как в деревне.

Приходится медленно ехать. Пожилые женщины имеют время подробно рассмотреть меня своими пустыми глазами.

Навстречу нам движутся колонны Вермахта. За ними следует колонна санитарных машин.

Мы теснимся к стороне и останавливаемся. Проходящие мимо солдаты удивляются нашему «ковчегу».

Когда они удаляются, движемся дальше. Но на следующем перекрестке нас, взмахом диска регулировщика, останавливает полевой жандарм и направляет в объезд. Этих парней со своеобразным ошейником — металлическим горжетом-бляхой, на котором написано «Фельджандармерия» можно почти всегда найти далеко позади основных сил.

Мы без слов сворачиваем. Но затем Бартль внезапно кричит взволнованно сзади:

- Вот указатель на военный госпиталь..

- Отлично! – отвечаю ему на это и обращаюсь к «кучеру»:

- Все время следуйте по указателям. Их Вы легко найдете.

Боль снова усиливается, и картины, на которые падает мой взгляд, смешиваются сложным способом с теми, что вижу внутренним взором: Двойное экспонирование. Вижу все одновре-менно и в действительности и словно в тумане.

Где же этот чертов госпиталь?!

Поскольку он никак не хочет появляться, направляю «ковчег» к тротуару и жду, пока приблизится какой-то пожилой прохожий с тростью. Бартль задает вопрос на ломанном французском языке и – о, чудо! – его поняли.

- Rien de plus simple, messieurs: Vous continuez tout droit devant vous, et la, ou les trois rues se croisent, vous prenez la rue a votre gauche – et puis a la quatrieme, que vous traversez, vous verrez l’hopital a votre gauche. Comprenez-vous?

- Je vous remercie beaucoup, monsieur , – говорю громко и добавляю по-немецки:

- Это была довольно точная справка!

- Теперь налево! – даю «кучеру» указание спустя некоторое время. – И затем все время прямо.

Госпиталь: въезд с булыжной мостовой, конторка охранника – она пуста. Далее по разбитой булыжной мостовой до большого двора. Отталкивающие фронтоны с высокими окнами на все стороны. Здесь, очевидно, военный госпиталь, который видел еще франко-прусскую войну се-мидесятых годов

XIX

века. Как современная клиника это здание никак уж не выглядит. Скорее, как заштатная провинциальная больница. Главное, чтобы мне оказали достойную врачебную помощь!

Эхо наших шагов отражается в пустых помещениях. Здесь что, тоже никого нет?

Ору в боковой проход: «Санитары!»

Эхо звучит ужасно, как в замке с призраками, так, что холодок пробегает по спине.

Подходим к слегка приоткрытой высокой двери, и я слышу странный шум – напоминающий слабый сжатый звук монотонного пения. Когда осторожно приоткрываю дверь, то почти спо-тыкаюсь о жалобно стонущего человека, лежащего на спине, на одеяле, на полу.

В нос так сильно бьет смрад карболки, крови, гноя и еще чего-то ужасного, что все тело пронзает страх неведомого. Но тихо двигаясь вперед, прогоняю страх и пристально всматриваюсь в солдата у моих ног. Мой бог, он выглядит ужасно: Розовое, ужасное, сплошное израненное месиво между кровоточащих сгустков бинтов – это должно быть плевра. А пена? Она, конечно, выходит остатками воздуха из легких. У бойца, скорее всего, пробиты оба легких...

Хочу одновременно и смотреть и отвести взгляд от этого ужаса. Все видеть и тут же ничего этого не видеть.

Только теперь мои уши словно раскрываются для пронзающих меня непрерывных стократно усиленных стонов, заполняющих все помещение. Я еще никогда в жизни не слышал, чтобы люди так жалобно стонали хором. Они вплотную лежат на полу и умирают, жалобно стеная и плача от боли. И нигде ни одной сволочи, чтобы сделать им укол милосердия.

Как ни сильно хочу принудить себя к внимательному осмотру палаты в разные стороны, не могу этого сделать: Лишь молниеносно воспринимаю мелькающие картины кровоточащих пе-ревязок, обмотанных повязками голов и тел, завернутых словно мумии.