Случай с Буряком был не из простых. Очень уж много фактов сошлось против него. Но и за него тоже кое- что было. Если подтвердится, что буксир в тот ночной час и впрямь не больше сорока минут стоял в порту, ес

ли будет установлено, что Буряк не опоздал к отходу судна, то весьма сомнительно, чтобы за полчаса своего отсутствия (а если вычесть двадцать минут на дорогу от причала к проходной и обратно, получается — за десять минут) он мог успеть сесть в такси, убить шофера, где-нибудь по пути передать руль Блондину и вернуться на свой буксир. К этому надо приплюсовать еще время на его стычку с Калымычем; если и этот факт подтвердится, можно считать, что у Буряка почти стопроцентное алиби.

В его пользу говорило также то, что он сам вызвался найти Калымыча — надеялся, значит, что тот подтвердит сказанное им. Правда, несколько подозрительным выглядело то, с какой молниеносностью Буряк узнал Блондина. Чекалин уж предпочел бы, чтобы Буряк выдумал это — допустим, решил по-детски, что так вернее отведет от себя подозрение. Да, лучше так, а то слишком уж гладко все получается: человек, которого есть основания подозревать в совершении убийства, случайно, притом, вероятно, всего за несколько минут до преступления, встречает истинного убийцу... Не одного Чекалина смущало это — Еланцева, оказывается, тоже. Так повстречать (в нужном месте и в нужный момент) можно разве что сообщника!

Как ни удивительно, но не исключено, что Саня Буряк тут не врал... Приехал Петрунин, майор из портовой милиции, одно из его сообщений, по-видимому, имело прямое отношение к тому, о чем толковал Буряк. Коллегам из порта удалось установить, что примерно в ноль часов на площадке перед проходной стояла группа солдат, дожидалась автомашины, чтобы ехать в часть. Солдаты эти работали в порту на разгрузке судов — время от времени, в авральные моменты, портовое начальство прибегает к их помощи. Так вот, эти солдаты видели машину «Жигули» белого цвета, стоявшую неподалеку от них с включенными габаритными огнями. Видели они также и то, что к «Жигулям» подходил парень, по совпадающему описанию нескольких человек — чернявый, без шапки, челка вниз, нос картошкой, в черной телогрейке, какую обыкновенно носят портовые работяги. Этот парень (по приметам — точь-в-точь Саня Буряк) сперва сел в машину, потом выскочил из нее и, не закрывши дверцу, ругался с шофером; так, по крайней ме

ре, показалось солдатам, хотя они не слышали ни одного членораздельного слова.

Потом к солдатам подошли три человека, одеты довольно легко, в модных нейлоновых куртках. Один из них шутливо предложил рядовому Сивкову обменять шинель на куртку, а то, мол, от колотуна загнуться можно; потом сказал, что они с «Бискайского залива», завтра чуть свет отход, и тут же спросил: где бы водку раздобыть? Сивков показал на «Жигули» — поди, неспроста тут маячит. Те три парня в куртках направились к машине. В этот момент парень в телогрейке хлопнул со злостью дверцей, пошел к проходной. Кругликов, младший сержант, спросил у него шутливо: «Что, не обломилось?» Парень в телогрейке ответил: «Пятнадцать колов хочет, во живодер!»

Парни в куртках через открытую дверцу о чем-то тем временем беседовали с водителем. Чем закончился этот разговор, солдаты, правда, уже не знают: за ними подошла машина, увезла их. Майор Петрунин лично побывал в части, показал композиционный портрет лица, подозреваемого в убийстве. Трое военнослужащих — уже упомянутые Сивков и Кругликов, а также рядовой Силантьев — независимо друг от друга показали, что лицо, изображенное на портрете, напоминает одного из тех трех человек, которые подходили к автомашине «Жигули» белого цвета. Приметы, сообщенные ими, полностью совпадают с приметами, указанными в ориентировке на разыскиваемого преступника...

—      Что это за белые «Жигули»? — спросил Чекалин. — Установлено, кто их владелец?

—      Тут и устанавливать нечего, — сказал майор Петрунин. — Давно известен. Евгений Павлович Гольцев, по прозвищу Калымыч. Все руки не доходят всерьез им заняться.

—      Крупная фигура?

—      Да нет, кусошник. То подвезет кого, то водку сбагрит втридорога, то заморскую вещичку перекупит. Но скользок — что твой угорь, как ни ухватишь — все вывернется. Правда, вплотную не занимались им, так, мимоходом. Теперь, видно, настал момент. Разрешите вызвать его?

— Нет, это мы сами сделаем, — сказал Еланцев. — Как раз поехали за ним. У вас есть его адрес? Хорошо, оставьте на всякий случай.

13

—      Фамилия, имя, отчество?

—      Гольцев Евгений Павлович.

—      Образование?

—      Высшее.

—      Кем и где работаете?

—      Механик-наладчик судремзавода.

—      Вы предупреждаетесь об ответственности за отказ или уклонение от дачи показаний и за дачу заведомо ложных показаний. Распишитесь, что предупреждены.

Евгений Павлович Гольцев, сорока двух лет от роду, образование высшее, механик-наладчик, оказался редкостной мразью!

Памятуя о характеристике, которую дали ему Саня Буряк и майор Петрунин, Чекалин имел все основания предполагать, что этот человек едва ли захочет распространяться о своих коммерческих вылазках на машине. Поэтому, приступив к допросу, Чекалин не стал выпытывать у него, с какой целью тот находился в полуночный час около порта. Более того: дабы Калымыч точно уразумел, какие сведения требуются от него, Чекалин даже счел необходимым сразу открыть перед ним все карты. Сообщил об убийстве водителя такси и о том, что предполагаемый убийца, возможно, был среди тех, кто вступал в контакт с Гольцевым позапрошлой ночью около ноля часов, кто подходил к нему, к его белым «Жигулям». Затем попросил ответить на вопрос — не было ли среди этих людей человека, похожего на этого, — и попросил повнимательнее посмотреть композиционный рисованный портрет.

Произошло неожиданное.

—      Тут какое-то недоразумение, — сказал вдруг свидетель Гольцев по прозвищу Калымыч. — У порта я не был — ни позапрошлой ночью, ни прошлой, ни на машине, ни пешим способом. Так что, при всем желании, я никого не мог там видеть.

О, тут было чем полюбоваться! Боже праведный, с каким апломбом держался он, сколько благородного, с

трудом сдерживаемого негодования в хорошо поставленном голосе было, а на лице вдобавок выражение оскорбленной невинности! При этом на рисунки не удосуживался взглянуть даже...

Не знай Чекалин наверняка, что за субъект находится сейчас перед ним, пожалуй, и поверил бы ему. Хотя нет — в поведении Гольцева было все же что-то настораживающее. Как ни искусно он вел себя, но какая-то фальшь все равно прорывалась. Верно, тут вот что: слишком уж независимо он держался, слишком! По его понятиям, именно так, по-видимому, должен выглядеть невинный человек, будучи вызванным на допрос. Однако как раз здесь он и промахнулся. Чекалин не раз уже убеждался в том, что существует некая психологическая модель поведения человека на допросе. Самый разне- винный человек, волею судеб оказавшийся по другую сторону следовательского стола, чувствует себя напряженно — в большей или меньшей степени, и, уж во всяком случае, не бравирует так демонстративно своею безбоязненностью. Так что тактика, которую рассчитанно выбрал себе Гольцев, изначально оказалась негодной. Перестарались, Евгений Павлович, переиграли...

—      У меня есть основания сомневаться в правдивости ваших слов, — сказал Чекалин.

—      Я с превеликой охотой готов выслушать вас, — все с той же утрированной своей независимостью, с известной даже светскостью ответил Гольцев.

—      Мне не хотелось бы прибегать сейчас к доказательству таких пустяков, — терпеливо разъяснил ему Чекалин. — Я хочу, чтобы вы поняли: меня не интересует, с какой целью вы были в порту. Повторяю, ваши показания необходимы для быстрейшего раскрытия убийства. Если уж так сошлось, что вы находились около порта в тот самый момент, когда там, по нашим предположениям, находился убийца, то не кажется ли вам странной избранная вами позиция? Не торопитесь с ответом, взвесьте все «за» и «против»...