— Два стула?

— Ага.

— Ты только что сказал — один.

— Правда? Нет, кажется, все-таки два. Так, еще полка с книгами и старыми газетами. Ну и на кухне две-три кастрюли, кофейник и все такое прочее.

— Все такое прочее?

— Ножи там, вилки, консервный нож, мусорное ведро...

— Понятно. На полу что-нибудь лежало?

— Ничего, не считая покойника. Полицейские тоже ничего не нашли, я спрашивал.

— В квартиру еще кто-нибудь заходил?

— Нет, ребята сказали, что никто не заходил. Только я да они. Потом приехали рабочие с фургоном и увезли труп в полиэтиленовом мешке.

— И причина смерти Свярда уже установлена?

— Ага, вот именно. Застрелился. Уму непостижимо! Куда же он пушку-то дел?

— У тебя есть какие-нибудь предположения на этот счет?

— Ноль целых. Дурацкий случай. Этого дела не раскрыть, я точно говорю. Редко, но бывает.

— А полицейские что сказали?

— Да ничего. Что они могут сказать — обнаружили труп, убедились, что все было заперто, больше ничего. Если бы в квартире пушка была, неужели мы не нашли бы ее. Да и где ей быть, если не на полу рядом с покойничком.

— Ты выяснил личность покойника?

— А как же. Фамилия — Свярд, на двери написано. С одного взгляда видно, что за человек.

— Ну-ну?

— Простейший алкаш, надо думать. Такие частенько кончают с собой. Или упиваются до смерти, или с инфарктом на тот свет отправляются.

— Больше ничего существенного не добавишь?

— Все. Это такая головоломка... Загадочный случай. Тут даже ты не справишься, помяни мое слово. Да и будто нету дел поважнее.

— Возможно.

— Как пить дать. Мне можно сматываться?

— Погоди, — ответил Мартин Бек.

— У меня все. — Альдор Гюставссон ткнул сигару в пепельницу.

Мартин Бек встал и подошел к окну.

— Зато у меня не все, — заметил он, стоя спиной к собеседнику.

— А что такое?

— Сейчас услышишь. Например, на прошлой неделе на место происшествия выезжал специалист по криминалистической технике. Большинство следов уничтожено, но на ковре сразу были обнаружены пятна крови, одно большое и два поменьше. Ты видел пятна крови?

— Нет. Да я их и не искал.

— Это чувствуется. А чего же ты искал?

— Да ничего. Ведь все и так было ясно.

— Если ты не заметил крови, мог и другие вещи пропустить.

— Во всяком случае, огнестрельного оружия там не было.

— Ты обратил внимание, как был одет покойный?

— Не так чтобы очень. И ведь труп весь сгнил уже. Что на нем могло быть, тряпье какое-нибудь. И вообще, я не вижу, чтобы это играло какую-нибудь роль.

— Ты сразу определил, что покойный был бедняк и жил одиноко. Не какая-нибудь приметная личность.

— Точно. Насмотришься, как я, на всяких алкашей и прочую шушеру...

— И что же?

— А то, что я свою публику знаю.

— Ну а если бы покойник занимал более высокое положение в обществе? Тогда, надо понимать, ты работал бы тщательнее?

— А что, тут приходится все учитывать. Нам ведь тоже достается дай бог.

Альдор Гюставссон обвел взглядом кабинет.

— Вам тут, может, и невдомек, но у нас работы выше головы. Охота была изображать Шерлока Холмса каждый раз, как тебе попадется мертвый босяк. Ты еще что-нибудь хочешь сказать?

— Да. Хочу отметить, что это дело ты вел из рук вон плохо.

— Что?

Гюставссон встал. Похоже, до него только теперь дошло, что Мартин Бек может испортить ему карьеру.

— Погоди, — пробормотал он. — Только потому, что я не заметил кровавых пятен и несуществующего пистолета...

— Эти упущения еще не самое главное, — сказал Мартин Бек. — Хотя тоже грех непростительный. Хуже то, что ты позвонил судебному врачу и дал указания, которые основывались на предвзятых и неверных суждениях. Кроме того, заморочил голову полицейским, и они поверили, что дело элементарное и тебе достаточно войти в комнату, окинуть ее взглядом, и все станет ясно. Заявил им, что никаких специалистов вызывать не нужно, потом велел забирать тело и даже не позаботился о том, чтобы были сделаны снимки.

— Господи, — произнес Гюставссон. — Но ведь старикашка сам покончил с собой.

Мартин Бек повернулся и молча посмотрел на него.

— Эти замечания... надо понимать как официальный выговор?

— Вот именно, строгий выговор. Всего хорошего.

— Погоди, зачем же так, я постараюсь исправить...

Мартин Бек отрицательно покачал головой. Следователь встал и направился к выходу. Он был явно озабочен, но, прежде чем дверь затворилась, Мартин Бек услышал, как он произнес:

— Черт старый.

По правде говоря, такому, как Альдор Гюставссон, не место в уголовной полиции и вообще в полиции. Бездарный тип, заносчивый, развязный, и совсем неверно понимает свою службу.

Обычно в уголовную полицию привлекались лучшие из полицейских.

Продолжение следует

Перевел с шведского Л. Жданов

Общественный транспорт в Сингапуре

В путеводителе по Сингапуру, который я заполучил еще в самолете, указывалось, что проблемы транспорта в Сингапуре не существует. Автор этого опуса, в целом довольно занимательного, бодро утверждал, что «первоклассные такси, мощные автобусы, экзотические рикши в любое время суток в любой точке города готовы квалифицированно, первоклассно обслужить пассажиров...».

...Выполнив необходимые формальности, я вышел из здания аэропорта и сразу же оказался в окружении большой группы возбужденных людей.

«Фотокорреспонденты, видать, приняли меня за какую-то важную птицу», — мелькнуло в голове.

Люди, однако, подняли меня на руки и понесли к стоянке такси. На стоянке я был спущен на землю и стал свидетелем яростной схватки между псевдокорреспондентами. Решался вопрос о том, кто меня повезет. В конце концов я был (подчеркиваю: именно был) втиснут в старый, латаный-перелатаный «мерседес». Один из «корреспондентов», долговязый загорелый человек в майке и белых брюках, занял место за баранкой и, обернувшись ко мне, прокричал на ломаном английском:

— Куда?

Не успел я ответить, как машину рвануло со стоянки, словно ветром сдуло. И вовремя — проигравшие «битву» уже почти сомкнули вокруг машины кольцо. Оставив преследователей с носом, машина понеслась по широкому бетонному шоссе.

Я жаждал впечатлений и пытливо всматривался в пролетавшие мимо кокосовые рощи, деревушки, пагоды, кудрявые холмики. Однако воспринять что-то конкретное было трудно — стрелка спидометра уперлась в крайнюю цифру 160 миль и, трепеща, грозила выскочить вовсе. И вдруг — скрежет тормозов и убийственный толчок. Наша машина очутилась среди бесчисленного множества других гудящих, воющих, новеньких и почти разваливавшихся, огромных и карликовых лимузинов всех цветов радуги.

Водители, дрожа от напряжения, готовые в любой миг сорваться с места, горящими глазами гипнотизировали светофор. Атмосфера сгущалась — к перекрестку прибывали все новые автомобили, которые давили на стоящих впереди и выдавливали их на перекресток, создавая помехи поперечному потоку транспорта. Мой водитель, отчаявшись увидеть наконец желанный зеленый свет, подал назад, и «мерседес», отталкивая пристроившихся за ним «фольксваген», «холден» и «фиат», двинулся в обратном направлении. Минут пять мы ехали задом наперед, пока у маленького человечка в огромных роговых очках, сидевшего за рулем «холдена», не сдали наконец нервы. Он дал полный газ, и наша колонна, за исключением «фиата», продолжавшего по инерции катиться назад, изменила направление движения на сто восемьдесят градусов. Вскоре мы снова были на перекрестке, уже свободном от транспортных средств. Мы выехали на самый его центр. В это время на светофоре вновь поменялся сигнал, и на нас, сметая все на своем пути, понеслась дикая орда разноцветных машин. «Холден» затормозил и тут же был сражен летящим, как пуля, грузовиком, наполненным бананами. Мы же успели выскочить с поля боя. Может быть, потрясенный увиденным, таксист мчал вперед по узенькой улочке, где шла оживленная торговля, на бешеной скорости. Как ни странно, мы никого не задавили; лишь сбили переносную кухню продавца супа. Зеленая жидкость с полуметровыми нитями прозрачной вермишели плеснула в мое лицо через открытое окно. Я молча вытерся.