Напрасно они надеялись, что их не заметят. Надсмотрщики обшарили каждый уголок, рьяно исполняя приказ хозяина.

Лучше подчиниться, чем подвергнуться побоям и унижению.

Оба поднялись и, присоединившись к группе негров, направились к выходу. Все сошло благополучно.

Здесь друзья увидели, что площадь перед сараем оцеплена. В строю стояли по меньшей мере человек пятьсот воинов с ружьями наготове. Сюда же подкатили и пушку.

Сопротивление бесполезно! Из этой мышеловки не вырвешься!

Несчастных разделили на несколько групп, с них срывали одежду, нещадно били.

— А! Каналья! — вскричал Тотор, узнав человека, который руководил экзекуцией.

Это был немец фон Штерманн, одетый в арабский костюм.

Тотор помнил, как тот упал под ударом Жана Риммера. Однако предатели живучи!

— Вон белый! Я узнал его! — завопил немец. — Схватить!

Десять человек бросились к Тотору. Он не собирался сдаваться и какое-то время успешно отбивался. Над головой свистели сабли, а Тотор пустил в ход не только руки и ноги, но и зубы…

— Не убивайте его! — ревел немец. — Взять живым!

Наконец негодяй и сам подскочил с револьвером в руке…

Тотор ринулся вперед, стараясь схватить лейтенанта за горло, но солдаты подоспели вовремя и связали бунтовщика.

Фон Штерманн стоял совсем рядом. Тотор изловчился и плюнул ему в лицо.

— Предатель! Иуда! — кричал он. — Убей меня! А не то я тебя уничтожу!

Бывший лейтенант из Камеруна позеленел от злости, вскинул револьвер, но сдержался. Тонкие губы скривились в зловещей улыбке:

— Грязный французишка! Отведите его во дворец. Си-Норосси живо его укротит.

Тотора увели.

А где же Хорош-Гусь? Почему он не защитил своего друга и патрона?

Хорош-Гусь исчез.

ГЛАВА 5

Кама. — Султан Си-Норосси. — Си-Ля-Росс. — Скала над бездной. — Гарем. — Вот так роскошь! — Не мешает привести себя в порядок. — Меринос!.. — Гляди-ка! Кот! — Выход Тотора.

Раба, которому поручили охранять Тотора, нашли связанным неподалеку от подземной тюрьмы.

Он рассказал о дерзком побеге пленника, и, как только партию привели в Каму, один из охранников отправился в Зерибах с тревожной новостью.

Он доложил о происшедшем фон Штерманну, тому самому человеку, который, зная о щепетильности султана в отношении французов, посоветовал водворить беглеца в каменный мешок.

Узнав о побеге, фон Штерманн пришел в ярость и приказал бить провинившегося раба палками, пока тот не испустит дух.

Тотора необходимо было найти любой ценой. Начались допросы. В результате выяснилось, что под покровом ночи француз, возможно, прибился к партии рабов и, стало быть, прячется где-то среди пленников.

Дальнейшие события подтвердили эту гипотезу.

Укрепленный лагерь Кама, откуда Си-Норосси и бен Тайуб рассылали отряды бандитов для захвата несчастных дикарей, раскинулся в междуречье Шари, Логоне и Уама, на северо-восток от Лаи. Лагерь построили несколько месяцев назад километрах в двухстах пятидесяти от французских фортов Бретонне на севере и Аршамбо на востоке, в самом центре плато, защищенного с одной стороны рекой, а с другой — густым лесом. Дальше высились неприступные горы, еще дальше зияли глубокие ущелья, настоящие бездонные пропасти.

Место выбрали весьма удачно.

Колонны пленников и караваны с награбленным без труда добирались до озера Иро и пешком, по долинам Шари, или на пирогах, по реке Аук, прибывали в Дарфур.

Между тем караваны не раз уже натыкались на французов и на находившиеся под французским протекторатом племена на берегах Гринбинги, из-за чего Си-Норосси нес серьезные потери.

Поэтому султан, естественно, ненавидел европейцев, но инстинктивно опасался их, зная, как отомстили они за гибель Лами[63], Бретонне, Беагля, Крампеля, и, несмотря на гордость из-за легких побед над несчастными африканцами и на несметные, добытые нечестным путем богатства, он не решался вступить в открытый конфликт с европейцами, и в частности с французами.

У жестокого, алчного, неразборчивого в средствах султана была, однако, своя особая философия. Он все хорошо взвешивал, предпочитая действовать наверняка. Бен Тайуба, авантюриста по натуре, жившего сегодняшним днем и никогда не загадывавшего на будущее, раздражало то, что он называл малодушием Си-Норосси. Амбициозный работорговец мечтал о дерзком походе к озеру Чад, чтобы отбросить французов к северу и основать грандиозную центральноафриканскую империю от Логоне до Санга.

Злобный и мелкотщеславный фон Штерманн поддерживал бен Тайуба в его безрассудных мечтаниях. Оба не раз ловили друг друга на мыслях о том, чтобы свергнуть Си-Норосси и занять его место, но, принимая во внимание популярность султана и верность ему армии, не решались действовать.

Такова была ситуация на момент, когда Тотор предстал перед лицом Си-Норосси.

Критический момент!

Парижанин нисколько не заблуждался на собственный счет, понимая, что на этот раз зашел слишком далеко и наверняка погибнет.

Оставалось держаться стойко и принять смерть достойно, с высоко поднятой головой и чистой душой.

Они прошли вдоль улиц Камы и, немного попетляв, оказались у подножия холма высотой метров в пятьдесят, на вершине которого Тотор разглядел просторное здание, сверкавшее белизной под лучами тропического солнца.

Холм составляли отвесно обтесанные каменные глыбы, и на первый взгляд взобраться на вершину было решительно невозможно. Но конвоиры обошли скалу кругом и поднялись по вырубленным в граните ступенькам. При входе на лестницу стояли человек двадцать стражников, вооруженных по-европейски, скорострельными карабинами.

«Немецкая контрабанда», — отметил про себя Тотор. Он старался быть предельно внимательным и не упустить ни единой мелочи.

Путь на лестницу преграждала массивная решетка кованого железа. Лязгнули петли, и Тотора втолкнули внутрь. Здесь пленного с рук на руки передали другим солдатам.

«Черт возьми! — подумал наш герой. — Экий изысканный этикет при дворе господина Си-Ля-Росс»[64].

Такую кличку он сам придумал султану Си-Норосси.

Поднялись наверх. Теперь Тотора охраняли рослые арабы с обветренными, смуглыми лицами, в длинных белых одеяниях и с пистолетами на поясе.

— Вид у этих ребят не слишком приветливый, — проворчал Тотор. — Впрочем, они довольно вежливы.

В самом деле, до сих пор его никто и пальцем не тронул, просто окружили плотным кольцом, так что француз был вынужден подстраиваться под их шаг.

Вышли на просторную террасу, откуда открывался вид на необъятные дремучие леса. Тотор остановился возле каменной балюстрады и слегка перегнулся через нее, стараясь побольше увидеть.

Быстрая река протекала у подножия скалы, огибая невысокий утес, к которому вплотную подступали деревья, чьи мощные ветви сплетались над водой в тенистый навес.

Несмотря на то что один из стражей торопливо дернул Тотора за рукав и увлек за собой, наш герой успел все же разглядеть (хотя, быть может, он и ошибся) нечто напоминающее распластанную на камнях человеческую фигуру.

Да, конечно, это скорее всего дефект камня… Ведь туда невозможно добраться…

Между тем процессия двинулась дальше.

Еще один маленький коридор — крошечный туннель, выдолбленный в граните, — лестница, вторая терраса.

Ситуация не располагала к лирическим настроениям, и все же Тотор не сдержал восхищенного возгласа. В самом деле, трудно было представить себе что-либо более прекрасное, чем открывшийся его взору залитый светом африканский пейзаж. О, эти сверкающие блестки золотого песка в изумрудном обрамлении свежей листвы! Горизонт растворялся вдали, и все краски, словно преломляясь сквозь невидимую призму, играли в воздухе.

Тотор ощутил сильный толчок в спину и двинулся дальше. Полуприкрыв глаза, стараясь продлить очарование, он прошептал: