Только 9 декабря отряд покинул стоянку. Без отдыха, без еды, измученные пони к вечеру добрели до прохода Шеклтона. Их силы были вконец исчерпаны, лошади годились лишь на убой.
— Застрелить их — это милосердие,- сочувственно заметил Уилсон опечаленному Отсу.
— Выбора нет…
Множество снега пригнал ураган на Бирдморский ледник. Необходимо полное напряжение всех сил путешественников. Лыжникам, тянущим на лямках сани, дорога дается легче, чем пешеходам, которые волокут такой же груз. «Всем пригодились бы лыжи, но мои упрямые соотечественники настолько предубеждены против этого снаряжения, что далеко не все запаслись им»,- досадует Скотт, сдерживая раздражение. Время научило его подавлять приступы ярости. То ли было в юные годы! В подобном случае он взорвался бы, как пороховая бочка, выложил бы спутникам все начистоту, а заодно не пощадил бы и себя, не понудившего своих подчиненных взять лыжи. А теперь? Бессмысленно сокрушаться о непоправимом… Надо подбодрить товарищей. Вспомогательная партия лейтенанта Эванса отстает: физик Райт выбился из сил, устал старшина кочегаров и моторист Лэшли. Чтобы пройти несколько сот метров, этой партии понадобилось чуть ли не полчаса. Упряжки Мирза и Герова пока бегут резво, у каждой 200 килограммов груза.
На крутом подъеме пришлось снять лыжи; без них люди сразу ощутили прелесть пешего хождения, проваливаясь до колен. По такой рыхлой поверхности невыносимо тяжело тащить сани. Они погружаются до поперечных перекладин и, словно плуг, пашут снег; Шеклтон же в этом месте проходил по твердому голубоватому льду.
Упряжки заметно утомились, и 11 декабря, когда отряд достиг нижней части Бирдморского ледника, Скотт решил отправить их обратно.
— Собаки хорошо работали и помогли нам,- сказал он, прощаясь с Мирзом и Геровым.- Думаю, вы скоро доберетесь домой, корма для упряжек по дороге оставлено достаточно. Передайте мою маленькую записку зимовщикам.
«Дела не в таком уж розовом свете, в каком могли бы быть, но мы не унываем и уверяем себя, что должен же быть поворот к лучшему,- писал Скотт,- Хочу только сказать вам, что я в состоянии по-прежнему не отставать от других».
Транспортных средств больше нет, все зависит от людей. Ни один еще не запросил отдыха. Двенадцать человек тащат трое тяжело нагруженных саней, взбираются с ними на обледенелые склоны, спускаются в низины и снова набирают высоту. На ночевках сверяются с путевым графиком Шеклтона: сколько времени заняла у него дорога сюда от острова Росса? Отряд Скотта уже запаздывает почти на шесть суток, четверо из них отняла Бездна уныния.
Середина месяца прошла в очередной борьбе с непогодой. Отмечая события минувших суток, Скотт 15 декабря записал: «Неужели мало еще мы натерпелись?» Никакие предчувствия не тревожили его, а ведь именно в эти дни норвежцы торжествовали победу на полюсе.
Англичане втянулись в работу, теперь они не испытывают голода, томившего их первое время, все довольны походными пайками. В пути жарко, одежда пропотела; сбросили верхние шерстяные фуфайки, кожа стала холодной и неприятно липкой. Мучает жажда, они откалывают и кладут в рот кусочки льда, на привалах поглощают много чая и воды. Губы растрескались, их покрывают мягким шелковым пластырем. Пятерых поразила снежная слепота, но страдают они неодинаково; как и девять лет назад, трудно переносит ее доктор Уилсон.
В средней части ледника Бирдмора соорудили склад. Эдгар Эванс подбил гвоздями сапоги товарищей и переделал лыжную обувь. Его от души благодарили, богатырь конфузился: «Простое дело, не за что хвалить».
20 декабря разбили лагерь на пологом и довольно гладком склоне. Закончив обычные расчеты, Скотт созвал всех:
— Меня радуют материалы, собранные в пути, можно будет составить отличную карту. В последнее время мы хорошо двигались, а сегодня особенно удачно: прошли почти двадцать географических миль, поднялись на двести сорок метров и по срокам опередили Шеклтона. Завтра вечером мы должны пересечь 85-ю параллель.
Дальше с полюсной партией отправятся только три человека, четверо должны вернуться. Мне нелегко было сделать выбор. Домой пойдут Аткинсон, Райт, Черри и Кэохэйн.
— Я очень огорчен,- смущенно проговорил физик Райт, сдвигая очки и глядя в сторону.- Были у меня неудачи, но теперь, когда я привык возить сани, возвращаться обидно.
— Как ни печально проститься с вами, друзья, иного выхода нет,- ответил Скотт и обратился к врачу Аткинсону, своему заместителю на зимовке: — Я надеялся, что в пути смогу более точно назвать срок возвращения полюсной партии, но ведь только теперь мы пойдем по графику. Поэтому срок не изменился — вероятно, мы вернемся во второй половине марта. У вас будет возможность несколько уточнить это, судя по времени, которое потребуется вспомогательным партиям на обратный путь. В Лагере одной тонны мы рассчитываем застать собачьи упряжки, посланные вами… Захватите, Аткинсон, мою весточку товарищам на зимовке…
Скотт писал: «Погода постоянно держит нас в тревожном состоянии… Мы снова угодили в район, изобилующий ужаснейшими трещинами. Эванс и Аткинсон сегодня провалились на всю длину своей упряжи, а наполовину проваливались все. Так как я иду впереди, то мне первому и достается. Сильно волнует, когда не знаешь, куда приведет следующий шаг. Но все это в самом деле может быть занимательно, если только есть возможность двигаться вперед».
Они выбрались из области трещин, туман поредел. Отдавая Аткинсону весточку, Скотт дописал: «Казалось бы, должны добраться до цели».
Четверо ушли обратно. Полюсную партию сопровождают лейтенант Эванс, старшина кочегаров Лэшли и унтер-офицер флота Томми Крин — большой приятель второго Эванса, богатыря. Восемь путешественников тянут двое саней. Крутые подъемы чередуются со спусками, но отряд забирается все выше. А скорость даже превосходит самые оптимистические расчеты. Неужели в их судьбе наступил долгожданный поворот? Только бы не ухудшилась погода! Дует пронизывающий ветер, но в теплой одежде и сытые они вынесут и не такие невзгоды. Одно неудобство — лица все время покрываются льдом…
Новую тетрадь дневника Скотт открыл записью возраста участников полюсной партии: ему 43 года, Уилсону — 39, Эдгару Эвансу — 37, Отсу — 32, Боуэрсу — 28; средний возраст 36 лет.
В рождественский вечер разбили лагерь раньше обычного и занялись стряпней.
— Вот это еда! — сказал Томми Крин после ужина.- Чего только не было у нас нынче!
— Можно сказать, наелись досыта,- поддержал своего друга Эдгар Эванс.- Ну и выспимся здорово нынешней ночью!..
Накануне нового, 1912 года прошли за 87-ю параллель. Остановились на длительный дневной привал. Эванс и Крин, работая озябшими руками на морозе и леденящем ветре, соорудили трехметровые сани.
— Бесценные люди,- с восхищением сказал Скотт доктору.
— В наших условиях это геройство.
За новогодним завтраком все получили по кусочку шоколада. Боуэрс измерил высоту: почти три километра над уровнем моря. В дороге увидели нежданного гостя — большого поморника, грозу пингвиньих гнездовий. Хищник то садился на снег, как бы с любопытством поджидая людей, то снова расправлял крылья и взлетал.
— Видимо, он голоден,- заметил доктор.- Но что вынудило его забраться так далеко от моря, где эти птицы добывают пищу?..
Ночь на 4 января восемь путешественников последний раз проводят вместе. До полюса 148 географических миль — 274 километра, пятая часть пути. Отсюда трое повернут к дому. Скотт, Уилсон, Боуэрс, Отс и Эдгар Эванс продолжат поход. Какое счастье, что они, наконец, одолели эти нескончаемые подъемы! Теперь путь лежит по пересеченному белыми гребнями, слегка отлогому плато.
Пришло время расстаться. Не надо затягивать минуты, когда даже у самых стойких размягчается сердце и глаза заволакивает какая-то пелена… Томми Крин ухватился за руку Эдгара Эванса и не может оторваться от друга. Чего ты плачешь, добрый Томми, британский моряк! Возьми пример с лейтенанта — он держится, как подобает мужчине. Лэшли, не отворачивайся, крепись!..