Енсине, сидя на кровати, болтала длинными ногами, а мать время от времени нерешительно поглядывала на нее…

Стоя над кофейником, матушка Йенсен просматривала газету, которую только что принесли, — она всегда изучала сообщения о пропажах и другие новости на последней странице.

— Мне кажется, вам следует определить Енсине на швейную фабрику к Фобергу, — сказала она внушительно, — ведь дома таким образом она ничему не научится.

— Сначала пусть пройдет конфирмацию, — заметила Майса…

Только как это все осилить?.. Чтобы у бедной девочки все было обставлено прилично, не хуже, чем у других, потребуются большие расходы…

Так трудно сейчас получить работу, а ведь жить на что-нибудь надо! Появилось столько новых, расторопных портних. Да, если бы она не была такой искусницей по части всякой починки, переделки да перелицовки — в этом она без хвастовства может признаться, — если бы не бралась за все это в семьях победней, вряд ли бы ей удалось заработать столько, чтобы хватило на хлеб, на жилье и на дрова ей с Енсине. А ведь еще и обувь нужна — не ходить же с мокрыми ногами в этакую слякоть.

Да, забот не оберешься!

«Ручная машина, ручная машина в рассрочку», — медленно и запинаясь, прочла матушка Йенсен; заголовок этого объявления был напечатан крупными жирными буквами.

Майса на минуту перестала шить и насторожилась.

«Первый взнос — треть всей цены».

— Так, так, — Майса снова взялась за шитье.

— Слушай, мама, а мы можем выручить крон шестнадцать за наш комод! — горячо воскликнула Енсине. Она прекрасно понимала, что значит для них машина.

Майса с грустью и сомнением посмотрела на большой комод, который сопровождал ее всю жизнь и доставлял столько хлопот при переездах… Вдруг и вправду она сможет получить за него швейную машину? Шестнадцать крон…

— У нас же там почти ничего нет, мама, — стояла на своем Енсине. — Только в большом нижнем ящике немного белья и всякой мелочи, да еще чашки.

Когда-то нижний выдвижной ящик служил для Майсы кроваткой — так рассказывала ей мать, да и Енсине тоже спала в нем. Как трудно расставаться с этим комодом. Но ведь взамен у нее будет швейная машина!

— И мы сможем тогда брать шитье на дом, Енсине! И здесь, у нас, и в городе.

— Вот-то закипит работа, мама! Знай себе крути, и все.

— Но… не так-то все это просто.

— Самое главное набрать побольше заказов, — уговаривала ее Енсине.

— Завтра с утра схожу к Андерсену и поговорю насчет комода. Вот если б мне заполучить эту машину уже завтра… Тогда не нужно будет так спешить с платьем для мадам Хансен… Слушай, Енсине, сбегай-ка ты вниз, принеси хорошую булку к кофе… И тогда можно не торопиться со швейной фабрикой, — сказала она вслед Енсине, которая уже выскочила за дверь.

…И Енсине не придется краснеть, когда она пойдет в церковь на конфирмацию.

Только нужно выбрать хорошую машину, ну да она в них знает толк.

— Но запомни, не вздумай крутить ее, пока я как следует тебя не научу, а то еще испортишь, — заявила она Енсине, когда та вернулась. — Ручная машина в рассрочку… Попроси-ка припрятать эту газету…

Енсине уселась на комод и на прощание весело заколотила по нему пятками.

Для Майсы-швейки был настоящий праздник, когда ее как-то весной снова пригласили шить к Транемам. Она сидела в комнате для прислуги. Косые лучи солнца, пробиваясь сквозь единственное окно, падали на комод, где стояли безделушки и маленькое зеркальце служанки Марен, и освещали край кровати. Майса повернулась так, чтобы солнце пригревало ей шею и плечи. Весь апрель стояла сырая, промозглая погода, и ревматизм ее разыгрался вовсю, а сейчас она словно начинала оживать.

Перед обедом в комнату к ней явилась маленькая Якуба Скэу. Она сказала, что ей разрешили сегодня не ходить в школу, у нее очень болит голова. Но по ней этого что-то не было видно. Девочка весело прыгала вокруг и с увлечением возилась со своей куклой. Она решила поселить ее в новый красивый двухэтажный дом, сооруженный из двух стульев, поставленных друг на друга. А потом понадобилось, чтобы Майса сшила кукле Русе пальто…

Конечно, Майса непременно сошьет, вот только заштопает занавески, которые нужно починить к стирке…

— Что это ты там устраиваешь под стулом?

— А там будет магазин, и его кто-нибудь снимет. Руса и ее муж — они хозяева этого дома, и ты понимаешь… они не могут, чтобы первый этаж оставался пустым. А потом, внизу всегда должен кто-нибудь жить, чтобы тем, кто живет наверху, было тепло.

— Смотри-ка, такая маленькая, а все-то она понимает!

— Еще бы, это папа говорил. И портниха у Русы будет.

— Да? А кто же?

— Ну ладно, портнихой будешь ты.

— Ах, вон что… Ну что ж, могу и за это взяться.

— Ты скажешь, когда Руса может прийти, чтобы снять мерку и померить? У меня и сантиметр даже есть.

— И у тебя сантиметр! А по мне аршин был куда удобнее.

Солнце светило, десятилетняя Якуба играла с куклой, и Майса тоже приняла участие в игре, изображая портниху, сидящую в комнате для прислуги у Русы. Ее удлиненное лицо со вздернутой верхней губой как-то смягчилось и на нем снова проступило выражение трудолюбивой сосредоточенности и в то же время беспечности. Брови с годами стали еще гуще и шире, а когда солнце освещало затылок, было видно, что волосы у нее заметно поседели.

Якуба уже устроила магазин, когда внимание ее привлекли старые стенные часы. Они шли без боя и показывали уже половину одиннадцатого…

Майса понимала, что беспокоит девочку: она боится, что пальто для Русы не будет готово до обеда. Якуба ушла к бабушке. Через минуту она явилась с лоскутком старой узорчатой шерсти на шелковой подкладке.

— Сшей вот из этого, Майса. Я сначала попросила у тетушки Раск, но она сегодня совсем ничего не слышит и ничего не понимает.

— Ну давай сюда. И куклу тоже. Пусть будет, как будто она у портнихи, пока ты играешь.

Но, взяв куклу и лоскуток на колени, Майса-швейка долго сидела неподвижно, не берясь за шитье…

Она все разглядывала и разглядывала лоскуток… Да это остатки того парижского пальто!.. Еще бы ей не узнать его, ведь она шила это пальто в тот самый вечер… больше двадцати лет назад… В тот вечер, когда, покрывшись холодным потом, она сидела ни жива ни мертва и ждала возвращения фру, когда она надеялась, что ей удастся избежать своей судьбы… И все-таки, все-таки остаться с ним!.. Да, вспомнить только, как она сидела, согнувшись над этой самой материей, шила и считала минуты… Она и сейчас помнит этот неровный шов, и то, как она мечтала, чтобы фру вернулась, пока она его не кончила. А этот узор из цветов… Вот и сейчас он словно расплывается у нее перед глазами, совсем как тогда… Помнит, как потом она сложила это парижское пальто и передала его Грете…

Она сидела, вперив взгляд в лоскуток материи. Ее глаза на застывшем, поблекшем лице смотрели сосредоточенно и пристально, а у самого горла лихорадочно билась жилка… Придется когда-нибудь еще кое-кому держать ответ за все, что случилось и с Эллингом и с…

— Когда же ты начнешь кроить, Майса?

Майса поднялась и взяла с комода ножницы. Фигура у нее была прямая и сухощавая, почти как у старой девы. Она принялась поспешно обмерять куклу и кроить пальто…

— Ну вот, можешь забирать свою Русу.

— Но ведь она еще придет к тебе на примерку, правда?

— Ладно, ладно.

— Когда мне можно зайти? Это Руса тебя спрашивает. — Якуба выставила куклу вперед.

— Ну так, в четверть двенадцатого.

— Только не обманите меня.

— Нет, я все приготовлю, фру Руса может не беспокоиться.

Майса шила, Якуба играла рядом и обсуждала с Русой, как сдать первый этаж, а теплый луч солнца протянулся по полу до самых стенных часов…

Это кукольное пальтишко становилось точной копией того, парижского, и мысли Майсы внезапно отвлеклись от ее неожиданно открывшейся раны и устремились к человеку, за жизнью которого она всегда старалась следить… Несколько лет он был доктором в Нурланне, потом уехал за границу изучать какую-то болезнь, вернувшись, напечатал о ней ученый труд и теперь служит в Бергене…