Она повернулась к Эндрю и взяла его под руку:

— …Особенно когда ты стоял у руля.

Ей показалось, что приветствовать их на пирсе собрался чуть ли не весь Новый Орлеан с оркестром военных музыкантов. В день приезда почетный караул сопровождал их в Большой театр. Когда они вошли в отведенную им ложу, зрители стоя скандировали на английском и испанском: «Да здравствует Джэксон!» Позже в ложу пришла делегация возложить на голову Эндрю лавровый венок. Рейчэл испугал этот жест боготворения; она сидела, настороженно взирая на блестящие зеленые листья, которые в силу какого-то оптического эффекта показались ей шипами. Когда огни погасли и занавес поднялся, она поняла, что не в состоянии следить за развитием пьесы.

Рейчэл встала рано на следующий день и отправилась покупать мебель — кровати, буфет и обеденный стол, которые были нужны, чтобы обставить Эрмитаж. Луиза Ливингстон знала в городе лучшие лавки, где можно было с гарантией купить материалы. Оклад Эндрю как губернатора составлял пять тысяч долларов, и Рейчэл сочла разумным вложить деньги в мебель, которой они будут пользоваться всю оставшуюся жизнь. Не забыла она и новые чудесные французские матрацы. За неделю пребывания в Новом Орлеане Рейчэл накупила такое количество мебели, что для ее упаковки потребовалось семь ящиков, которые Эдвард Ливингстон обещал отправить на Север.

Эндрю, Рейчэл и сопровождавшие их Эндрю-младший, Энди и Нарцисс сели на корабль на озере Поншартрен, пересекли залив и высадились в бухте Мобайл. Когда они достигли пункта в пятнадцати милях от Пенсаколы, где Эндрю надлежало разместить свою штаб-квартиру и взять в свои руки управление, он решил, что дальше не поедет, а остановится в доме друга-испанца сеньора Мануэля, куда он был приглашен.

— Ты с детьми поезжай в Пенсаколу, — объяснил Эндрю Рейчэл. — На Мейн-стрит нас ждет удобный дом. Мне негоже въезжать в город, пока губернатор Каллава не готов передать мне официально провинцию.

Получив заверения, что речь идет об одном-двух днях, Рейчэл взяла сына, племянника и племянницу, и они проехали пятнадцать миль до Пенсаколы. Город располагался на берегу, и с балкона открывался превосходный вид на водную гладь, а с моря весь день дул приятный бриз.

До того как солнце раскалило воздух, Рейчэл в сопровождении Нарцисс и двух мальчиков отправилась обозревать город. Пенсакола располагался в живописной равнине, и, хотя земля казалась белой, как мука, она была плодородной: в изобилии произрастали персики, апельсины, виноград, винные ягоды и гранат. Испанские жители, ожидая смены правительства, не ухаживали за садами, цветы бурно разрослись, и многие площади в городе были заняты одичавшими кустарниками, плакучими ивами и гибискусами. Улицы были заполнены многоязычными толпами, слышалась испанская, французская речь, речь негров с соседних островов, попадались индейцы в национальных костюмах, а американцев было мало — она не уловила ни одного английского слова на улицах.

От Эндрю ежедневно приходили записки, рассказывавшие о бесчисленных трудностях, возникавших на его пути. Он считал, что ему не следует первым наносить визит губернатору Каллаве, пока тот не посетит его. В бухте не было кораблей под американским флагом, с американскими войсками. Испанский губернатор требовал снять пушки с крепостей. Он, Эндрю, приедет к ней через несколько дней.

Рассвет в Пенсаколе был самым приятным временем дня. Она вставала, когда было еще темно, выпивала чашечку кофе, а затем садилась на балконе, наблюдая за входящими в гавань судами. Они были в основном заполнены американцами, искавшими политических назначений или деловых возможностей. Прошло всего две недели после ее приезда, а город был так набит, что совершить дневную прогулку по Мейн-стрит или по площади было крайне трудно. В воскресное утро она решила провести церковную службу в лоне семьи в собственной жилой комнате. Город был еще взбудоражен после субботних волнений. Вместо того чтобы прочесть утреннюю молитву, Рейчэл села за письменный столик и написала письмо друзьям в Теннесси с просьбой, не знают ли они священника, которого привлекала бы эта благословенная земля.

Потребовалось еще две недели выматывающих душу переговоров, прежде чем Эндрю смог официально вступить в Пенсаколу в шесть часов утра, до завтрака, на который был приглашен губернатор-испанец Каллава, но от которого тот отказался. В десять часов Рейчэл стояла на балконе, наблюдая за испанскими войсками, выстроившимися на площади под поднятым флагом, и подошедшими в марше американскими войсками, которые выстроились напротив испанских солдат. Испанский флаг пополз вниз, затем Рейчэл услышала, как Эндрю отдал команду, и на флагштоке поднялся американский флаг. Наконец-то Эндрю Джэксон добился бескровного и окончательного завоевания Флориды! Стоявшие внизу, под балконом, испанцы плакали и медленно расходились с площади. Ее чувство восторга было притуплено симпатией к ним.

Уже через несколько дней ей пришлось сочувствовать собственному мужу. В то время как наплыв американцев принес старым жителям-испанцам процветание в торговле, Эндрю наталкивался лишь на осложнения и противодействия: те, кого он пригласил из Нашвилла для участия в управлении, оказались не у дел, потому что президент Монро прислал во Флориду свой административный персонал. За исключением таких малопочетных задач, как очистка улиц по воскресным утрам от загулявших пьяниц, у Эндрю почти не было дел. Тем временем дождь полил как из ведра, и ее сын подцепил лихорадку, Эндрю затеял ссору по поводу архивов бывшего губернатора Каллавы, настаивая на их передаче новым американским властям. Каллава отказался, и тогда Эндрю арестовал его, захватив записи, хранившиеся в доме испанца. Эндрю признался:

— Ты была права, мне не следовало соглашаться на этот пост. Он напоминает охоту на диких гусей.

— Не совсем, — утешала Рейчэл. — Если бы ты не приехал сюда, у тебя навсегда сохранилось бы чувство, что ты не осуществил сполна свои планы в отношении Флориды. Но если теперь твои замыслы осуществились, почему бы нам не упаковать наши сундуки и не отправиться домой?

На первой неделе ноября они вернулись в Эрмитаж после восьмимесячного отсутствия и узнали, что большая часть урожая была уничтожена паводком, градом и проливными дождями. Газета «Нэшнл интеллидженсер» поместила и другую неприятную новость; в ней они прочитали требования о расследовании конгрессом поведения губернатора Флориды Джэксона, в частности его решения заточить в тюрьму бывшего испанского губернатора Каллаву и забрать испанские архивы.

— Это вновь происки Крауфорда и Клея, — расценил Эндрю. — Они все еще пытаются устранить меня из круга вероятных кандидатов на пост президента. Я намерен написать письмо, что восхищаюсь талантами государственного секретаря Джона Куинси Адамса и поддержу его кандидатуру на пост президента после отставки Монро. Это положит конец их гнусным махинациям. Тебе понятен смысл?

— Да. Но ты в состоянии написать письмо?

— Пожалуйста, ты можешь заглядывать через плечо.

Эндрю был прав: расследование конгресса так и не состоялось.

В начале февраля 1822 года приехал Энди посоветоваться с дядюшкой и тетушкой. Ему надоела армейская жизнь, и его увлекает юриспруденция. Дядюшка был действительно убежден, что отныне Соединенные Штаты защищены от любого вторжения, и он дал согласие на увольнение Энди из армии и поступление в Трансильванский колледж права в Кентукки. К этому времени появился Ральф Эрл. Он бродяжничал несколько лет, будучи не в состоянии смириться с потерей преждевременно умершей жены. Он попросил разрешения остаться в Эрмитаже, поскольку это единственный знакомый ему дом, и он не может больше отгораживаться от печальных воспоминаний. Не мог бы он написать портрет миссис Джэксон и несколько портретов мистера Джэксона? Рейчэл и Эндрю заверили его, что он может оставаться у них до конца своей жизни на правах члена семьи, если это отвечает его желаниям.