Рейчэл побледнела при мысли, что ей надо войти в комнату с тридцатью незнакомыми женщинами.

— Но я не выхожу из дома… я вовсе не светская женщина.

— Приходите, миссис Джэксон, вы слишком скромничаете, — сказала мисс Дэзон, окидывая взором большую, тщательно обставленную гостиную. — Мы слышали об обедах, которые вы устраивали здесь, в Хантерз-Хилл, для молодых офицеров милиции и политических друзей мистера Джэксона из Филадельфии…

— Нет, нет, — прервала ее Рейчэл, — люди просто приходят, вот и все. Мы принимаем каждого приходящего.

— Ну, я знаю, что вы хотите присоединиться к Культурному клубу, — твердо заявила миссис Фарисс, вставая с дивана. — Жена нашего конгрессмена имеет обязательства перед обществом.

После того как женщины попрощались, сказав ей, что ждут ее на чай в доме миссис Питер Хюджен в следующий вторник, Рейчэл прошла по коридору в кабинет Эндрю. Сидя за письменным столом, заваленным книгами и бумагами Эндрю, она представила себе своего отца за таким же столом в виргинском доме пишущим письма, рисующим карты. Она почувствовала придающее уверенность присутствие обоих мужчин, и у нее потеплело на душе. Было любезно со стороны миссис Фарисс и мисс Дэзон предложить ей присоединиться к Культурному клубу, и, хотя приглашение прозвучало как приказ, все же оно было актом ее принятия в общество.

Во вторник утром она встала рано и занялась новым костюмом, который хотела надеть на встречу, — своей городской одеждой, как она назвала ее накануне вечером, когда показала Эндрю мягкую саржевую юбку коричневого цвета и меховую накидку. Цвет соответствовал ее глазам и загару, а покрой придавал ей особую солидность. Юбку следовало несколько укоротить, но Сара справится с этим. Рейчэл задумалась над вопросом, так ли требовательны прочие женщины, готовясь к встрече с другими, и не могла вспомнить, чтобы раньше была когда-либо столь придирчивой к своему виду.

Сара появилась, когда Рейчэл завтракала, и тут же скрылась в швейной комнате. Когда Рейчэл пришла туда, то заметила, что глаза молодой женщины были покрасневшими, а веки — влажными и припухшими. Новая юбка лежала на ее коленях, но она даже не делала вид, будто шьет. Рейчэл посмотрела на нее, потом положила руку на плечо Сары:

— Что случилось, Сара? Ты заболела?

— Нет, я не больна, миссис Джэксон, мэм, если не считать моего сердца. Я не могу подшить вашу юбку сегодня потому, что не хочу, чтобы вы пошли на эту встречу. Вы им просто не нужны. Вчера весь день я шила в доме миссис Фарисс. Там было около десяти леди, и они ужасно ссорились из-за вас.

Рейчэл взяла юбку у Сары и дала молодой женщине свой льняной носовой платок.

— О, миссис Джэксон, вы были так добры, пришли помочь мне, даже не зная меня, вы спасли моего ребенка и нашли мне работу. Вы позаботились о миссис Круднер и ее детях, когда они болели, а она всего лишь бедная вдова. Мы любим вас здесь, в нашей округе, вы не принадлежите им… горожанам. Они говорят, что вы плохая женщина.

Кровь отлила от лица Рейчэл, кончики пальцев стали холодными как лед.

— Продолжай, Сара.

— Марта Динсмор говорила, что знала вас, когда ваш муж выгнал вас за плохое поведение из Кентукки к вашей матери. Миссис Куинси сказала, что слышала все о вас в Харродсбурге и о суде, обвинившем вас в плохом… о вашем разводе… и что она выйдет из клуба, позволившего вам стать его членом.

Рейчэл оцепенела и не могла сесть в кресло, стоявшее рядом, хотя чувствовала слабость в ногах. На момент голос Сары словно ушел вдаль, ей пришлось напряженно прислушиваться к каждому слову.

— Две леди сказали, что если случай именно такой, то они не хотят иметь ничего общего с вами, и что ни одна разведенная леди не может считаться порядочной, и они поражены тем, что миссис Фарисс предложила вам прийти. Миссис Фарисс сказала, что, по мнению ее мужа, мистер Джэксон станет однажды очень важным человеком в Теннесси, может быть, даже губернатором, и что на Востоке, откуда она приехала, считается важным для клуба иметь в своих рядах жен политиков, и что вся ваша мебель доставлена из Филадельфии, и ваш большой дом подходит для больших балов… Когда в четыре часа я уходила от миссис Фарисс, они все еще спорили и ссорились… О, миссис Джэксон, мэм, вы не можете пойти на эту встречу с леди, которые считают вас грешницей.

Она посмотрела на Рейчэл с мольбой в глазах. Рейчэл хотелось успокоить ее, но какой смысл объяснять этому ребенку, что она была уже замужем за мистером Джэксоном, когда путешествовала по Тропе Натчез вместе с Хью Макгари? Какой смысл объяснять, что она и мистер Джэксон были женаты два полных года, прежде чем узнали, что Льюис Робардс на самом деле не разводился с ней, и что она не могла явиться в суд Харродсбурга, чтобы защитить себя?

Из окна спальни Рейчэл увидела, что Джордж выводит коляску к подъезду. Он несколько часов протирал и полировал ее. Она подняла Сару со стула:

— Ступай домой, Сара. Сегодня шить не будем. Когда спустишься, скажи Джорджу, что мне карета не нужна.

Она взяла недошитую юбку, сложила ее и убрала в большой кедровый шкаф. Потом пошла в спальню и дернула за шнур, чтобы вызвать Молл. Быть может, горячий кофе согреет ее, снимет озноб.

Всегда существовала вероятность того, что в любой момент Эндрю может изменить свое мнение и вернуться в конгресс. Однако единственное в политике, что интересовало его в то лето, были осложнения у его друга и спонсора сенатора Блаунта, которого изгнали из сената за то, что он плел с англичанами заговор с целью выдворить испанцев из Луизианы и Флориды. Эндрю отклонил просьбы друзей и политических сторонников Блаунта, прибывших из Ноксвилла с сообщением, что он единодушно избран в качестве кандидата, призванного завершить оставшийся срок пребывания сенатора Блаунта в должности.

Урожай был почти убран; семьдесят шесть бушелей кукурузы, собранных с акра, были самым высоким достижением в долине. Конъюнктура на рынке была благоприятной, и зерно удалось продать по высокой цене. Эндрю стал проявлять беспокойство. Она разгадала симптомы. Есть свое время возделывать поля, выращивать и снимать урожай; есть время для дома и очага, но приходит также время выйти в мир людей, бороться за то, во что веришь. Это было заложено в его характере с самого начала. Когда делегация Блаунта просила его пересмотреть вопрос о должности сенатора, она заметила, что он держит это предложение в своем кармане, то и дело вынимает документ, чтобы еще раз обдумать его характер и направленность.

— На деле, это не такая уж плохая идея, как показалось поначалу, — заметил он зондирующе. — Думаю, что сенат может мне больше понравиться, чем палата представителей. Я мог бы организовать новую конференцию по делам индейцев и вернуть земли, которые мы потеряли по договору Хольстона. Кроме того, если мы поедем в Филадельфию, в сенат, то сможем купить товары для нашей новой лавки…

Опасение, что ей придется оставаться одной в Хантерз-Хилл надолго, переросло почти в панику при мысли о встрече с филадельфийским обществом.

— …Нет, я не могу… я должна остаться здесь и управлять…

— Теперь, после такого хорошего сезона, Рейчэл, мы можем позволить себе нанять управляющего. Почему ты не хочешь поехать и посмотреть на мир? — В его голосе прозвучала нотка беспокойства. — Ты счастлива, когда к тебе приходят люди?

Она плакала молча: «Все приходящие сюда к нам — на нашей стороне, они приняли обязательства, они верят мне. Но когда я должна встречаться с незнакомыми, меня это пугает, я замыкаюсь в себе. Нет, Эндрю, я не поеду с тобой».

Эндрю отправился в сенат в пятницу под проливным дождем, сетуя, что это плохой день для начала путешествия, но, поскольку он должен быть в Филадельфии 13 ноября, он не мог дальше откладывать.

Дождь лил еще несколько дней, а когда прекратился, небо по-прежнему было свинцовым, а виды на будущее — гнетущими. Она думала, что неудача поджидает в самое неприятное время года. Может быть, неприятность в том, что она одна? Разумеется, она не забудет чудесные весенние и летние дни с Эндрю, когда они объезжали поля под ярким солнцем или же теплыми вечерами сидели на террасе, любуясь в свете полнолуния видами окрестности.