— Но, моя дорогая, ты знаешь, что я не драчун по природе. — В его голосе звучала нотка обиды. — Я не стану делать первого шага и подстрекать к войне против Англии и Испании. Но если бы ты побывала некоторое время в конгрессе, то увидела бы, насколько близки мы к ней…

Он мерил шагами комнату и, сделав широкий жест рукой, словно обхватывавший книги по военному делу, расставленные в ней, сказал:

— Хороший генерал не теряет в бою людей. Он так тщательно планирует и готовит свои операции, что разбивает армию противника несколькими стремительными ударами. Но если командующий не имеет опыта, глуп, без пользы бросает людей в бой, то тогда он истребляет не только собственные войска, но и войска противника. Только сильный, добротно оснащенный и подготовленный может сдерживать войну, а если окажется втянутым в нее, покончит с ней быстро и без больших потерь. Слабого пинает и на слабого нападает любой проходящий задира.

— Звучит очень разумно и человечно. Но ты не против, если я буду просто молиться за мир… наряду с другими моими молитвами?.. — Она расплакалась. — Ой, милый, как бы я хотела иметь ребенка!

Он обнял ее:

— Дорогая, Бог знает, что дать, в чем отказать.

— Где-то в глубине моего сознания я назначила себе срок до моего тридцатилетия…

— …А это завтра, тринадцатое июня! — Он освободил ее из своих объятий, подошел к двери и позвал Джорджа. — Ты подожди здесь и не выходи, даже если услышишь шум в зале.

Рейчэл сидела в рабочем кресле Эндрю, положив руки на колени, она слышала его приказы вполголоса, скрип пола под ногами. После довольно затянувшегося постукивания молотков он вернулся в комнату без пиджака, с грязной полосой на лбу; его рубашка была порвана у локтя.

— Эндрю, ради Бога, что с тобой произошло?

— Идем, но закрой глаза. — Он провел ее через зал, затем выпустил ее руку. — Теперь ты можешь открыть глаза.

Посреди ранее пустой музыкальной комнаты стояло на резных ножках блестящее черное фортепиано, меньшее по размерам и более угловатое, чем те, что она видела ранее. Она подошла к инструменту, пробежала пальцами по клавишам.

— О, Эндрю, оно прекрасно! Мы не смогли забрать наше из Виргинии — оно заняло бы всю каюту «Адвенчера».

Она сыграла несколько мелодий. За спиной послышались странные звуки. Она повернулась в изумлении:

— Да это же флейта! Ты никогда не говорил, что умеешь играть на флейте.

Он опустил руки, восхищенно глядя на флейту из эбена.

— Я не мог сказать. В пансионате миссис Харди жил мужчина, который каждый вечер практиковался в гостиной. Он предложил научить меня, я подумал о том, как будет приятно, если мы сможем играть дуэтом.

Она соскочила с маленького стула и стремительно бросилась ему на шею:

— Эндрю Джэксон, ты самое удивительное и невероятное создание Бога! А я самая счастливая из жен.

Она никогда раньше не замечала, с какой радостью он находился дома и работал на своей собственной земле, и к тому же так эффективно. Наблюдая за тем, как он управлял большой плантацией, она утвердилась во мнении, что он — первоклассный фермер, она же — консерватор, не желающий экспериментировать. Вновь и вновь ее поражала открытость ума Эндрю. Прочитав о каком-то новом инструменте, об улучшенных семенах, он немедленно выписывал их. Если он узнавал о скотоводе, вырастившем элитный скот, то начинал ставить опыты, чтобы улучшить собственное стадо. Он говорил, что большинство фермеров работают, полагаясь на интуицию, и это хорошо, если интуиция верная; но земледелие может стать наукой, если человек постарается стать специалистом в этом деле.

Ранними вечерами после ужина Рейчэл медленно играла для него гаммы, а он повторял их на флейте, после этого они пытались исполнять выученные вместе пьесы — «В пределах мили» и «Как заря в бессолнечном убежище». После этого они уединялись в его кабинете, где он читал книги по военным вопросам, составлял собственные карты сражений по книге «Искусство войны» Шевалье де ла Вальера. Она тихо сидела рядом, читала Новый завет или один из томиков Вергилия, подаренный Сэмюэлем в день ее рождения… Они поздно ложились спать, однако часто она, просыпаясь с первыми лучами солнца, обнаруживала, что Эндрю уже давно на ногах и при свете свечи читает за маленьким мозаичным столиком около окна.

— Эндрю, почему встаешь среди ночи? Ты должен спать до утра.

— Спать? Это пустая потеря времени, когда человек счастлив, как я, и заинтересован во многом. — Он шагал между окном и кроватью. — Неудача с той, первой лавкой вызвана тем, что она была слишком мала для самофинансирования, она не достигла бы такого состояния, даже если бы бумаги Аллисона не обесценились.

В его голосе зазвучало волнение, когда он встал и посмотрел на нее:

— …Этой осенью я хочу основать торговый центр на Стоун-Ривер. Я построю пристани, и лодки смогут привозить все нужное. Мы можем иметь собственный паром. Нам нет нужды иметь дело с отдельными потребителями, мы сделаем подлинный торговый центр между Филадельфией и Новым Орлеаном. Мы доставим наше зерно тем, кто предложит самую высокую цену на Севере и на Юге, и взамен получим от них то, что требуется нам здесь, в Кумберленде. Мы построим здесь завод по курению виски и свою лесопилку…

Она молчала. Чем больше он построит, чем больше будет занят… тем прочнее удержится дома.

Из окна своей спальни она видела поднимающуюся по дороге карету с двумя женщинами. Когда карета остановилась у парадной двери, Рейчэл узнала женщин. Это были миссис Сомерсет Фарисс, председатель только что учрежденного Культурного клуба Нашвилла, и мисс Дейзи Дэзон, секретарь клуба. Клуб состоял исключительно из жительниц Нашвилла. Рейчэл узнала об этой организации от Джейн, которая прокомментировала:

— Они забаллотировали Гильду Хинстон потому, что она не принадлежит к старым семьям. Почему они начинают с демонстрации своего снобизма? Почему бы им не развиваться культурно с течением времени?

Рейчэл мельком взглянула на себя в зеркало, поправила сбившиеся волосы, пригладила воротничок платья и спустилась по лестнице.

Миссис Фарисс, состоящая в браке с богатым третьим сыном английского пэра, претендовала на роль культурного вожака Нашвилла. Она окончила одну из лучших женских академий в Бостоне и все еще говорила с безупречно сохранившимся акцентом, свойственным жителям Новой Англии, при изложении своего мнения относительно всего неотесанного и провинциального в пограничном районе. Это была крупная женщина с огромным бюстом, одевавшаяся, однако, весьма скромно. Ее компаньонка Дейзи Дэзон, привлекательная гибкая женщина тридцати пяти лет, принадлежала к одному из наиболее уважаемых семейств Кумберленда. Не лишенная очарования и таланта, обычно приятная и обходительная, она могла в разговоре выпалить фразу с такой откровенной грубостью, что все присутствовавшие бывали буквально сражены. Вот уже в течение двадцати лет по этой причине она теряла вероятных мужей.

Женщины приняли с сердечной признательностью предложение Рейчэл выпить холодный напиток. Вслед за этим миссис Фарисс занялась осмотром дома.

— Какое интересное пианино. Это новое пианино Зумпа, изготовленное в Лондоне? А это двойной дамаст из Белфаста, судя по тому, как выпуклы рисунки цветов? Но может быть, вы хотели бы знать, зачем мы приехали?

— Считаю, что это очень любезно с вашей стороны, — сказала Рейчэл, тщательно выговаривая слова.

Действительно, чего хотят от нее эти леди?

— Миссис Джэксон, — сказала миссис Фарисс, — я полагаю, что городское общество должно объединить свои силы с сельским обществом. Работая вместе, мы сможем преодолеть примитивизм нашей лесной глуши и сделать так, что общественная и культурная жизнь нашей общины сравняется с лучшими образцами восточных городов. Мы хотим, чтобы вы присоединились к нашему Культурному клубу и каждый вторник приходили на наши собрания. Каждую неделю будет новое мероприятие: литературное чтение, музыкальная встреча, вдохновляющая беседа… Среди наших членов — их уже тридцать — собрались сливки общества, заверяю вас.