Бояре в разговоре с польскими послами так вывели генеалогию государей московских: Август кесарь, обладавший всей вселенной, поставил своего брата Пруса на берегах реки Вислы по реку Неман, и до место это по сей день зовется Прусская земля. А от Пруса четырнадцатое колено до великого государя Рюрика. (Жаль, что польские послы, как и наши бояре, плохо знали римскую историю. Ведь и Октивиан Август и Юлий Цезарь официально вели свой род от богини любви Венеры. А все языческие боги и богини были объявлены православной церковью бесами.)
Несмотря на красноречие Грозного, переговоры ни к чему не привели, и боевые действия возобновились.
В начале 1564 г. по приказу Ивана Грозного две русские рати отправились в поход. Князь Петр Иванович Шуйский выступил из Полоцка, а князь Петр Семенович Серебряный — из Вязьмы. Опустошив берега Днепра, Серебряный соединился с Шуйским в районе Орши. Далее объединенное войско должно было идти через Минск на Вильно. Но по неясным причинам (скорей всего, из-за местничества Шуйского и Серебряного) войска шли порознь на расстоянии нескольких верст друг от друга.
На марше князь Шуйский проявил недопустимую беспечность: не высылались передовые дозоры; панцири, пищали и другое вооружение воины везли на санях, и т. д. Этим воспользовался гетман литовский Николай Радзивилл, конница которого вечером 23 января 1564 г. внезапно атаковала рать Шуйского на реке Уле возле деревни Иванск. Русские потерпели полное поражение. Сам Шуйский и два князя Палецких были убиты, двое воевод — Захар Плещеев и князь Охлябин — взяты в плен. Обоз из трех тысяч возов и артиллерия оказались добычей литовцев.
Однако к месту сражения приближалось пятидесятитысячное войско князя Серебряного. И тут Радзивилл пошел на хитрость. Он послал к местному старосте гонца с письмом, где в красках описал второе оршинское поражение русских и уведомил о своем намерении зайти в тыл войску Серебряного. Уловка удалась, русские перехватили гонца, и князь Серебряный отошел к Смоленску.
Однако реализовать вторую оршинскую победу гетман Радзивилл не сумел. Литовское войско осадило Полоцк, но царский воевода князь Петр Щенятьев отказался сдать город. Русские артиллерийским огнем отбили штурм, и Радзивилл вынужден был снять осаду и отойти к Витебску.
В ночь на 30 апреля 1564 г. из захваченной русскими крепости Дерпт бежал его воевода Андрей Михайлович Курбский{183}. Наконец в город прибыл сам Малюта Скуратов в сопровождении отряда опричников. Князь Андрей резонно опасался расправы и бежал, стремясь избежать мучительной казни.
Первая встреча с литовцами не принесла ничего хорошего беглецу. Они обчистили его до нитки, а князь вез с собой на значительную сумму — злотые, дукаты, талеры и др. Зато король Сигизмунд II щедро одарил Курбского. Изгнанник получил староство Кревское с замком Крево, угодья на Волыни — город Ковель с замком, местечки Вижву и Миляновичи, а также 28 сел. Первоначально эти земли были даны Курбскому в пожизненное владение, нов 1565 г. король утвердил за ним право наследования.
Андрей Курбский стал известным литовским воеводой. В 1565 г. он ходил брать Великие Луки. В 1575 г. воевал на Волыни против татар. В 1576–1581 гг. воевал против русских под знаменем Стефана Батория.
Но еще больше Курбский прославился как писатель, публицист и переводчик. В Литве он написал «Историю о великом князе Московском» и «Историю Флорентийской унии». Курбский направил три знаменитых послания Ивану Грозному. Наконец, он перевел с латинского и греческого языков труды Иоанна Дамаскина, Иоанна Златоуста и Василия Великого.
Последние годы князь Курбский провел в Ковеле, где и умер в 1583 г. Похоронили его в православном монастыре Вербки близ Ковеля.
Первая жена и дети Андрея Курбского были убиты по приказу Ивана Грозного. А в Литве князь женился дважды. От второй жены у него остался один сын Дмитрий (1582–1645 гг.). В конце жизни Дмитрий Курбский перешел в католичество. Обратим внимание, начало XVII века — пик перехода детей представителей старинных русских княжеских родов из православия в католичество.
Но вернемся к боевым действиям. Они велись довольно вяло. На юге русские взяли город Озерище и отбили нападение литовцев на Чернигов. В районе Полоцка отряд литовцев под командованием Бирули сжег небольшую деревянную крепость Ситное. Четыре сотни московских стрельцов бежали, оставив литовцам 120 ручных пищалей. Курбский с 15 тысячами литовцев весной 1565 г. не смог взять город Великие Луки и ограничился разграблением окрестностей. А осенью 1565 г. боевые действия вообще прекратились и начались мирные переговоры, затянувшиеся на 4 года.
Глава 21
Люблинская уния
К началу 60-х годов XVI века королевская власть находилась в плачевном состоянии. Последние годы жизни Сигизмунд II провел в окружении наложниц, которые его грабили, и колдуний, которых он призывал для восстановления сил. Когда короля спрашивал, почему он не займется государственными делами, он отвечал: «Из-за соколов (так он называл женщин) ни за что взяться не могу».
Поляки прозвали Сигизмунда II за привычку откладывать государственные дела на потом «Король Завтра».
Как писал С. М. Соловьев: «Но не от характера Сигизмунда Августа только зависело внутреннее расстройство его владений, медленность в отправлениях государственной жизни: жажда покоя, изнеженность, роскошь овладели высшим сословием; и эта жажда покоя, отвращение от войны оправдывались политическим расчетом — не давать посредством войны усиливаться королевскому значению, причем забыто было положение Польши, государства континентального, окруженного со всех сторон могущественными соседями»{184}.
Папский посол кардинал Коммендоне хотел вовлечь поляков в войну с турками и потому говорил в Сенате: «Не похожи вы стали на предков ваших: они не на пирах за чашами распространили государство, а сидя на конях, трудными подвигами воинскими; они спорили не о том, кто больше осушит бокалов, но о том, кто кого превзойдет в искусстве военном».
Примерно то же писал и Андрей Курбский: «Здешний король думает не о том, как бы воевать с неверными, а только о плясках да о маскарадах; также и вельможи знают только пить да есть сладко; пьяные они очень храбры: берут и Москву, и Константинополь, и если бы даже на небо забился турок, то и оттуда готовы его снять. А когда лягут на постели между толстыми перинами, то едва к полудню проспятся, встанут чуть живы, с головной болью. Вельможи и княжата так робки и истомлены своими женами, что, послышав варварское нахождение, забьются в претвердые города и, вооружившись, надев доспехи, сядут за стол, за кубки и болтают с своими пьяными бабами, из ворот же городских ни на шаг. А если выступят в поход, то идут издалека за врагом и, походивши дня два или три, возвращаются домой и, что бедные жители успели спасти от татар в лесах, какое-нибудь имение или скот, все поедят и последнее разграбят»{185}.
Хорошей иллюстрацией слабости королевской власти служит «петушиная война». В связи с наступлением турок в Валахии Сигизмунд I в 1537 г. решил созвать всеобщее ополчение служилого сословия (посполитное рушение). Шляхта в числе 150 тысяч собралась под стенами Львова, но вместо того чтобы воевать с турками, объявила рокош (rokosz — польск.). Рокош воскресил старый принцип феодального права, в силу которого вассал мог на законном основании восстать против сеньора, нарушившего свои обязательства по отношению к нему. Король был вынужден распустить ополчение. История эта получила название «петушиной войны».
В конце 60-х годов XVI века усилилось движение польских панов за создание единого государства с Великим княжеством Литовским. Сейчас «самостийные» белорусские историки утверждают, что де создание польско-литовского государства стало реакцией народов этих стран на агрессию Ивана Грозного. Спору нет, война с Москвой сыграла в этом определенную роль. Но роль Москвы в Люблинской унии не была решающей. Как мы видели, война несколько лет велась вяло, а четыре года перед самой унией не велась вообще. Армия Ивана Грозного по тактике полевого боя и по вооружению заметно отставала от армий западных государств. Москве приходилось одновременно воевать против шведов в Эстляндии, крымских татар на юге, с турками в Астрахани и т. д. Наконец, террор психически нездорового царя, в том числе уничтожение десятков самых лучших русских воевод, серьезно ослабил русскую армию{186}. Так что ни Россия, ни страшный Иван не угрожали в 1568 г. ни Польше, ни Литве. Кстати, это мы сейчас знаем о чудовищных расправах Ивана над своими подданными. А польские и литовские паны через несколько лет после унии пожелают видеть Ивана… своим королем.