Спасибо, Наташа, - благодарит Танелюк. - Тебе бы я то­ же впердолил.

И снова кто-то требует:

- Предлагаю за это выпить.

В помещении стоит гвалт. Уже себя не слышишь.

А почему в этом году не готовили капустник?

Передайте хлеба!

А мне - зрелища!

Где Волошук, он обещал спеть.

Предлагаю за это выпить!

Ты с ней спал?

Нет, я с ней бодрствовал.

Да передайте хлеб!

У кого ключи от гримерки?

Мы тогда выходили на поклоны одиннадцать раз!

Я тебе щас морду набью!

Предлагаю за это выпить!

То ли под действием алкоголя, то ли от полноты бытия, но я почувствовал, что все-таки люблю это сборище неудачни­ков. Я сросся с ним.

Гуляй, родимый террариум единомышленников!

Ко мне подошла Котова:

- Нагулялся, кобель?

-Ты ведь знаешь, Котя, я верен тебе, как Одиссей.

Повесть дописал?

Да нет... Мне как-то было... недосуг.

Тебе - не до сук? Рассказывай!

Я люблю тебя, Котя.

-Ты что, пьяный?

Я пьян от любви!

Улыбнувшись, я посмотрел на присутствующих. Надо бу­дет выпить за удачу. Она нам все-таки понадобится.

Глава тридцать первая

 Резюмируя

Нет никакой потребности вести дневник. Я не герой. Со мной ничего особенного не происходит. Я не стремлюсь в са­мую гущу событий, я не участвую в крутом водовороте жиз­ни... Я наблюдаю... И за собой в том числе.

Вот к чему я пришел в результате своих наблюдений.

Первое. Нас учили: люди должны быть добродетельны по отношению к друг другу. Но что кому приносит добро - вопрос чрезвычайной сложности. Одному оказать помощь - все одно что выстрелить в упор, а другого бы застрелить - так лучше и не придумаешь, он бы даже поблагодарил, если б оценил масштаб услуги.

Второе. Мне говорят, я неудачник. Да они с ума сошли. Такого везунчика, как я, еще нужно поискать. Они не верят. Они сомневаются. Они приводят смехотворные доводы. По­смотри, говорят они, тебе тридцать, а ты не добился этого и не достиг того-то. Да, я ничего не добился и не достиг. Пока. Но зато сколько я избежал. Я очень фартовый.

Третье. Ныне - или так было всегда? - связи важнее спо­собностей.

Четвертое. Хочешь сделать мир лучше? Начни с себя.

Пятое. В молодости легко быть счастливым. Оставайся молодым, пока можешь. А лишь молодость пройдет – сразу умирай.

Умирать надо молодым, но как можно позже.

Шестое. Многие профессиональные актеры нас не любят. Но их можно понять. Они столько лет обучались своей про­фессии, а зритель ходит к нам. Они называют нас любителя­ми. И забывают, что труппа Станиславского в Московском художественном театре в основном состояла из актеров-лю­бителей. Пробухать пять лет в театральном институте - еще не значит стать мастером. Главное - умение играть. Осталь­ное - понты.

Седьмое. Они носятся с системой Станиславского, как фанатики с Писанием. Но сам Константин Сергеевич был прав, когда говорил, что его система талантам не нужна, каждый из них - сам себе система.

Восьмое и, так и быть, последнее. Я давно уже для себя ре­шил, что писать нужно так, чтобы твой шедевр можно было прочесть в два присеста. К примеру, от станции метро «Лыбедская» до «Героев Днепра» и обратно. Поэтому, чувствую, пора закругляться.

ПАРА НЕНОРМАЛЬНЫХ ЯВЛЕНИЙ1.

Живу один. Этой весной я вынужден был снять квар­тиру. Благо деньги у меня имелись. Старый дру­жок неожиданно давно забытый долг вернул. Да еще и свер­ху накинул. За годы, говорит, проценты набежали. Ему вид­ней. Он талантливый бизнесмен и даже сидел за это в конце девяностых.

Сумма эта пришлась весьма кстати. Я заплатил хозяину квартиры за два месяца вперед, и кое-что осталось на жизнь.

С квартирой мне явно повезло. Однокомнатная, на пятом этаже, в относительно новом доме. В престижном районе. Около метро. И цена вполне приемлемая.

Хозяин производит впечатление психически нездорового человека - мягко выражаясь. У него в нервном тике дергает­ся левая щека: кажется будто он постоянно подмигивает. При этом он избегает смотреть в глаза. И заикается. К тому же во время нашей первой встречи одет он был крайне неряш­ливо, тогда как кругом царил идеальный порядок.

Ничего удивительного в том, что я тогда засомневался -ему ли принадлежит квартира. Я деликатно намекнул о сво­их подозрениях.

Его заикание тут же усилилось.

Раньше здесь жила его мать, но осенью она, по его словам, «благозвучно отошла в мир иной».

- Не волнуйся, п-парень, - говорил он,- все аб-абсолютно законно. Жилплощадь п-перешла ко мне п-п-п...Он забуксовал настолько сильно, что я поспешил на по­мощь:

- По наследству.

Он утвердительно кивнул.

- Люська т-требовала немедленно ее продать. Люська это моя жена. Не человек, а воин п-парадокса. Хе! К-казалось бы!

С одной стороны - п-педагог, учительница... А с другой - об-обыкновенная б-б-б...

Он вновь забуксовал. Головой затряс, словно пытался вы­трусить застрявшее в ней слово.

- Баба, - подсказал я.

...барыга! Но я - ни в какую! Зачем? Стабильный д-до­ход. Это во-первых! А во- вторых! Раньше, к-когда мы ссори­лись, я уходил к матери, а т-теперь буду уходить к себе сюда.

Подождите, - говорю, - но ведь здесь по всей вероятнос­ти буду жить я?

Михаил Николаевич - так его зовут - на мгновение заду­мался.

-Да не волнуйся, п-парень, в б-ближайшее время я поста­раюсь с ней не ссориться. Жить с нелюбимой гораздо легче, если знаешь, что тебе есть куда уйти. Я ведь все понимаю, слава Б-богу, не в первый раз сдаю.

Ему лет пятьдесят. Половину своей жизни он прожил с ма­терью, вторую половину с женой. Мать недолюбливала неве­стку, а та отвечала ей заслуженной взаимностью. Хотя со слов Михаила Николаевича, они были необыкновенно похо­жи. И внешне, и особенно характером. Их поразительное сходство он подметил во время частых, за последние годы, пе­реездов от жены к матери и обратно. Приезжая к матери, он словно попадал к постаревшей супруге, а возвращаясь через пару дней домой - находил как будто помолодевшую мать.

Обе женщины беспрестанно тиранили его. Не уставали повторять, что ради него губили молодые годы, и дружно требовали улучшения своего благосостояния.

2.

Нельзя сказать, что моя новая квартира роскошна и ультрасовременна, но в ней имеется все необходимое. Холо­дильник, стиральная машина, микроволновая печь, теле­визор и телефон.

Я снова живу один, и меня это вполне устраивает. Сверх того. Я наслаждаюсь одиночеством. Упиваюсь им. И спирт­ного не надо.

Мне вот интересно: кто и с какой целью оговорил, а луч­ше сказать, очернил одиночество? Кто смеет роптать на не­го? Кто смеет жаловаться? Разве только старики и слабо­вольные нытики?

Еще я заметил, поэты всякие обожают «пострадать от одиночества». Даже когда вокруг них куча друзей и поклон­ников - все равно они одиноки и тошно им, тошно. Частень­ко это так - лирика и кокетство. Мол, «выхожу один я на до­рогу» и «некому руку подать». Но поэтам простительно, они существа не от мира сего... У них иная группа крови. Душа нараспашку, нервы обнажены... Словом, наивные и рани­мые как дети. Одиночество для них - любимая тема.

А вот остальные-то что? Не понимаю.

Славно жить одному. Честно. Никаких тебе обяза­тельств и полная свобода действий. Ты можешь ужинать в комнате перед телевизором и оставлять немытой посуду в раковине; ты можешь разбрасывать одежду по всей комна­те и, слушая Высоцкого на полную мощь (как его и положе­но слушать), можешь подпевать ему во все горло; можешь приходить домой когда вздумается; можешь курить прямо в постели...

Все это я проделывал и раньше, но удовольствие снижа­ло ворчание моей второй половины. (Отныне роль второй половины вакантна, я могу проводить кастинги и пробы до бесконечности.)Как пошутил безымянный юморист: «Дорогая, если бы не ты - мы были бы идеальной парой».