— Что с тобой, Вова? — крикнул он. Увидев гитлеровца, схватившегося за мою ногу. Толя огрел его прикладом автомата.

Солдат свалился на пол. Подоспевший Ваня Максимов связал ему руки, а Толя стащил с меня другого фашиста.

— Здоровыебылибугаи,— заметил Лысов.

— Бачили, язык им понадобился, — проворчал я.

Оглушенный гитлеровец пришел в себя. Лысовподнял его за шиворот, сильно тряхнул и поставил на ноги.

— Ну что, прифинтилить ему, чтоб дух с него вышел? — спросил он.

—Не надо, поведем к командиру,— сказал я и шагнул вперед.

Острая боль пронзила все тело. Левая нога поворачивала в ту сторону, куда крутил ее немец. Ощупав ее, я пошутил:

— Одна ходи туда, другая сюда. А ну, братцы, vпопробуйте крутнуть ее в другую сторону, может,

станет на место,— попросил я товарищей.

По моей команде Лысов приступил к делу.В ноге что-то хрустнуло.

—Хватит,— сказал я,—а то совсем отвинтишь.

Встал на ноги, Больно, но идти можно.

Подхожу к гитлеровцу, он почти двухметрового роста, как и я.

—Тоже «Малютка»,— усмехнулся Лысов.

— Гитлер капут,—торопливо пробормотал пленный, испуганно глядя на меня.

— Заканючил, паршивец. Жидок на расправу. Не бойся, не трону, — сказал я. — Ну, братцы, пошли, а то, чего доброго, подумают, что мы чай с фрицами здесь пьем.

Лысов и Максимов довели пленного, который то и дело лепетал: «Гитлер капут, Гитлер капут». Я хромал сзади.

Не сделали мы и двух десятков шагов, как начался артиллерийский обстрел. Пришлось залечь между камней. Снаряды рвались по всему плацдарму.

Обстрел прекратился так же внезапно, как и начался. Мы поднялись.

— Пронесло,— с облегчением сказал я.— Никого не зацепило?

— Бог миловал,— отозвался Максимов и ногой толкнул пленного: — Поднимайся! Шнель, шнель!

Гитлеровец лежал не шевелясь. Я наклонился над ним, повернул лицом вверх.

— Вот кого бог покарал! Осколок угодил прямо в лоб! От своих получил смерть. Царство небесное погибшим фрицам, а которые пооставались, чтоб и те повытягивались, — произнес Максимов.

— Ну, а теперь айда доложим о результате обследования дома,— сказал Лысов.

По мере увеличения войск на плацдарме, росли и потери. За трое суток боев на территории рыбозавода оказалось много раненых. Разыгравшийся шторм - не позволял кораблям подойти к берегу, чтобы забрать их. Медпункт, развернутый на территории рыбозавода военфельдшером Марией Виноградовой, не мог справиться с такой массой раненых. Они лежали под навесами, где до войны вялили рыбу, а то и просто на земле под открытым небом, беспомощные, с перебитыми ногами и руками, лишенные возможности передвигаться.

Вэту ночь с поля боя мне довелось доставитьна медпункт еще семь тяжелораненых,которыхневозможно было вынести из-под обстрела днем.

В это время на медпункт зашел майор Куников. Увидев Виноградову, он с горечью произнес:

— Леонид Хоботов погиб.

Их на Малой земле было всего трое из отряда, сформированного еще в Химках, под Москвой: Куников, Хоботов и Виноградова. Теперь оставалось двое.

Куников предложил Виноградовой идти с ним в штаб, который находился теперь в блиндаже вблизи рыбацкого поселка Алексино. Едва они сделали несколько шагов, как со стороны моря появилось 18 немецких бомбардировщиков, идущих курсом на рыбозавод.

Куников и Виноградова спрятались в траншее у самой кромки берега, я со всех ног бросился в сторону моря и кубарем свалился в первую попавшуюся воронку.

Ночью 12 февраля Куников вместе со своим новым ординарцем Дмитрием Гапоновым в третий раз отправился к Суджукской косе встречать прибывающие корабли.

Шли они по тропке через минное поле.

Со стороны кладбища тьму ночи неожиданно прорвал луч прожектора. Лезвие огня медленно ползло по земле.

Вслед за этим по косе и прилегающим к ней участкам ударила немецкая артиллерия. Рядом с Куниковым и Гапоновым разорвался вражеский снаряд. От детонации стали рваться мины.Куников был тяжело ранен.

Уже стало светать, когда Куникова доставили на командный пункт.Он был без сознания.Маша Виноградова изредка смачивала его пересохшие, потрескавшиеся губы влажным бинтом.

Капитан Старшинов вызвал с Большой земли по рации катер. Днем никакой корабль не мог подойти к берегу. Он становился легкой мишенью береговой артиллерии. Но на этот раз ждать наступления вечера было нельзя, состояние Куникова ухудшалось с каждой минутой. Торпедный катер все же прорвался днем к Малой земле. Но к берегу подойти не мог — море штормило, крутая волна разворачивала судно бортом к берегу, угрожая разбить о прибрежные камни.

Тогда куниковцы положили раненого командира в резиновую шлюпку и поплыли к катеру.

Уже в полдень Куников был доставлен в геленджикский госпиталь. Врачи сделали все, что могли. Но спасти нашего любимого командира не смогли. Его похоронили на воинском кладбище в Геленджике. Впоследствии прах героя был предан земле в Новороссийске, на площади Героев.

Память о майоре Куникове, удостоенном самого высокого звания Героя Советского Союза, осталась в наших сердцах. После войны Станичка стала называться Куниковкой. Бороздит океаны танкер «Цезарь Куников». Живет песня:

Море за кормою яростно ревет,

Катера с десантом держат курс вперед.

Ночью над Мысхако шел девятый вал,

Куников с отрядом берег штурмовал...

БАТАЛЬОН МОРСКОЙ ПЕХОТЫ

27 марта 1943 года по приказу командира Новороссийской военно-морской базы контр-адмирала Г. Н. Холостякова наш отряд был отозван с Малой земли в Геленджик. От куниковского десанта осталось всего 47 человек, остальные или погибли илибыли ранены и находились на излечении в госпиталях.

После короткого пребывания на Толстом мысу в Геленджике мы оказались на Тонком мысу в районе поселка Солнцедар. Здесь старший лейтенант Василий Андреевич Ботылев начал формировать отдельный батальон морской пехоты. Из госпиталей после выздоровления стали возвращаться куниковцы, из флотских полуэкипажей прибывали матросы и старшины. Отряд быстро рос.

Командование Черноморским флотом ввело для куниковцев особую форму одежды: гимнастерка и брюки цвета хаки, сапоги, бескозырка, ремень с матросской бляхой, расстегнутый воротник гимнастерки, из-под которого виднелась тельняшка.

Личный состав батальона упорно и настойчиво занимался боевой и политической подготовкой.

Ежедневно из батальона выделялись несколько подразделений для работ в Геленджикском порту по разгрузке и загрузке судов.

С наступлением сумерек загруженные оружием, боеприпасами и продовольствием мотоботы уходили к Малой земле, где под непрерывным обстрелом немецкой артиллерии шла их разгрузка. Затем на борт доставлялись раненые, и суда торопились до рассвета вернуться в Геленджик.

Южная ночь коротка. На рассвете нам вдогонку гитлеровцы шлют снаряд за снарядом. Старшина мотобота бешено вертит штурвал то влево, то вправо, уклоняясь от прямого попадания снаряда. С облегчением вздыхаем, когда минуем Кабардинку, уходим за мыс Дооб. Теперь вражеские снаряды рвутся за кормой. Не доходя до Геленджикской бухты, мы слышим нарастающий гул летящих низко над водой немецких бомбардировщиков. Мотоботы не имеют оружия, чтобы отбиваться от атакующих самолетов. Единственное, что они могут,— это маневрировать в разные стороны, уклоняясь от прямого попадания бомб.

Фашистские самолеты безнаказанно гоняются за каждым суденышком, бомбят и обстреливают нас из пушек и пулеметов. На наших глазах-то один, то другой мотобот скрывается в морской пучине вместе с находящимися на нем ранеными и экипажем.

Путь от Мысхако до Геленджика моряки назвали дорогой смерти. Каждый из 225 дней и ночей героических рейсов к Малой земле был тяжелейшим испытанием воли, выдержки моряков.

393-й отдельный батальон морской пехоты Новороссийской военно-морской базы, насчитывающий 882 человека и сформированный на базе отряда Куникова, полностью был готов к выполнению любого боевого задания командования.