Он вернется в Рендекс, решено. Девочка слишком заинтересовала его, чтобы он мог так просто все бросить. На карту поставлены все вошедшие в его плоть и кровь истины Школы, вся его жизнь – тем лучше! Он или разгадает Вельнис, или изменится сам. Страха потерять себя в нем не было. Только восторг перед предстоящей битвой. Что с того, если они станут сражаться не клинками, а чувствами?..
Он вернется – но не прямо сейчас, конечно. Сначала нужно разобраться со всей этой ерундой – с Фрембергом, с книгой, с полусумасшедшим колдуном, который стал его спутником... В любом случае к летнему солнцестоянию все должно решиться. Он посмотрит, действительно ли меняется природа бегущего по Мосту, изучит Слепую Гору (в первый раз такой возможности у него было), а потом...
Что-то отвлекло Эдрика от размышлений. Разум снова стал пуст. Восторженные благоглупости, только что переполнявшие сознание, пропали, сменившись холодным, бесстрастным вниманием. Он не шевелился и не дышал, вслушиваясь в окружающий его ночной лес.
Когда он понял причину беспокойства, ощущение пружины, взведенной где-то внутри, пропало. Эдрик сказал:
– Выходи. Я знаю, что ты здесь.
Несколько секунд ничего не происходило. Затем из темноты выплыла сутулая фигура. Как и во время их первой встречи – лицо скрыто капюшоном.
Эдрик скептически разглядывал демона.
– И давно ты за мной следишь? – поинтересовался он.
– Два дня, – сообщил тайвэ.
– Что не показывался?
– Ты был не один.
После короткой паузы Эдрик спросил:
– Ты его видел?
– Кого?
– Моего спутника.
– Конечно.
– И что ты о нем скажешь?
Аайглато задумался.
– Он почти мертв, – наконец изрек демон. – Кое-как поддерживает себя заклинаниями.
– Он человек?
– Насколько я могу судить – да.
– Хм... у тебя на этот счет есть какие-то сомнения? – заинтересовался Эдрик.
– Нет, – капюшон качнулся. – Я просто хотел напомнить, что не обладаю абсолютным знанием. Твои же вопросы предполагают однозначные ответы. Если я буду давать их, у тебя может появиться иллюзия, что я знаю все.
Эдрик рассмеялся.
– Не беспокойся за меня. Я помню о том, что ты можешь ошибаться. И тем не менее я хотел бы услышать твою оценку.
– Я ее уже сообщил.
– А почему? Почему ты так думаешь?
– Твой спутник выглядит, как человек, и пахнет, как человек.
– И в нем нет ничего, что отличало бы его от остальных людей? – продолжал допытываться Эдрик.
– Все вы чем-то отличаетесь. Но он вполне укладывается в поток человеческой расы.
– Какой еще поток?
– Так мы разделяем группы запахов.
Эдрик вздохнул. Помолчал.
– А одержимым он не может быть?
– Я этого не заметил.
– А энергетические тела одержимых вообще имеют какие-нибудь особые «запахи»?
– Как правило, да.
– «Как правило»?.. Значит...
– Я вообще очень мало что знаю о запахах одержимых, – известил Эдрика тайвэ. И спросил в свою очередь:
– А почему ты подозреваешь его в одержимости?
– Есть причины. Тебе их знать не обязательно. А вот скажи-ка... его запах не похож на запах Ёнко Нарвериша? Ну, в то последнее утро, когда он вернулся от Маскриба и послал тебя к Фрембрегу с пустым письмом?..
– Нет.
– Или потом, по пути, когда Ёнко уже начал меняться...
– Нет.
– Ну что ж... хорошо... – Эдрик задумался. Он был почти уверен, что нюхач-тайвэ даст другие ответы. Льюис, с его странными способностями, с расшатанным разумом, с сумасшедшей историей, включавшей в себя духовный интим с древними порождениями тьмы, обитающими под холмами в демонических городах, – почти идеально соответствовал образу одержимого. Но тайвэ был уверен, что это не так. С другой стороны, нюхач мог и ошибаться...
Эдрик вынул из сумки книгу и протянул ее Аайглато.
– Вот, возьми. Это то, что искал Фремберг.
Тайвэ осторожно принял фолиант.
– Ты уверен?
– Абсолютно.
– Почему?
– Потому. Отдай Фрембергу, он разберется.
– Я могу идти? – спросил Аайглато спустя четверть минуты, заполненных лишь шелестом ветра в кронах и стрекотом сверчков в темноте.
– Да, можешь.
Ночь поглотила тайвэ так, как будто его и не было вовсе, вобрала в себя, как вода принимает брошенный камень... Тайвэ больше не было здесь, в этой реальности, в видимом мире, на поверхности вещей.
Эдрик усмехнулся.
Конечно, Фремберг разберется.
А если и нет, если попадется на ловушки, оставленные в книге ее безымянным автором?
Эдрика это не беспокоило.
В конце концов, Фремберг ведь всего лишь его нанял.
Глава пятнадцатая
Я вернулся в середине ночи. От обилия поглощенной силы казалось, что я не иду, а плыву по воздуху; вот сейчас протяну руку – и переломлю дерево движением пальцев. Ощущение легкой тошноты в теле, на душе – мерзость. Но я не позволял себе думать об этом. Не в том я положении, чтобы ослаблять себя еще и бесплодными муками совести.
Эдрик не спал. Сидел у костра, задумчиво глядя в огонь. Головы в мою сторону не повернул, но я знал: еще до того, как я подошел к стоянке, он каким-то образом уже почувствовал мое приближение. Ясновидец?.. Нет, он не профессиональный маг, в этом я был уверен. Скорее, создавалось впечатление, что все эти странные способности присущи ему по природе – так же, как они присущи демонам, оборотням и стихиалям.
Я сел напротив. Поразительно, как привлекает наше внимание пламя. Можно часами наблюдать за игрой его алых языков, любовно ласкающих поленья, алчно пожирающих тонкие ветки... Огонь – это чистая энергия, явленная в грубом телесном мире, огонь олицетворяет ту внутреннюю сущность, силу, что стоит за маской видимого мира, ту мощь, которая охлаждаясь, утяжеляясь, приобретает форму вещей нас окружающих. Существовать – означает действовать...
Мы с Эдриком будто бы вышли в какое-то безвременье, где не было ни прошлого, ни будущего. Два человека в ночном лесу у огня. И все. Есть только сейчас. Нет ни «завтра», ни «вчера». Мы чужие друг другу, но бесформенный мир, лежащий за границами круга света, даваемого костром, чужд нам обоим еще больше...
– Будешь спать? – спросил Эдрик. – Два часа до рассвета.
Я покачал головой.
– Нет. Все равно не смогу заснуть.
– Переизбыток силы?
– Да.
Он некоторое время молчал, а потом спросил:
– Ты знаешь, что вредишь себе еще больше, поглощая силу таким образом? Ты себя разрушаешь.
В его голосе не прозвучало ни осуждения, ни назидательных ноток. Просто констатация факта.
– Да, знаю, – сказал я. – Но у меня нет выбора.
Прошла, наверное, целая минута, а может – и больше, прежде чем он произнес:
– Ты действуешь очень хорошо... для обычного человека. – Короткая пауза. – Впрочем, для того, кто стоит на пороге смерти, это не редкость. Лишившись иллюзорных надежд, человек осознает, кто он таков на самом деле. Но пережить это открытие могут далеко не все – в большинстве случаев правда о себе постигается слишком поздно. Меня удивляет даже не то, как ты действуешь, а то, сколько времени ты сумел продержаться на плаву...
– Не знаю... – У меня были смутные чувства. – Я не уверен, что правильно тебя понял... О чем ты...
– Ты сражаешься за жизнь, как зверь, загнанный в угол. Теперь ты вполне узнал цену условностям и правилам. Весь этот высокоморальный бред, нормы поведения, «хорошее-плохое» – все это больше ничего для тебя не значит. Трепаться о ценности человеческой жизни могут только люди, которым в данный момент ничего не угрожает. Тогда можно поразглагольствовать о смысле жизни, о правде и добре. О мировом зле. Но когда ты оказываешься в ситуации «или-или» – или твоя жизнь, или чужая – вот тогда, и только тогда ты узнаешь настоящую ценность человеческой жизни. Она не так уж велика, правда?.. – Эдрик спокойно посмотрел мне в глаза. – И какой бы выбор ты не сделал... начинаешь видеть все немного в другом свете, не так ли?