— Наверное, в Европу?

— В Европу, да. А дальше мы бы, Витя, смогли оказаться в Николаеве. Сейчас мы с тобой находимся как раз на широте Николаева.

— Да ну? Вот здорово! Откуда тебе это известно.

— У меня же Павел был штурманом. Я давно стремилась попасть в Кэйп Бретон, зная, что он расположен на той же широте, что и наш город — сорок шесть с половиной градусов северной широты.

Оба замолчали и долго смотрели вдаль, словно прокладывая воображаемую линию, способную привести в родные края. Удастся ли им снова оказаться там?

Мыслями Виктор перенесся в свой город, и в голове молниеносной ретроспективой промелькнула его жизни от момента окончания школы до сегодняшнего дня. Словно он вознесся, как тогда в момент удара Бьюика, над землей и увидел себя со стороны. И как озарение пришло осознание: «Всё что с ним случилось, все невзгоды — это кара за предательство». В том понимании, о котором говорил Ник. Судьба сложилась так, что само понятие Отечества для него оказалось размытым. Он потерял родителей, дом, веру в справедливость и любовь. Однако… Однако, в главном виноват он сам…И ещё Настя. Да, да — Настя! Они оба совершили предательство. Предательство по отношению к своей жизни, своей любви. У них ведь была настоящая любовь, и могла быть семья и дом. Именно то, что Ник, в первую очередь, связывал с Отечеством. Но они предали свою любовь. Если бы Настя не связала свою жизнь с Павлом…Если бы Виктор не отказался от борьбы за свою любовь… Ведь если бы они остались вместе, не случилось бы всего остального ни с ним, ни с ней. Виктор не пустился бы в тот роковой полёт, потому что

НЕ СМОГ БЫ ОСТАВИТЬ СВОЮ ЛЮБОВЬ!».

Эпилог

Билл не обманул. В высоких инстанциях было принято решение о предоставлении Виктору гражданства Соединенных штатов Америки. При этом предложено изменить имя и забыть свою жизнь. Вместо этого у него появилась «легенда». Виктор Соколов исчез, растворился словно гусеница, превращающаяся в бабочку, и стал Владиславом Сокольским — сыном польских эмигрантов.

При получении гражданства США претендент обязан произнести клятву на верность: «Настоящим клятвенно заявляю, что я всецело и полностью отказываюсь от верности любому иностранному принцу, властелину, государству или суверенитету, чьим гражданином или подданным до этого был; я буду поддерживать и защищать Конституцию и законы Соединенных Штатов Америки против всех врагов — внешних или внутренних; я буду нести истинную веру и верность Соединенным Штатам Америки, я буду служить в армии Соединенных Штатов Америки, когда закон потребует этого; я буду нести нестроевую службу в вооруженных силах Соединенных Штатов Америки, когда закон потребует этого, я буду выполнять работу государственного значения под гражданским руководством, когда закон потребует этого, я принимаю эти обязательства свободно без каких — либо умственных оговорок и не с целью уклонения; да поможет мне Бог».

Виктор отказался подписываться под словами клятвы, и ему было «настоятельно рекомендовано» покинуть территорию США.

Он переехал в Галифакс, где работал в компании отца. Окончил курсы по совершенствованию разговорного английского и деловой лексики, затем инженерный факультет университета Сант Мари (в Галифаксе). Руководил инженерной службой авиакомпании до тех пор, пока отца не поглотила более мощная авиакомпания, которая получила правительственный заказ на строительство крупного современного авиаузла. Отец не был способен конкурировать и был вынужден уступить. В новой компании отец получил 8 % акций и должность управляющего одной из служб. Как сказал отец, жить можно, а если бы сопротивлялся, мог лишиться всего. Виктору же стало очень противно. Америка — страна равных возможностей? Для равных возможностей, как минимум, нужны равные деньги.

В какой-то момент Виктору показалось, что у них с Настей возродились прежние чувства. Их объединяло множество общих воспоминаний — о родном городе и близких людях. Они по-доброму относились друг к другу. И ещё: постоянное общение помогало не забывать родной язык.

И вдруг что-то случилось. Собственно, началось как раз с того момента когда отец потерял свою компанию, которой очень гордился. Сам сделал. Практически на пустом месте. Точнее, на пустом поле. Больше ничего и не было.

Виктора с его должности сместили и предложили должность рядового инженера-механика. Виктор отказался и остался без работы. Самолюбие его страдало, и он захандрил. Перебивался случайными заработками. Отношения с Настей разладились, и в середине семидесятых решил уехать в Европу. Вначале пытался обосноваться в Испании. Некоторое время жил среди русских эмигрантов под Парижем. Затем переехал в Югославию, где следы его и затерялись.

Говорят, что в 1991–1992 годах, когда Югославия, как и Советский Союз, распалась, Виктора встречали в составе Русского добровольческого отряда, который поддерживал сербов в их вооружённой борьбе за независимость.

В Боснии на кладбище сербского города Вишеград среди могил русских добровольцев есть и крест с именем Влад Сокол и датой смерти 12 марта 1993 г. Тот ли это Виктор Соколов, о котором идёт речь в повести, автору выяснить не удалось.

Ночь Победы

Похоже, наступило утро. Первые лучи солнца пробивались сквозь шторы. Виктор прислушался к самочувствию. Противности от прихода нового дня не ощущалось, скорее наоборот. Так бывает, когда сон случается приятным. Концовка его еще оставалась в размягченном сознании. Нет, так себе сюжет: аэропорт, бесконечная толпа на регистрацию. Обычная суета и неразбериха. Кому-то нужно в Израиль, кому-то в Штаты, мужику в лисьей шапке — в Ванкувер. Почему все в одной очереди? Кто-то «за кадром объясняет»: толпа стоит не на рейс, а на выезд. То есть, куда лететь — им все равно. Главное — вылететь, а уж потом они доберутся — кому куда надо. Приснится же такая муть. Сам-то он никуда не собирался. Нет, такой сон не мог сформировать настроение.

Ах, да! Сегодня День Победы! Один из двух главных праздничных дней в году, когда Виктор позволял себя баловать рюмкой коньяка — с утра! Правда, для этого нужно встать и прошлепать босыми ногами к шкафчику, в котором припасена заветная емкость. Налить, посмаковать, а потом уж можно опять лечь и поваляться, ни о чем не думая и притворяясь, что тебе больше ничего и не нужно. Один из двух дней в году. Первый — день рождения. Второй — день Победы, девятое мая.

В сентябре 44 года наши освободили Бессарабию и отца Виктора с фронта откомандировали в Измаил — на границу с вышедшей из войны Румынией. К месту службы отца приехал и Виктор с матерью.

В Измаиле квартировали в доме у местного жителя. Здорового, еще не старого, мужика. Имел он большой виноградник и крепкое хозяйство. В амбаре стояло с десяток бочек с вином. У отца с хозяином отношения сразу не заладились. Оно и понятно: хозяину постояльцы ни к чему, отец же презирал людей, «окопавшихся» в тылу. Скандал начался с того, что хозяин заметил, что в одной из бочек пробка «не так стоит». Заподозрил отца. Отец же прямо сказал: «Да, я открывал. Смотрел, что там в бочках. Вино или может быть какая-нибудь горючая смесь. Может, ты диверсию готовишь».

Хозяин оказался злопамятным и пожаловался в комендатуру — мол, у него вино воруют. И вот однажды посреди ночи в нашей комнате неожиданно включается свет. На пороге автоматчики. Один у двери — автомат на изготовке, другой проходит к отцу: «Проследуйте с нами». Виктору стало страшно: «А вдруг это переодетые немцы?» После того, как отец показывает свои документы, автоматчики извиняются и выходят. Перед уходом строго разговаривают с хозяином. Не знал хозяин, что отец был офицером (воевал в разведке).

Однако, хозяин на этом не успокоился. Однажды, взобравшись на высокое крыльцо, стал отцу выговаривать: «Нехорошо чужим добром пользоваться». Да так громко, чтобы соседи слышали. Отец взорвался мгновенно: «Ах ты, сука кулацкая! Мы кровь проливаем, а ты здесь в обнимку с ароматными бочками и пухлым задом бабы сидишь? А чем ты занимался при румынах? Поил их вином, а, может, и прислуживал? Получай, гад!» — Да как врежет ему между глаз — со всей пролетарской ненавистью к буржуям и к сексотам. Хозяин только руками взмахнул, как крыльями, и с крыльца — долой. Очень нервным отец стал после фронта.