— Да уж случилось, много чего случилось. Сразу, поди, и не поверите, — ответил дочерна загоревший мужчина.

— Ну а что именно? — насторожился Магуара.

— Что именно? А вон полюбуйтесь, пожалуйста. Вся семья Родобладо тут.

Тот, кто отвечал Магуаре, развернулся и, ковыляя, направился к каким—то тюкам, сваленным бесформенной грудой у входа в одну из лачуг. Чей—то пес, приподняв носом край мешковины, принялся было что—то под ней вынюхивать.

— Вот. Почти все здесь, — продолжал мужчина. Стоило Магуаре шагнуть в сторону убитых, как крестьяне толпой двинулись вслед за ним. Какая—то старуха, опередив всех, вырвалась вперед с криком:

— Аларкан, пошел вон! Кому говорят, проклятый, пошел вон!

Собака обежала вокруг груды и исчезла в дверях лачуги.

Тела были прикрыты джутовой мешковиной. Над ними роились тучи мух. Магуара прошел вдоль убитых, откидывая накрывавшую их мешковину, а затем обратился к мужчине, который заговорил первым:

— Вот вы сказали «почти все здесь». Значит, кого—то не хватает? Я правильно вас понял?

— Так я про то и толкую. Нет того самого, которого вы видели в ущелье около де—ла—Круса, — объяснил мужчина.

— Тот, кого вы нашли там, внизу, наверняка даже не подозревал, что всех его родственников перебьют, — вступил в разговор другой крестьянин. — Ведь он был из той же шатии—братии, что наведалась сюда. Он к ним перекинулся то ли в январе, то ли в феврале. Правильно я говорю, Чано?

— Да, примерно так. Где—то в феврале, — ответил тот, к кому обратились с вопросом, сдвигая на затылок плетенное из соломы сомбреро. — Но в этот раз он объявился у нас дня за три до их прихода. Сказал, что ушел от них. Однажды увидел, сколько они положили народу, и решил с ними завязать. Понял, что они за подонки. Так он нам объяснял.

— Искали его, а заодно порешили всех — отца, мать, сестру, — подхватил его сосед с желто—зеленым лицом и прищуренными глазами. Он стоял, скрестив на животе руки, изборожденные крупными узловатыми венами.

— По—моему, он знал, что за ним должны прийти. Дома почти не появлялся, ночевал в Поса—Онда: там у него живет какая—то родня. Сюда приходил ни свет ни заря и быстро сматывался. Все спрашивал, не заходил ли кто за ним, а потом снова исчезал.

— А вчера они наконец его заловили. Он кинулся вниз, в обход ущелья, но ведь отсюда, сверху, все просматривается. Вот они его и перехватили. Если посмотреть отсюда, то видно все как на ладони аж до самого подъема на гору, — стал объяснять, указывая рукой на холм внизу, другой мужчина, покрытый иссиня—черным загаром. — К Поса—Онда он пройти не смог — эта мразь как раз оттуда и шла. Причем они обложили его со всех сторон и так шли, сжимая кольцо. Поэтому бедняге Улисесу ничего не оставалось, кроме как попытаться уйти низом.

Ветер ворвался в Эль—Гомаль, поднял сухие листья, закрутил их вихрем, запорошил пылью и стал бросать ее людям прямо в глаза… Женщины схватились за подолы юбок, а мальчишки припустились вдогонку за покатившимися колесом клочьями перекати—поле.

— Его перехватили в поле, на открытом месте, — продолжал рассказывать мужчина. — Когда начали стрелять, отсюда было видно, как он запетлял, словно заяц, потом вдруг подпрыгнул, дернулся и упал как подкошенный.

— А двое пошли туда и прикончили его, — добавила женщина, показывая на холм внизу.

Дорога делает поворот и, еще попетляв немного, теряется из виду. С высоты Виоленты видны камни, которыми Магаура приказал обложить мертвеца. По ним важно разгуливают стервятники. Они что—то клюют и недоуменно крутят своими красными головами на длинных общипанных шеях.

— Нас всех выгнали на улицу. Один из них сказал: мол, это для того, чтобы мы видели, что с ними будут делать. «Голову оторвать им мало — этому Родобладо и его родне», — сказал другой. Потом вывели всю его семью и стали в упор расстреливать. Бабы запричитали…

— Не напоминай, хватит, прошу тебя! — всхлипнула стоявшая рядом женщина, прикрывая лицо руками.

— …Их выволакивали силком прямо на улицу и тут же приканчивали… — продолжал мужчина.

— Сейчас же прекрати! — истерически закричала женщина и бросилась к мужчине, пытаясь закрыть ему рот своей покалеченной смуглой рукой. — Ну, ради бога, Каэтано! — рыдала она.

Следом зарыдали и все остальные. Перекрывая их рев, другой крестьянин добавил:

— Старая Хосефина и ходить—то уже не могла: ее как раз прихватил радикулит. Еле двигая ногами, она только ступила на порог, и ее тут же прикончили.

С трудом борясь со сном, Магуара слушал рассказы крестьян. Он сидел на табуретке, привалившись спиной к стене лачуги. Наконец встал и принялся расхаживать взад—вперед. Крестьяне следовали за ним по пятам. Кое—кто из женщин отправился готовить еду, но большинство продолжали стоять вместе с мужчинами, которые припоминали все новые и новые подробности, касавшиеся жизни семьи Родобладо.

Магуара приказал выставить по двое часовых на основных подходах к деревне, а остальным велел располагаться на отдых. Но большинство из нас не уходили, по—прежнему теснились среди крестьян и вокруг Магуары.

— А почему вы допустили, чтобы стервятники надругались над убитым? — спросил Магуара, не обращаясь ни к кому конкретно.

— Они предупредили: если, вернувшись, не найдут его на прежнем месте, то лежать там нам всем. Это сказал один из них…

— Да, так он сказал. А другой бандит добавил, что вернутся они скоро.

— А кто именно это сказал? — спросил Магуара.

— Да тот, должно быть, кто у них самый главный. Он все бандитами распоряжался да командовал, а они его слушали.

— Звали—то его как, не помните?

— Как же, кто—то называл его Альфонсо или что—то вроде этого.

— Может, Альфонсо Суарес, а? — спросил Магуара, впиваясь взглядом в обветренные, покрытые сероватым налетом лица крестьян.

— Может, и так. Но то, что его называли Альфонсо, — это точно.

— Точно, Альфонсо.

— А как он выглядит?

— Как выглядит?

— Да.

— Ну… невысокий такой…

— Чернявый крепкий мужичок…

«Это действительно Альфонсо Суарес», — отметил про себя Магуара.

— Так вот. Тот, про кого вы рассказываете, — это Альфонсо Суарес, — сообщил он крестьянам. — Он главарь банды, которая была здесь.

— Была, да сплыла, лейтенант.

— Они ушли в сторону горы Эль—Пико через Лос—Асулес. Вон в ту сторону пошли. — Человек, который говорил это, показал рукой на запад.

— А не ошибаешься? — переспросил его Магуара.

— Они двинулись туда, точно.

— Мы, по крайней мере, видели, что они уходили в ту сторону.

— Так—так… — оживился Магуара.

К тому часу, когда тени начали подступать к деревне Эль—Гомаль, мы уже похоронили убитых. Магуара приказал спуститься в ущелье за Улисесом Родобладо. Всех четверых похоронили рядом.

— Этого не надо бы класть с семьей, лейтенант, — проворчал кто—то из крестьян.

— Он сгубил свою семью, — подхватил другой.

— На небесах они вместе не будут. Он пойдет наверняка в преисподнюю, — перекрестясь, добавила какая—то старуха.

— На том свете все равны, а скоро будут все равны и на этом, — ответил Магуара и, ударив черенком лопаты, чтобы стряхнуть с нее землю, повернулся к старухе: — А что касается небес, то это все бабушкины сказки.

— Помилуй тебя господи! — еще раз перекрестилась старуха.

— А вот кто и когда наведет порядок в ваших мозгах, а? — продолжал Магуара. — Очнитесь же наконец! Революция дала вам землю, так защищайте ее! Защищайте от тех, кто снова хочет загнать вас в кабалу. Хоть зубы в ход пускайте, но умейте постоять за нее! Если мы не сбережем ее, никакой господь бог нам не поможет. — И он бросил еще один ком земли на могилу Родобладо. — Эти уже отвоевались, но вы—то живы. Не дайте и с вами так же расправиться…

На следующий день, когда мы спускались по противоположному склону Виоленты, который вел в сторону Лос—Асулес, до нас доносился голос Торсеро, подававшего команды там, на перевале. И сразу следовали выстрелы. Стреляли крестьяне — шла огневая подготовка.