На эту душевную речь лицедейка лишь улыбнулась. Она чувствовала себя словно пьяной, и ее так и подмывало рассмеяться. Почему-то взгляд девушки зацепился за полинявшие незабудочки на батистовых подштанниках блондина. Отстраненная мысль: 'В таких на свидание к любовницам не ходят - не солидно как-то', - так и рисовала в воображении Бертрана в этих самых подштанниках, удирающим через мезонин от ревнивого мужа очередной пассии.

Худые волосатые ноги тащившего ее спасителя, что виднелись из-под подштанников, повели мысли девушки в другую сторону: 'И чего Илас такой тощий, словно щепка? Недокармливали его что ли? Хотя нет - рост-то вон какой вымахал. И жилистый, сильный. Вот как ее легко тащит. А я, хоть на вид и миниатюрная, а все же три с лишним пуда веса есть. Может, он раньше нормальный был, а сейчас сел на модную диетусу? Вот одни ребра и торчат'. Придя к единственному и очевидному, как Вассе в ее состоянии казалось, выводу, лицедейка решила помочь Иласу советом:

-Плюнь ты на нее!

Блондин, слегка опешивший от решительного тона спасаемой, выпустил из руки повод лошади, которую вел. Девушка, рачительность которой была против такого пренебрежительного отношения к животине, купленной на кровноукраденный злотый, запротестовала.

-Да я не про лошадь, а про диетусу!

- При чем здесь это? - Илас, хоть и полагал женщин созданиями глупыми, но логику оных постигнуть порою не мог.

- Ну ты же на диете сидишь. Вот я и говорю - плюнь.

Блондин плюнул. Правда не на диету, а на сумасшедшую девицу, которую бил колотун. Как только блондин вместе со своей ношей выбрался на берег, первым делом отвязал тюк с одеждой девушки от седла. Содрал с лицедейки мокрую тряпку, что еще в начале вечера была платьем, услужливо предоставленным всерадетелем, потом нижней сорочкой под одежду служанки, а теперь просто мокрым комом. Завернув Вассу в тулуп на голое тело, принялся надевать на нее шерстяные носки. И, лишь покончив с этой процедурой, стал одеваться сам.

Лицедейка начала отходить. Мысли уже не так путались, и первой связной была: 'Ненавижу. С сегодняшнего дня ненавижу дознавателей, всерадетелей и инквизиторов. И если удастся выбраться из всего этого, заживу тихой жизнью в каком-нибудь провинциальном городке. Подальше отсюда.'

Вассария понимала, что надо бы встать, нормально одеться и взобраться на лошадь. Но сил уже ни на что не было.

-Ехать сможешь? - требовательный голос. Почти приказ.

Сил, чтобы ответить что-то членораздельное не было и она лишь помотала головой.

- Дура, как есть дура.

С этими словами Илас, уже гарцевавший на лошади, подхватил девушку под мышки и усадил впереди себя на седло. Лошадь Вассы, уже привязанная веревкой к луке седла кобылы Иласа, шла рядом.

- И навязалась ты на мою голову, - сокрушенно пробормотал Бертран, пришпоривая свою вороную.

Тепло, что обнимало девушку, убаюкивало, как и мерная поступь лошади. Дрема пахла вереском, полынью и почему-то морозом. Хотелось просто окунуться в эти запахи целиком и не просыпаться. Васса смежила веки и не проснулась даже тогда, когда они под утро остановились у того, что полсотни лет назад было сторожкой. Сейчас этот стылый, обветшалый домишка даже охотники забросили. Больно уж бурелому много на пути к сомнительному месту отдохновения. Да и гадюки полюбили развалины. По лету или теплой весне у костра переночевать проще. И зимой, под большой разлапистой елью, если найдешь такую, что нижние ветви в снег надежно утопила, тоже можно.

На смену помершему егерю, что был хозяином здесь раньше, новый барин - владетель сих земель, не прислал. Вот и врастал сруб все больше в землю, скрипя ставнями на стылом ветру. Про эту сторожку Иласу рассказывал один из сослуживцев, еще в приграничье. Дескать, есть в Куярском лесу такая... заброшенная. Говорил, делясь своими мечтами (там многие выживали только ими), что когда закончит службу - туда жить поселиться. На вопросы 'на кой?', драгун отвечал - надоело все. Кровь, лица лицемерные - начальства, остервенелые - врагов. Тишины хочется, покою. Чтобы вокруг - никого. А там точно не найдут. И угол глухой, дикий, опять же от столицы всего двадцать свечей перегон, если на резвой лошади. Да только места там болотистые, вот ветровалы часто и случаются.

Не дожил тот сослуживец до своей мечты. Насквозь стрела прошила за три дня до отбывки с приграничья. Илас невесело усмехнулся наследству, что оставил драгун. Не думал, что когда-нибудь пригодится.

Глава 6

У удачи короткий спин

Спином называют период вращение шарика в барабане рулетки. Если глаз игрока наметанный, он может угадать сектор, в котором окажется шарик. Впрочем и опытный крупье без проблем попадет в нужную серию...

Хайроллер. Об основах игры в рулетку

Разило мышами. Этот настойчивый душок, что въедается в сон, оседая в сознании, словно чердачная пыль на непокрытых волосах, Васса ненавидела с детства. Против самих погрызух девушка ничего не имела, но вот специфическое амбре лежалых вещей, облюбованных пискухами, вызывали стойкую неприязнь.

Соломенный лежалый тюфяк, что немилосердно колол спину и был не мягче булыжной мостовой. Треск поленьев, недовольных прожорливостью огня. Запах дыма, какой стоит, если давно нетопленную печь начинают использовать вновь. Звон разбившейся посудины.

Последний-то и заставил Вассарию открыть глаза. Девушка сощурилась от яркого света и откинула тулуп, которым была заботливо укрыта. На ее груди словно лежал раскаленный уголек из каменки. Окатишь такой водой - закипит, заклубится паром, а не остынет. Еще заспанная, Вассария начала на ощупь исследовать: что же это могло быть? Пальцы наткнулись на цепочку с каплевидной подвеской. Жемчужина буквально пылала, обжигая.

- Проснулась? А я уже было порадовался, что ты отправишься к праотцам.

Нарочито-небрежный тон, поджатые губы. Вот только усталый взгляд человека, проведшего больше суток без сна, выдавал говорившего с головой. Все ж заботился, переживал.

Илас и вправду, почти был уверен, что девчонка не выживет. Слишком хрупкая. Не годна она для таких испытаний. И тащил он ее с собой из одной своей природной упёртости, за кою был не раз бит судьбой. Своих не бросать ни в бою, ни в плену. И не важно, любишь ты того, кого тащишь на плечах или ненавидишь. Он свой. И точка. То, что с кровавыми соплями, с треском костей и рваными ранами было вбито в сознание на приграничье, за один день исчезнуть не может. Впрочем, даже служба не изменила характер Иласа: гордый, язвительный, порою резкий до грубости, надменно-спокойный. Хотя, с появлением этой пигалицы, блондин все чаще ловил себя на том, что сдерживаться стало в разы сложнее.

Еще месяц назад его жизнь, хоть и не размеренная, все-таки имела какой-то свой особый, но порядок. Привычная маска холодного циника, уже настолько сросшаяся с лицом, что давно и прочно забыто: а что же там, под ней. Сейчас она слезала змеиным выползком. Илас привык, что его манера общения сама по себе устанавливает зону отчуждения для тех любопытствующих, которые норовят залезть под кожу, в душу.