Никакой иной стратегии, кроме желания продлить жизнь, у германского командования не было, так как туго стягиваемое смертельное кольцо вот–вот могло совсем захлестнуться.

Когда имперская канцелярия с ее торчащими железобетонными колпаками бункеров, в одном из которых отсиживался Гитлер, стала в поле зрения советских войск, он, Гитлер, единоличной властью фюрера и верховного главнокомандующего приказал затопить метро. Воды из Шпрее хлынули в горловину потоком, опрокидывая стоявшие на рельсах вагоны, подземные будки касс, столы буфетов, за которыми немцы в урочный час распивали пиво…

Этот несущийся навстречу поток застал группу Кострова в туннеле. Бегущая вода сразу посшибала несколько человек, и теперь требовались неимоверные усилия, чтобы удержаться и двигаться. Вода поднималась, уже стала по пояс. Костров, идя впереди, через силу переставлял в воде ноги, наклонялся, как бы наваливаясь грудью на прибывающий поток. Стало холодно, одежда неприятно прилипала к телу, а местами, наоборот, топорщилась и пузырилась, став неимоверно тяжелой. Шагать приходилось наугад, то и дело спотыкаясь о шпалы. Больше всех доставалось солдатам маленького роста, и один из них — рядовой Дрозд — окунулся с головой. Зафыркал, матерясь.

— Руганью дело не поправишь, — поглядев на него, сказал Костров. Немного погодя Дрозд захныкал:

— Мне по горло…

— Держись.

— Утонуть боюсь.

— Плыви.

— Не умею… а… а… — солдат затягивал в себя воздух и, захлебываясь, не мог выдохнуть.

Расталкивая воду, к нему подошел немецкий горбоносый инженер, сунул ему спасательный круг из пенопласта, такой же заставил надеть и Кострова.

— Ребята, кому поясов и кругов не хватит, держитесь поближе… За лямки беритесь. В случае чего — поплывем вместе, — едва выговаривал Костров. Он озирался вокруг, ища глазами каждого солдата. — Эй, вы, не замочите оружие и боеприпасы. Голову оторву, если замочите!

— Я уже замочил, — ворчал один, самый рослый.

— Рослому не пристало жаловаться, — заметил Костров. — Возьмите у него оружие, ведь и вправду утопит!

— Эх ты, а еще хвалился! Давай!.. — Нефед Горюнов снял с его плеч вещевой мешок, приладил себе на спину, потом взял и карабин.

Вода прибывала, наполняя туннель. "А что, если уровень поднимется под самый потолок раньше, чем успеем вырваться?" — подумал Костров.

Встревожился не напрасно: можно потерять так всю группу, которая, не достигнув станции вовремя, наверняка станет пленницей затопленного туннеля. И Костров, будто подхлестнутый угрозой опасности, раздвигал грудью тугую стремнину, шел и шел упрямо, как одержимый. За ним, стремясь не отстать, продвигались солдаты.

Все чаще попадались держащиеся на воде предметы — подушки, одеяла, шляпы… Кто–то наткнулся на плавающий резиновый предмет, ухватился за него, пока не увидел, что это надувная утка. Испугался, подумав, что игрушку, наверное, выпустил из рук затонувший ребенок.

— Теперь все равно… бери. Сам спасешься, — сказал рядом шедший солдат.

Сеялся матово–серый свет. Вода отливала глянцевито–черными пластами, будто это была совсем не вода, а густая, похожая на нефть масса. И сам свет казался мертвенно–бледным. И когда сверху над водой сверкнул нездешний, совсем живой свет, горбоносый инженер шлепнул по воде рукою, обрызгав рядом идущих и Кострова, и Вилли Штрекера.

— Пардон!.. Карашо, тофарищ. Имеем солнце!

— Да, вижу выход, вижу… — проговорил Костров.

По всей подземной площади станции плавали матрацы, подушки, одеяла, платки, детские игрушки, шляпы, поленья дров, размокшие листы бумаги… За вещи уцепились плавающие люди. Некоторые держались за стенки проезжей части станции и были перебинтованы — у одних головы, у других плечи… Несмотря на ранения и, по–видимому, ужасные боли, они держались, как догадывался горбоносый инженер, за протянутый вдоль стены кабель электропроводки.

Костров первым нащупал ногами каменные приступки, выбрался, неся на себе пудовую тяжесть стекающей воды. Хотел шагнуть ступеньками выше, но нога будто подломилась, и он едва успел опереться рукою о стенку. Устоял, ощутив, как заломило в коленке. Он вовсе не придал сразу этому значения, полагая, что просто оступился.

— Ко мне… Ко мне, ребята! — позвал Костров солдат и, когда вся группа поднялась, со вздохом радости произнес: — Наконец–то! Таким — море по колено!

Меж тем уровень воды поднимался все выше, уже достиг роста человека. И там, в пучине потока, барахтались люди: не умеющие плавать цеплялись руками за электрокабель у стены и держались за него, не зная, как спастись. Слышались крики ужаса… Совсем обессилевшие тонули…

Сознавая трагичность положения, Костров колебался, как ему лучше поступить. Подняться наверх и ударить по немцам с тыла? Ну, а как же быть вот с ними — тонущими? Пусть и немцы, но все равно попавшие в беду, обреченные, может и не по своей воле. Оставить их на произвол судьбы либо…

— Ну, отдышались?! — почему–то сердито крикнул Костров. — Умеющим плавать, добровольцам — за мной! — И он уже шагнул было в воду, но Вилли Штрекер удержал его.

Как мог, жестами и словами, Вилли объяснил, что ему, Кострову, нечего опять лезть в воду, просто нельзя: с одной рукою опасно, без пользы бросаться туда, да и утонуть может.

— Помогайте… Лестница… Выносить… А мы… я… — пробормотал Вилли и бросился в воду.

Впереди плыли Нефед Горюнов, горбоносый инженер и Тубольцев… Инженер — вот уж расчетливый! — прихватил с собой два пенопластовых круга и держался на воде, как пушинка. Приблизясь, он отдавал один круг пострадавшему и тянул его за собой.

Подбирать тонущих был риск немалый. Горюнов и Штрекер держались вместе, стараясь в случае надобности помочь друг другу. Вот они очутились в самом потоке, увидели, как один, повиснув на какой–то крестовине, сбитой из досок, прижался к стенке. Самодельный плот разворачивало и относило течением, а он стремился удержать его на месте.

Подплыв, Горюнов намерился было тянуть крестовину к себе, но по мундиру угадал, что перед ним офицер фашистской армии, на миг задержался. В свою очередь заметив чужого солдата, офицер не отпрянул. Они встретились взглядами — и какими же злобными показались глаза офицера. Что–то бормоча, офицер изловчился, поймал Нефеда Горюнова сзади за шею, пытался окунуть его, утопить. Вмиг подплывший Вилли перехватил руку офицера.

— Нацист, швайн! — рассвирепел Вилли и, не раздумывая, столкнул его с крестовины. Еще какое–то время фашист барахтался в воде, пока не был погребен потоком.

Вдвоем — Штрекер и Горюнов — подплыли с крестовиной к женщине в халате, помогли ей забраться на этот плот, затем подобрали мужчину с забинтованной головой. Доставили к приступкам, вытащили из воды и опять поплыли…

Трудно доставалось и Тубольцеву. Пожилых лет, он и без того измучился, а тут еще, подплыв к немцу, увидел его синее, будто набухшее от воды лицо. Человек не шевелился, он, похоже, был мертв, и только рука, уцелившись за какой–то крюк в стене, подрагивала. Тубольцев пытался отнять его от стенки, но человек вдруг схватил своего спасителя за руку и держал мертвой хваткой, не отпускал. То и дело окунаясь, Тубольцев нахлебался воды, кое–как дотянул со своей ношей до незатопленного места.

Спасали до тех пор, пока у самих хватило сил…

На приступках метро скопилось уже много пострадавших людей, которых нужно было отправлять наверх. Но что делается сейчас там, наверху? И можно ли выносить их?

Пошатываясь, Костров медленно начал подниматься вдоль стенки. Боль в ноге не утихала. Выбрался наружу, на свет. Моментом позже прошуршал и грохнул снаряд, блеснуло в глазах рыже–рваное пламя. Не успев ничего сообразить, Костров ощутил тупой удар по голове и, теряя сознание, упал…

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

Вот и пришла к своему закату фашистская Германия. Германия третьего рейха. Когда–то Адольф Гитлер прочил ему тысячелетие, по сему поводу под камни стен закладывали памятные книги с золотым и серебряным тиснением на переплетах. Но — увы! — потомкам не доведется утруждать себя ни изысканием этих книг, ни копанием в фолиантах истории: неполных тринадцать лет просуществовал третий рейх и на глазах у всех развалился.