Денисов не был готов к разговору; Семенова с любопытством следила за ним.
— Я ищу человека, который, возможно, попал в беду. Чистый розыск. Решение научных проблем я оставляю ученым…
В глубине квартиры раздался телефонный звонок.
— Простите, — Семенова вышла. Тут же вернулась. — Это вам. — Звонок в квартиру чужого ее шокировал.
— Мне пришлось оставить дежурному номер телефона. Извините. У нас так принято.
Он снова вышел в переднюю, взял трубку.
— Денис! — крикнул дежурный. — У нас важные новости. Звонила Жанзакова. А ей — из Душанбе — отец…
— Так…
— Сабир нашелся! Позвонил своему отцу, а тот родителям Терезы. В понедельник будет на съемках!
— Он в Душанбе?
— Они соединялись по междугородному. Тереза сказала: это — твой успех. Ты всех всколыхнул, поднял на ноги. Я поставил в известность Бахметьева, дежурного по управлению. Так что… Поздравляю. Отбой воздушной тревоги!
Денисов молчал.
— Удивлен? — спросил дежурный.
«Сработало чье-то безумное везение… — была первая мысль. — Чье? Самых близких? Зинаиды Овчинниковой? Терезы? Что только не приходило мне в голову за двое суток!»
— Теперь слушай! Звонил Сергей Гамазин, поэт. Член Союза писателей СССР. Знаком?
— Да.
— Он договорился с Журавлевой. С целительницей. Чтобы она тебя приняла. Это стоило ему большого труда. Он уговорил ее отменить важную встречу. Понимаешь? Тут телефонным извинением не отделаться. Надо ехать.
— Я буду.
— Ну и насчет Сильвестрова. Ты интересовался им как связью Камала.
— Установили?
— «Сильвестров Андрей Иннокентьевич, сорок два года, эмэнэс, Марьина Роща…» Ниязов выехал к нему до известия, что Жанзаков нашелся.
— Я заеду за ним. Давай адрес… Денисов ждал всего — только не этого. «Сабир Жанзаков жив… С ним все в порядке!» Многорукое буддийское божество на столике в углу улыбалось загадочно и бесстрастно.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Школа каратэ
Журавлева оказалась молодой, модно одетой — сошла с обложки «Бурда моден». Она сама открыла ему дверь. Глубже, в коридоре, Денисов увидел амбала в спортивном костюме, кроссовках «Пума».
Амбал молча, оценивающе глянул в его сторону.
— Это о вас звонили? — голос у целительницы оказался хрипловатым, однако не грубый, с доверительной ноткой. — Проходите.
Амбал сразу отошел, держался где-то поблизости.
За дверями кухни и комнат, выходившими в прихожую, чувствовалось присутствие многих, может, нескольких десятков людей — сидевших за столами, ужинавших, смотревших видео.
Когда Денисов внизу ставил «газик» место пришлось искать рядом с машинами модных марок.
— Поговорим здесь? Я ненадолго. — Визит, был сугубо деловой; они оба — оперуполномоченный и признанная официально колдунья — это понимали.
— Давайте сюда, — она отступила в прихожую. Денисову с одной стороны была видна часть кухни — широкая полированная столешница, бутылки, ноги людей, торчащие из-под такой же полированной деревянной скамьи. По другую сторону со стены смотрели картины.
Взглядом любителя Денисов тотчас заметил отсутствие натюрмортов и пейзажей, большей частью здесь были портреты, похожие на иконы; интересовали только лица, глаза. Две большие картины изображали сказочных людей-птиц с крыльями за спиной. Денисов помнил их по рисункам в школьном учебнике истории.
«Ассирия! Древнейшее государство Мессопотамии… Кажется, так!»
— Крылья — форма изображения внутренней энергии, — заметила Журавлева, проследив направление взгляда. — Это мои работы.
Из кухни доносились запахи жареного мяса, специй.
— Садитесь с нами.
— Спасибо, я спешу. Вам сказали — я интересуюсь Сабиром Жанзаковым. Он неожиданно исчез со съемок…
— Я никогда не слышала о нем.
— Он дружит с Камалом Досымбетовым. Вы его ученица…
Журавлева остановила жестом. Не оборачиваясь, негромко назвала чье-то имя.
Из комнаты появилась вторая женщина — худая, похожая на стрекозу; все в ней было в тон — от рыжих веснушек до кофейного цвета брюк, включая медный браслет и тяжелую желтую цепочку. Журавлева сказала несколько слов.
Еще две женщины и мужчина пересекли прихожую, направляясь в кухню. Они несли тарелки. Денисов не ошибся — в квартире было много людей, работало одновременно несколько музыкальных устройств: звуки доносились с обеих сторон.
Амбал, который встретил Денисова, подошел ближе, прислушался — за поворотом стены, внизу, Денисов увидел голубые носки кроссовок.
Еще через минуту та же женщина передала Журавлевой фотографию.
— Вот.
Она протянула снимок Денисову. На нем изображена была голова юноши и чьи-то протянутые сзади к голове руки с растопыренными пальцами. Юноша был сфотографирован в профиль, выглядел изможденным, придавленным.
— Таким Камал был несколько лет назад. Я пробовала ему снять головные боли. Это мои руки.
— Меня ввела в заблуждение подпись. Ее многие видели — «Учителю от благодарной ученицы»…
Журавлева не ответила, черные глаза смотрели пристально. Денисов не чувствовал в них гипнотической силы. Понял другое. Целительница хочет о чем-то умолчать, сделав так, чтобы он сам догадался.
— А что Эркабай?
Она снова рукой предложила не продолжать; Эркабай ее не интересовал.
— Не представляю. — Подумав, она добавила: — Как раз сейчас группа видных ученых, как мне известно, обратилась в Моссовет с ходатайством выделить Камалу жилую площадь и прописать в Москве.
Кроссовки за ее спиной шевельнулись.
Журавлева негромко произнесла имя, Денисов не расслышал.
Из комнаты выбежал мальчик. Женщина что-то сказала, подняла ребенка на руки. Она по-прежнему пристально смотрела на Денисова, прижимала сына к груди.
«Меня хотели навести на какую-то мысль, — подумал Денисов, спускаясь по недавно отреставрированной лестнице. — Амбал-телохранитель в прихожей, ребенок на руках… Похоже, Журавлевой кто-то угрожает… Но кто? Аспирант? Камал? Но я не смог понять подсказку…»
Из автомата во дворе он набрал номер квартиры в Крылатском.
— Это Денисов.
— Я узнала вас, оперуполномоченный… — Трубку взяла жена Аркадия. — Мы думали, что вы отсыпаетесь, не хотели будить.
— Но вы тоже на ногах.
— Только-только уложила Терезу.
— Как вы узнали, что Жанзаков нашелся?
— Терезе позвонил Рустам Хаббибулович, отец. А тому — отец Сабира. Сабир сказал, все в порядке, что у него с понедельника начинаются съемки.
— Откуда он звонил?
— Не сказал. Да и отцу Сабира ни к чему. Он считает, что из Москвы. Разговор был короткий: «Как вы? Как мама, сестра?» С родителями проживает его младшая сестренка. «Привет тестю с семейством…» Завтра сам все объяснит. Сейчас позвонил Сухарев — он только теперь приходит в себя. Как вы, оперуполномоченный? — Она была готова к продолжению бесконечного, не затрагивающего ни сердце, ни ум, трепа.
«Только с Гамазиным на даче, — подумал Денисов, — она говорила несвободно и трудно. По-человечески. Тогда я мог бы, пожалуй, спокойно выдержать ее взгляд».
— Все нормально. Спасибо.
Денисов еще постоял. Звонить было некуда. Телефон квартиры Сильвестрова, где находился Ниязов, он не записал.
Странная пара — в рясах, в черных высоких шапках, с окладистыми бородами — прошла в глубь двора. Из-под ряс виднелись начищенные до блеска туфли «Саламандра». Поравнявшись с Денисовым, один из священнослужителей заговорщицки улыбнулся, кивнул на подъезд.
«Сложись обстоятельства иначе, — подумал Денисов, — именно Камал, а не Журавлева, жил бы сейчас в этом доме. Не в этом ли дело?»
В машине Денисов всю дорогу молчал. Он только кивнул, .высаживая в Марьиной Роще, водитель, уловив его состояние, сказал как о само собой разумеющемся:
— Сейчас заправлюсь — и сразу на ужин. Я быстро. Здесь рядом, Денис!
Младшего инспектора Денисов нашел на кухне в квартире; о которой рассказывала Витаускене. Самого Сильвестрова дома не было. Ниязов разговаривал с парнем спортивного вида, в куртке, в надвинутом на лоб капюшоне, который тот почему-то не снял.