Я вернула мысли к настоящему, к моему ребенку, дочке Джилиан — нам обоим нравилось это имя, — спящей в своей походной колыбельке в машине. Предстоящая встреча двух малышек, Джилиан и Розмари, будет забавной. И заново придется все и всем объяснять: отцу и Мхэр, Шейле и Лэрри. Всем захочется услышать историю из первых уст, показать вырезки из газет. Скажут негодующее, что Марион и Стивен легко отделались — всего пять лет, а ведь они пытались тебя убить. Ну, что же, не было достаточно доказательств. А мы ездили во Францию, бабушка, слава богу, выздоровела и пожелала увидеть свою правнучку.

Всему приходит конец, и Рикки, и я, и Джилиан — мы сами, самостоятельно, начнем нашу семейную жизнь. Но скорее всего не в том жизненном коконе, который я нарисовала себе — невозможно оградить себя от эмоциональной жизненной путаницы, а только пытаться разобраться в ней, — вот чему я научилась. Но где-то (не здесь — я посмотрела на разоренный сад, кладбище тети Эмминой трогательной мечты) однажды ребенок одной с ней крови будет играть.

— Прощай, тетя Эмма, — прошептала я с нежностью, услышала, как ко мне подошел Рикки, и повернулась к нему.

Затем, в порыве чувств, я вновь оглянулась. Где-то, в залитом солнцем саду, ребенок будет играть — и счастливая мысль озарила меня: где бы то ни было, но там и для тети Эммы найдется место. Почему бы нет?