И к нему же, к Киселю, сами собой приплыли сведения о газорезе Сухарева. Все это Рудик обязан оценить. Ведь Кисель и Рудика успел засечь — Киселю известно, что некий помидорный король Арик Назаретян проявил подозрительный интерес к знахарю Смирнову.

Послышался шорох в зарослях и сдержанные чертыханья. Фомин легонечко присвистнул: сюда!

— Уютненько тут у тебя, — произнес Рудик, оглядывая площадку, вытоптанную Фоминым. — Давай присядем, что ли…

Вблизи Рудик казался очень молодым.

«Пожалуй, ровесник мне, — отметил Фомин. — Или немного старше. Одет, как и подобает рыночному воротиле. Куртка на каких-то особенных застежках, кепочка блинчиком. На шее золотая цепочка, на обеих руках кольца. Слишком шикарная фигура для нашего скромного Путятина. Такого увидишь, и сразу хочется спросить: «Ваши документы!»

— Ты прав насчет Смирнова, — сказал Рудик, выслушав Фомина. — Знахарь уж очень настырно лезет в глаза. Можно подумать, не я тут торчу как приманка для воров, а этот ваш чудо-целитель. Дай-ка мне еще разок взглянуть на список его знакомых… — Рудик взял у Фомина перечень гостей на поминках, составленный Веней. — Любопытно! Одна фамилия меня заинтересовала. Твой дружинник молодец. Он, что ли, меня в ресторане разыскал? Соображает… Я и сам не сразу понял, что он ко мне. Спрашивает официанток про какое-то вчерашнее недоразумение, директора гонит за жалобной книгой и вдруг вполголоса мне: «Срочно звоните Налетову. На работу».

Фомин все больше проникался симпатией к Рудику Куртикяну. Отличный парень, не то что самовлюбленный Егоров. К деятельности Киселя отнесся с юмором. Версию с Вязниковым посоветовал не бросать — вдруг понадобится. Дотошно выспрашивал про шабашников и про Маркина, нанявшего ребят строить гараж частнику.

Фомин поколебался и рассказал про изобретателя Чернова и про «Фантомаса».

— Дела-а… — протянул Рудик. — Вот тебе и Нелюшка…

— Родина художника Пушкова, — похвастал Фомин.

Рудик кивнул:

— Я был в музее… Пришлось их там удивить невежеством. Кстати, музей отлично поставлен. Жаль, я не познакомился с директором. Это тот самый Киселев?

— Он…

— Нравится мне Путятин. Красиво живете. А карта района у тебя есть? Сейчас, с собой?

Фомин вытащил карту, показал на ней Нелюшку. Рудика заинтересовали точки, поставленные от руки красным карандашом.

— А это что?

— Заброшенные деревни, в них никто не живет. В одной из этих деревень мы как-то поймали шайку — иконы крали из пустых домов.

— Как же я упустил из вида малые деревушки, где никто не живет, — с досадой сказал Рудик. — Считал, Гриня где-то в городе. Залег до вечера. Однако если есть возможность добраться тропинками до заброшенной деревни… — Рудик внимательно разглядывал карту. — Как ты считаешь, в какую сторону он мог податься? Допустим, обсуждал в колонии с Сухаревым возможные лазейки… Что ему посоветовал Сухарев?

— Вот этот угол. — Фомин повел пальцем по карте на северо-запад от Медвежьего оврага. Самые безлюдные места. Дорог туда сроду не было. Сообщение только по реке. Раз в день ходит рейсовый теплоходик. Поэтому возле реки еще кто-то в деревнях остается. А чуть в стороне — ни души. Хоть месяц живи. И с голоду не помрешь. Туристы заходят и оставляют кое-что из продуктов.

Край карты заворачивался, и Рудик его придержал. Фомин получил возможность ближе рассмотреть ювелирное оснащение помидорного короля. Золотые кольца — одно с бриллиантом, другие с камешками, неизвестными Фомину. Браслет тоже золотой, массивный. Все, разумеется, без подделки, высшая проба. Для серьезной работы подделка не годится.

«Случись что, — сочувственно подумал Фомин, — Рудику никакой зарплаты не хватит рассчитаться…»

— А как насчет возможности уйти из вашего района в соседнюю область? — спросил Рудик. — Где-нибудь тут, — он ткнул в левый верхний угол карты, — не выходя ни к железной дороге, ни к шоссе.

Фомин пожал плечами:

— Кругом болота. Я бы смог, знаю места. Чужому трудновато.

Рудик забрал у Фомина карту, аккуратно сложил.

— Насчет Грини можешь не сомневаться. Он из колонии ушел. — Рудик хотел было вернуть карту Фомину, но передумал. — Однако мне не с руки гоняться за Гриней по здешним болотам. Во-первых, помидоры без меня сгниют. — Рудик коротко хохотнул. — Ну, а во-вторых, может погореть одно дело, поважнее, чем погоня за Гриней. Тут у меня такое наклевывается! Сам не верю. Но газорез из будки Сухарева к моему раскладу подходит. Вовремя ты мне подбросил эту полезную информацию…

Карту района Рудик на всякий случай оставил у себя.

— И дай мне координаты того дружинника. Он может понадобиться.

— Веня Ророкин. Работает на телефонной станции.

— Симпатичное имя! — Рудик поцокал языком. — Веня Ророкин. Очень мне тут у вас нравится.

— Служил в десантных войсках, самбист… — Фомин перечислил все достоинства Ророкина, включая домашний телефон, полагающийся монтеру.

— Ну, а фамилия Юрков тебе что-нибудь говорит? — неожиданно спросил Рудик.

— Юрков? — Фомин напряг память. Нет, совершенно незнакомая фамилия. — А кто это?

— Дом, где я комнату снимаю, знаешь? Жил там когда-то одинокий старик. Сухарев утверждает, что тайну подвалов узнал от соседа-старика.

— И фамилию эту назвал?

— В том-то и дело, что нет. Фамилию Сухарев якобы не помнит. Моя хозяйка сказала, что жил такой старик Юрков и действительно умер незадолго до того, как Сухарева посадили.

— Так, так… — Фомин вдруг вспомнил одинокого старика. — Правильно, Юрков. А дразнили его — Кудыкин. Есть такая поговорка про кудыкину гору.

Фомин сам себе удивлялся. Ну и штуки выкидывает память! То кажется, ты никогда не слышал про Юркова, а то выясняется, что ты его видел собственными глазами возле фабричной столовой. Иной раз снег сгребает или еще что-то делает, но чаще ему просто так наваливали в котелок всего вперемешку — из жалости.

— Понятно, — сказал Рудик. — Городской сумасшедший. На всякий случай не мешает проверить, кто еще жил при Сухареве в этом доме на Эльдорадовской. Можешь поручить это своему общественному помощнику.

«Только не Киселю!» — была первая мысль Фомина. А вторая вогнала его в тоску: «Я же сам — сам! — спровоцировал Киселя отправиться в Нелюшку к изобретателю Чернову. Я думал, что Киселю надо исчезнуть из города, по которому бродит Гриня. Но если Кисель двинет в Нелюшку… — У Фомина мурашки побежали по спине. — Все это одна сторона — Нелюшка, Медвежий овраг, покинутые деревни… Если Кисель двинет в Нелюшку, то уж непременно где-то там повстречает Гриню. Еще одна неожиданность во вкусе путятинского самозваного детектива. Они там повстречаются нос к носу на самой узенькой дорожке!.. — Фомин поймал себя на том, что начинает фантазировать, как Кисель. — Спокойно! — посоветовал он себе. — Вернусь в управление и сразу же позвоню Киселю. Пусть сидит у себя в музее…»

Под конец Рудик заговорил про Ханю:

— Ты им займись посерьезней. Он далеко пойдет… Если милиция не остановит.

— Ханя и у Сухарева был на подхвате, — сказал Фомин. — Перепродавал кое-какую мелочишку из украденного.

— Он мне на свои прошлые заслуги намекнул с первого же знакомства. Словно бы надеялся, что я клюну на Сухарева. А потом несколько раз насчет моих цацек разговор заводил. — Рудик покрутил кулаком, закованным в кольца, словно в золотой кастет. Фомин отметил про себя, что замысловатой печаткой да если съездить по скуле, можно до кости просадить. — А сейчас мы с Ханей помидоры в холодильник отвезли, и он опять насчет золота. Кто-то через него то ли выйдет на меня, то ли не решится… — Рудик помолчал. — Но может, Ханя и врет, цену себе набивает. Ты сам знаешь, как бывает с малолетками. Послушаешь — он хуже старого рецидивиста. Море ему по колено, ничего не боится. А делишки за ним самые мелкопакостные. Хвастал, что ловит в лесу ребят, отбирает ягоды и грибы. У меня, между прочим, увел ящик помидоров. У своего работодателя! Я пока делаю вид, что не заметил. Но иной раз до того охота взять его за шиворот, встряхнуть, выложить ему все, что я про него думаю. Нельзя… у меня роль другая. Мне по моей роли только радоваться, глядя на Ханю. Растить себе смену, способствовать дальнейшему развращению… — Рудик умолк: и без слов ясно.