Дрожащей рукой я протягиваю его Робийяру, представляя себе, как Бюиссон наводит на меня его черное дуло.

На следующий день мы, как и договорились накануне, встречаемся в том же самом месте и в то же самое время.

— Миссия выполнена, — докладывает Робийяр. — Я видел Бюиссона и пробыл с ним почти два часа. Он был в восторге от маузера. Вы знаете, где он находится?

— Нет, и ты это прекрасно знаешь.

— На улице Биланкур, у одного парня, Жана Художника. Эмиль узнал его через Болека. Эмиль платит ему тысячу франков за сутки, это настоящий грабеж. Необходимо подыскать для него другое, более надежное место. Он сам попросил меня об этом.

— Чего бы ему хотелось?

— Не знаю, — пожимает плечами Матье. — Он полагается на мой вкус. Я должен забрать его оттуда в четверг утром, но до этого времени мне необходимо что-то найти. Вы не могли бы помочь мне в этом?

Час от часу не легче! Мало того, что я дал ему деньги и оружие, я должен еще найти для него пристанище! А что последует за этим?

Разумеется, эта перспектива соблазняет меня. Если я арестую Бюиссона в тихом, спокойном уголке, я сведу риск до минимума.

— Хорошо, — соглашаюсь я, — приходи завтра в мой кабинет в девять часов утра.

В девять часов Робийяр звонит мне и сообщает, что машина не заводится и он опоздает. Я свирепею.

В нашем распоряжении всего один день, и мы не можем терять времени.

— Через полчаса я буду ждать тебя на станции метро «Венсеннский замок».

В девять тридцать в условленном месте появляется Робийяр, удрученный поломкой своего «БМВ».

— Мне понадобится еще двадцать тысяч, — говорит он.

Я сажусь рядом с ним на заднее сиденье машины Монтиюра и спрашиваю его:

— Куда мы едем?

— Поворачивайте сейчас на кольцевую дорогу, а затем мы свернем на автостраду.

Монтиюр кивает головой, и вскоре мы доезжаем до ворот Сен-Клу.

— Эмиль не должен увидеть меня в полицейской машине, — шепчет Матье, пригибаясь.

В десять часов мы сворачиваем на автостраду.

— В Фекане живет один мой старый приятель; он содержит трактир с меблированными комнатами, но это далеко, в ста километрах отсюда.

— Мы будем там через час и как раз приедем к обеду, — говорю я. — Прекрасная прогулка.

Монтиюр нажимает на газ. Вскоре мы сворачиваем с автострады на региональную дорогу номер двенадцать в направлении Эвре. Когда мы проезжаем Бонньер, Робийяр говорит мне:

— В Руане у меня есть один приятель, но он сводник и сутенер, и я не знаю, понравится ли это Эмилю.

— Сомневаюсь, — говорю я. — У сутенеров плохая репутация. Они часто оказываются осведомителями.

Мы проезжаем Эвре и слева от дороги видим указательный щит: «Трактир у мамаши Одю».

— О! — восклицает Робийяр. — Я совсем забыл, что этот трактир тоже содержит один из моих приятелей. Остановитесь в двухстах метрах, а я пойду проведаю его. Может быть, нам и не понадобится ехать дальше…

— Что ты собираешься делать?

— Я собираюсь перекусить у него. Я скажу, что еду из Довиля. Дайте мне денег. Встретимся около трех часов.

— А где прикажешь обедать нам?

— Да, действительно, — чешет затылок Робийяр, — я и не подумал об этом… Что ж, доедем до следующего трактира, а потом вернемся назад.

Барменша кафе «На перепутье» делает нам огромные сандвичи с ветчиной и паштетом, и мы возвращаемся к «Мамаше Одю». Робийяр направляется к входу в трактир, а я с Монтиюром залегаю в траве, надкусывая сандвич.

Два часа спустя из трактира выходит Матье в сопровождении повара в белом халате и колпаке. Подойдя к нам, он представляет его: «Гриньяр, хозяин трактира, мой друг; он согласен приютить человека, нуждающегося в заботе, тишине и внимании, а также в хорошей пище, выпивке и свежем воздухе».

Цену за пансион мы еще не обсуждали, но это вопрос второстепенный.

Мы возвращаемся в Париж, и я с волнением думаю о том, что завтра в это время, если все сложится благополучно, Эмиль Бюиссон будет уже в надежном месте, подальше от наших коллег и в пределах моей досягаемости. Завтра 1 июня. 10 июня, в субботу, мы спокойно допросим его, сохраняя до этого времени в тайне его арест.

Сейчас я должен доложить ситуацию Толстому. Робийяр не может отвезти Бюиссона сам, так как его машина вышла из строя, однако переезд Бюиссона не может быть из-за этого отложен.

— Теперь нам нужно найти для Мсье Эмиля подходящий автомобиль, — вздыхаю я. — Нет, воистину мы не полиция, а Армия Спасения.

— Ничего не поделаешь, Борниш, — успокаивает меня Толстый. — У меня есть то, что вам нужно. Завтра утром приезжайте ко мне.

Мой шеф не перестает удивлять меня.

43

Встреча была назначена на восемь часов тридцать минут у кафе «Клюни». Толстый, я и Робийяр топчемся на тротуаре.

Мы ждем репортера из «Пари-пресс», который в обмен на эксклюзивную информацию согласился предоставить Толстому свой автомобиль. Он приезжает вовремя, и я не верю своим глазам, глядя на ярко-красную с белыми полосами «симку», на которой сбоку большими черными буквами написано название его газеты. Журналист останавливает машину и радостно машет нам рукой:

— Вы довольны?

— Великолепная тачка, — говорит Толстый, — лучше не придумаешь, чтобы следовать за велосипедистами «Тур де Франс». К сожалению, для нашего дела она не подходит.

Журналист, обиженный и разочарованный, уезжает. Мы в отчаянии. В нашем распоряжении остается минимум два часа.

— Что будем делать? — ноет Толстый, вытирая лоб носовым платком. — Если Матье опоздает на свидание, Эмиль что-нибудь заподозрит.

Прежде всего необходимо предупредить о задержке Пузатого, а затем попытаться найти что-нибудь во вкусе Бюиссона, например черный «пежо».

Неожиданно меня осеняет. Один мой коллега, молодой инспектор из группы Пети, рассказывал мне, что он брал напрокат машину, чтобы доставить удовольствие своей подружке. Бюро проката находится в восемнадцатом округе, в двух шагах отсюда, на улице Дюси.

— Предупреди Пузатого, — говорю я Матье, — встретимся здесь через час. — Скажи, что твоя машина сломалась и что ты ждешь другую машину.

Двадцать минут спустя мы с Толстым входим в бюро проката. Мы останавливаем свой выбор на черном «пежо», платим деньги, подписываем страховку и прочее. Хозяин просит наши документы, и, когда Толстый показывает ему свое служебное удостоверение, он полностью доверяет нам. Я сажусь за руль, и мы мчимся к бульвару Сен-Жермен, где нас уже поджидает Робийяр возле кафе «Клюни».

Передав ему ключи от машины, я говорю:

— Главное — не показывай документы Эмилю, иначе список его жертв увеличится. Они выданы на имя легавого, и более того — комиссара полиции!

Мы с Толстым пьем уже по шестой чашке кофе. Без четверти одиннадцать. Через пятнадцать минут Матье и Пузатый должны быть у Эмиля, чтобы пять минут спустя отправиться к «Мамаше Одю».

В одиннадцать часов десять минут на углу двух бульваров устанавливается полицейское заграждение. Пытаясь удовлетворить профессиональное любопытство, я подхожу поближе и демонстрирую охраннику свою бляху.

— Мы получили приказ останавливать все черные «пежо», так как только что на одном из них скрылись опасные преступники, совершившие вооруженное нападение.

Когда я передаю новость Толстому, он едва не падает в обморок.

— Все к чертям! — стонет он. — Когда они подъедут к заграждению, Матье не сможет остановить Бюиссона, и тот будет стрелять, чтобы спасти свою шкуру. Мы будем соучастниками убийства и сообщниками по доставке оружия, машины и прочего, не считая ответственности за укрывательство преступника. Какой позор! Я этого не переживу.

Он снова вытирает вспотевший лоб.

— Если Бюиссон будет стрелять, то Матье непременно расколется и скажет, что револьвер и пули были мои. Ни судьи, ни начальство никогда не поверят в то, что мы действовали в интересах общества. А наши конкуренты будут злорадствовать, высмеивая нас и потешаясь над нашими методами.