— Что вы сейчас намерены делать, Борниш?

— Если вы не против, патрон, я хочу сходить в архив и выяснить, кто такие Бухезайхе и Дешан. Кроме того, я хотел бы также заглянуть в архив судебной полиции на набережной Орфевр.

— Вы защищаете честь Франции, мой дорогой Борниш.

15

Бар «Пети-Тру» принадлежит плотному корсиканцу с рябым мясистым носом, не спускающему темных подозрительных глаз со своих официанток в юбках с большим разрезом. В глубине зала, под деревянной лестницей, клиенты, сдвинув шляпы назад и куря сигареты, непрерывно играют в карты. Время от времени в баре появляется вульгарная девица, заказывает «Виттель», затем исчезает в туалете. Один из игроков сразу же встает и идет следом за ней. Через некоторое время он, улыбаясь, возвращается к столу и берет карты.

Когда мы входим в прокуренный зал, все взгляды устремляются на Марлизу. Мужчины оценивающе смотрят на ее ноги. Мы садимся за столик.

— Два «Моминетта»!

Я тщетно пытаюсь определить среди игроков Жильбера Дешана, так как быстро замечаю, что все здесь носят на руке огромные хронометры, купленные на черном рынке: роскошь, в которой не могут себе отказать мошенники. Я мелкими глотками потягиваю аперитив, громко беседуя с Марлизой, скрестившей свои восхитительные ноги. Подвешенные над кассой часы показывают восемь. Момент кажется мне подходящим, и я начинаю действовать. Я встаю из-за стола, провожу рукой по коленям Марлизы и иду к табачному киоску, который я заметил по дороге на улице Сен-Дени. Купив пачку сигарет, я прошу жетон, иду в телефонную кабину и набираю номер бара «Пети-Тру».

— Это Макс. Жильбер Дешан там?

— Минутку, — отвечает корсиканец.

В трубке слышен шум голосов в баре, затем некто спрашивает:

— Кто это?

— Это Жильбер?

— Да.

Я вешаю трубку, выхожу из кабины и быстрыми шагами возвращаюсь в бар. Жильбер Дешан, недовольный, что его оторвали попусту от игры, направляется обратно к столу. Марлиза шепчет мне.

— Это невысокий тип с кудрявыми волосами, в коричневом костюме.

Мы заказываем еще один аперитив, выпиваем и уходим.

— Возвращайся домой и заканчивай натирать паркет, — говорю я Марлизе. — Не жди меня.

Я твердо кладу руку на плечо мужчины, упираясь пальцами в трапециевидную мышцу внизу шеи, очень болезненную при сжатии. Но я не сжимаю.

— Дешан?

Бретонец с удивлением поднимает голову и изучающе смотрит на меня. Девять часов вечера.

— Полиция! Пройдемте со мной.

— В чем дело?

— Простая формальность, через десять минут вы будете свободны.

Мы идем пешком по улице Траси, срезаем улицу Сен-Дени, сопровождаемые чириканьем проституток, и подходим к комиссариату квартала, находящемуся на узкой улочке Торель. Мой пленник очень послушен. Он лишь слабо поеживается, переступая порог отделения, где, показав удостоверение дежурному полицейскому и передав ему Дешана, я иду звонить в бригаду и прошу срочно прислать за мной служебную машину. Я преследую нехитрую цель: заставить бретонца признать совершение краж в Молльене и Мо. Когда завтра утром Баньель придет в кабинет, он увидит на своем столе оформленный и подписанный протокол.

Полчаса спустя мы едем в направлении улицы Бассано.

Начинается схватка. Жильбер Дешан весь собран, он начеку и не спускает с меня внимательных глаз. Я молча и иронично смотрю на него. Он, как и говорил Машу, невысокий и крепкий, но хронометра у него нет, только прямоугольные часы в тонкой золотой оправе и бриллиантовые запонки. На нем шелковая кремовая сорочка с вышитыми инициалами Ж.Д., чуть выше сердца. У Жильбера низкий лоб, жесткие черные волосы, холеные руки с ухоженными ногтями. Он первым переходит в наступление:

— Почему вы привезли меня сюда?

Я по-прежнему улыбаюсь с загадочным видом. Наконец я говорю:

— Как будто ты не знаешь!

— Честное слово, нет.

— Оставь!

Я умолкаю намеренно, хотя мне и не терпится как можно быстрее покончить с этим, ткнуть ему в нос признание Машу, получить его собственное и вернуться домой к Марлизе. Но необходимо выждать, пока им овладеет беспокойство. Я должен подождать, прежде чем выложу свои карты. Может быть, он скажет и больше, чем я рассчитываю услышать. Чтобы убить время, я задаю ему рутинный вопрос в стиле Дюрье:

— Где ты родился?

Дюрье сейчас спит в своем пригородном домике. Каждый вечер после ужина он выкуривает трубку, выгуливает собаку и спокойно растягивается в своей кровати с медными трубками в стиле начала века. Я посмеиваюсь над ним, но он обладает тем, чего нет у меня: безмятежностью. Как только он заканчивает дежурство, полицейские проблемы перестают для него существовать до девяти утра следующего дня.

— В Понтиви, — отвечает мне Дешан.

Красивое место. Я был там однажды до войны на каникулах. Понтиви находится на Блаве. Здесь изготовляют полотно. Я люблю Бретань и люблю бретонцев.

— Послушай, Жильбер, если ты здесь, значит, по серьезному поводу, можешь не сомневаться. Сутенерство меня не интересует.

— Какое сутенерство?

— Я имею в виду улицу Блондель. Я не вяжусь к тебе с вопросами, на какие деньги ты живешь, одеваешься и покупаешь бриллианты. Я вижу, что в средствах ты не стеснен, но меня это не интересует. Видишь ли, я питаю слабость к носкам. Забавно, правда?

Жильбер Дешан смотрит на меня недоверчиво. Я достаю из кармана сигарету, закуриваю и пускаю дым в потолок. Затем продолжаю:

— Поскольку я добрый, я хочу помочь тебе, Жильбер. В Молльене и в Мо есть люди, которым нравится изготовлять носки. Тебе известно, кто их носит? Нет? Мошенники с улицы Сен-Дени. Представляешь себе?

Я вижу, что моя тирада потрясает его, поэтому продолжаю:

— Я пришел за тобой из-за носков. На тебя ссылаются твои приятели, пойманные с поличным. Так что выбирай: либо ты признаешь факты, и мы договариваемся в наших общих интересах, либо ты их отрицаешь и в таком случае проводишь ночь здесь, а завтра мы устраиваем тебе очную ставку с приятелями. Против тебя сейчас уже трое, но я попытаюсь поймать и других, так что чаша весов склоняется не в твою пользу. Что же касается источника твоих доходов в «Пети-Тру», то можешь не волноваться, об этом я тоже позабочусь.

Возможность лишиться ежедневных доходов производит на Дешана более сильное впечатление, чем обвинения в грабеже. Таковы сутенеры. Женщины для них важнее всего. Они обеспечивают им заработок и покой. Пока женщины наполняют их копилку, сутенеры чувствуют себя в безопасности, независимо от политических конфликтов, войн и бомб, взрывающихся над Хиросимой. Жизнь без женщин становится для них кромешным адом.

Жильбер Дешан не исключение. Он принадлежит к сутенерскому братству, разветвления которого опутывают землю: содержатели игорных домов и домов терпимости. Через них хороший полицейский может узнать очень многое о предстоящем в воровском и преступном мире. Баньель, выйдя из министерства после совещания, порекомендовал мне обзавестись собственной сетью информаторов. Случай представился, так как судьба Жильбера Дешана находится в моих руках. Я мягко наступаю:

— Пока у тебя есть еще возможность выкарабкаться.

— Что я должен делать? — спрашивает Дешан, подняв брови.

— Работать на меня.

Я говорю это небрежно, как если бы речь шла о чем-то совершенно естественном. Но он весь напрягся.

— Что это значит?

— Это означает, что мне необходимы информация, сведения. Кражи меня не интересуют, но настоящие преступления, например…

— Но откуда же мне знать о настоящих преступлениях?

— Ты знаешь Бухезайхе?

Он смотрит на меня ошеломленно, не понимая, почему я произнес это имя.

— Знаю.

— Так вот, он меня интересует. Он был в гестапо, так?

— Да, черт возьми.

— И он на коне!

— Похоже.

— Итак, баш на баш. Ты мне сообщаешь, где я могу его взять, а я тебе прощаю за это одно дело.