Он остался чуть ли не единственным, кто сопротивлялся врагу, когда корабли один за другим стали покидать поле сражения. Его линкор «Императрица Екатерина» противостоял всем сразу: туркам, немцам, подлодкам, гидропланам… Однако удар пришелся не со стороны вражеских войск: свои же, русские, восставшие матросы потребовали от офицеров сдать оружие. Адмирал вынес из своей каюты золотую Георгиевскую саблю и Георгиевский же крест и бросил их в море со словами: «Море их мне дало, и только морю я их отдам!»
В то время как в Петербурге дрались за власть все: большевики, Керенский, эсеры, генерал Корнилов – один Колчак не участвовал в этой грызне. Он приехал в город на Неве с единственной целью – увидеть ее, любимую. У них оказалось целых два дня – огромное богатство по сравнению с теми минутами, а в лучшем случае часами, когда они могли находиться рядом друг с другом.
Но время вышло, и он в последний раз обнял любимую. Ему казалось, что теперь они точно расстаются навсегда. Он принял предложение американского правительства вести флот США к Дарданеллам. Путь в Америку был сопряжен для Колчака с огромными трудностями – после потерь, которые из-за его действий понес флот Германии, немецкая разведка искала его повсюду. На розыск адмирала были брошены даже подводные лодки! С кораблей, идущих в Англию – а только таким путем можно было достичь Соединенных Штатов, – снимали всех пассажиров, чье описание подходило под портрет Колчака.
Его носило по свету, и он действительно думал, что они не встретятся больше никогда, но… вдруг в китайском Харбине к нему приехала Анна! Она следовала с мужем на Дальний Восток и вдруг узнала, что Колчак в Харбине. Наспех простилась с мужем, продала жемчужное ожерелье и купила билет в неизвестный город.
Больше они не расставались. Колчак воевал с красными, Анна была рядом с ним. Она стала для своего избранника всем: ангелом-хранителем, единственной отдушиной в страшной круговерти гражданской войны, спутницей, которая пошла за ним даже в тюрьму… Он называл ее своей женой, хотя обвенчаться они не могли.
Большевики закрыли его в камере иркутской тюрьмы – четыре шага в ширину, восемь в длину… Анна явилась в тюрьму добровольно. В ее деле так и написано: «самоарестовалась». Он был совершенно спокоен – ждал суда, пусть и не совсем справедливого, но такого, где его выслушают. Но никакого суда не было: ночью 7 февраля 1920 года его вывели и расстреляли у замерзшей реки. Тело спустили под лед – в ту самую воду, которой он никогда не боялся и которая стала его последним пристанищем…
Жене адмирала, Софье Васильевне, повезло – ее с сыном англичане вывезли во Францию. А Анна Тимирева так и осталась в Советской России. Несколько раз ее сажали в тюрьму по обвинению: «Будучи враждебно настроенной к Советской власти, в прошлом являлась женой Колчака и находилась при последнем до его расстрела». Но она ничего не боялась. И даже страшный удар, когда в 1938-м ее единственного сына Володю расстреляли за антисоветскую пропаганду, ее не сломил. Она жила долго – в память о своей великой любви, и еще в семьдесят она писала и посвящала ему стихи:
Анна Павлова и Виктор Дандре
Умирающий лебедь… Белый лебедь… Она могла все: быть лебедем белым и черным, летящим и умирающим, она, парящая легко, как перышко! Анна Павлова – самая прославленная балерина прошлого века, ставшая легендой еще при жизни. Она была необычайно скрытна: все, что касалось личной жизни, великая балерина предпочитала держать в тайне от посторонних глаз и ушей.
Анна Павлова
Детство маленькой Анечки, родившейся в 1881 году, прошло в бедности. Отца она не знала – скорее всего, его в жизни девочки никогда и не было, а мать подрабатывала прачкой. Однако, заработав лишний рубль, женщина не спешила потратить его на себя: она откладывала его, чтобы купить подарки для единственной доченьки. День Ангела, Рождество – в эти праздники девочка непременно получала то, о чем мечтала. Однажды мать повела Аню в Мариинский театр. Давали «Спящую красавицу». Девочка завороженно смотрела на сцену, и ее худенькие ручки невольно тянулись повторить движения балерин… Через два года ее приняли на балетное отделение Петербургского балетного училища.
Худенькая и болезненная Анна Павлова училась как одержимая. Она не давала себе ни малейшей поблажки, часами простаивая у балетного станка, шлифуя отдельные па до полного изнеможения. Однако годы тяжелейшей работы прошли не зря: по окончании училища ее приняли в тот самый Мариинский театр, с которого и началось ее увлечение балетом. А уже через восемь лет после того, как она впервые вошла в балетный класс, Анна стала ведущей балериной театра.
Успех следовал за успехом. Она уверенно поднималась по карьерной лестнице – вернее, даже не поднималась, а взмывала, точно невесомая, покоряя ступень за ступенью: «Баядерка», «Жизель», «Щелкунчик», «Раймонда»… Она стала примой – той, о которой писали газеты, чьего внимания добивались титулованные особы и богатые поклонники. Однако Анна отсылала дорогие подарки назад: она не собиралась разменивать свой талант и становиться содержанкой. Она жаждала лишь выходить на сцену снова и снова. А всем, кто подступал к ней с ухаживаниями, она повторяла лишь одно: «Я – монахиня искусства. Личная жизнь? Это театр, театр, театр!»
Говорила ли она правду? Действительно ли ее интересовала лишь работа и больше ничего? Восхитительная Павлова лукавила – с некоторых пор все свое свободное от театра время она проводила с одним человеком, бароном Виктором Дандре.
Покровительствовать искусствам было модным в среде аристократии. Из всех начинающих балерин Дандре выбрал Анну Павлову – и не прогадал. Девушка была не просто способной, она была по-настоящему талантлива. Виктор, человек с блестящим образованием, владеющий многими европейскими языками, мог по достоинству оценить ее дар. Однако его отношение к юной танцовщице не выходило за рамки общепринятого: жениться на балерине, да еще и девице сомнительного происхождения, он, аристократ с длинной родословной, даже не помышлял.
Анна переехала в снятую для нее Виктором квартиру, в ней был даже зал для занятий – такую роскошь могла себе позволить далеко не каждая балерина! Поклонник неизменно встречал ее со спектаклей с цветами, вывозил в свет, покупал дорогие подарки и частенько оставался с Анной до утра. Словом, ее не миновала участь содержанки, дорогой игрушки. И чем больше девушка узнавала того, с кем делила кров, тем меньше ей хотелось с ним оставаться. Брак он ей не предлагал, и с каждым днем Павлова понимала, что ее положение становится все более унизительным…
Она порвала с Дандре – уж лучше убогая каморка где-нибудь под крышей, обеды в студенческих столовках, но только не такая зависимость! Переход от роскошного существования к откровенной бедности и от страсти к разрыву не дался ей легко. Она пробовала даже кутить, но что этим докажешь? Ее всегда отличало редкое здравомыслие, и поэтому Анна вернулась к тому, с чего начала, – к тяжелой ежедневной работе во славу искусства.
Она работала как одержимая – выходила на сцену по семь-восемь раз в неделю и с утра до вечера стояла у станка. Выступления, гастроли… И снова подарок судьбы, как тот счастливый билет в театр, который когда-то принесла ей мать. Именно для нее, для Анны, сам великий Фокин ставит «Умирающего лебедя» на музыку Сен-Санса! Прославленный балетмейстер отдал этот номер Павловой и с ним она объездит весь мир. Ей будут рукоплескать лучшие театры, а Сен-Санс, увидев на сцене ее «Умирающего лебедя», воскликнет: «Мадам, благодаря вам я понял, что написал восхитительную музыку!»