Я едва сдержала слезы:

— Мне наплевать на Августа, я люблю тебя. Ты спас меня, и расстаться теперь значит разбить мне сердце!

— Нет, — сказал Антей, невзирая на увещевания. — В Азинкуре ты найдешь мир. А мне следует уехать, и чем быстрее и дальше, тем лучше. Так как Заклятие, сразившее Хэйга, падет и на меня!

— Не вижу связи.

— Сейчас разъясню. Истинный папа Дугласа Хэйга — не Август. Август признал приемыша за сына, следуя увещеваниям скитальца Трифедруса. Август так и не узнал, кем был истинный папа Дугласа Хэйга. Не ведал тайну и сам Дуглас Хэйг. Я же месяца три назад невзначай наткнулся на разгадку: им был Трифедрус.

— А при чем здесь ты? — удивилась я.

— Спустя три дня, у дверей «Клуба д'Альби», где я слушал Лили Ван Парабум, бывшую звезду из «Крэйзи Салун», некий тип сунул мне в карман пиджака записку. Записка рассказывала, как я явился на свет и какая запутанная ситуация была с этим связана. Я всегда думал: у меня папа — ирландский магнат, умерший в результате инфаркта и вверивший меня (ребенка пяти лет) вернейшему приятелю, а приятель, будучи верующим и выбирая для меня гувернера-учителя, нашел священника-францисканца. Вся эта легенда была выдумана! Как я выяснил, жизнь мне дал Трифедрус!

— Как?!

— Да!!!

— Так значит..?!

— Да. Я — брат Хэйга.

— Как? — чуть не удавился Эймери Шум. — Антей — брат Хэйга?! Да неужели вы..?! Какая чушь!!!

— Пути Маниту непредсказуемы… — заметила Сиу.

Ничуть не удивившийся Артур Бэллывью Верси-Ярн зашикал на присутствующих:

— Тсс! Дайте Хыльге завершить рассказ. И берегите силы: за вечер мы узнаем еще и не такие безумные факты, не менее изумительные казусы, не менее фантастические расклады судьбы.

Предвидя дальнейшее, Артур Бэллывью Верси-Ярн наверняка знал, куда намекал. Не будем все же забегать вперед…

Итак, Хыльга взялась за прерванный рассказ. Раскинувшись на диване и в креслах, усталые слушатели временами на миг «выключались» и вздремывали, так как дискуссия, начатая с утра, растянулась на целый день. Присутствующие вряд ли знали, к чему все приведет, пусть и представляли наверняка, как в любую секунду все вдруг переменится — действие закрутится, завертится, забурлит — в духе классических традиций литературы.

— Итак, — изрекла Хыльга, — сам факт братских уз между мертвым мужем и живым — скажем — приятелем, разумеется, смущал и все же не предписывал Антею бежать. Я решила узнать причину бегства.

— Страх перед Заклятием, сразившим брата, — сказал Антей. — Разве я — не следующий кандидат? Ведь Хэйг уже сгинул. Если Вердикт Немезиды, выступивший белыми знаками на чернеющей кайме бильярда Августа в Азинкуре, гласит правду, если энергичный и нещадный папаша Альбин и вправду нас всех ненавидит, значит, других решений у меня нет и не будет: усмирить страсть, вырваться из связавшей нас чарующей власти и бежать, бежать все дальше и дальше, пусть даже на край света.

— Я не желала ему смерти! Хэйг умер, услышав крик Августа, а не из-за меня!

— Нет, — сказал Антей. — Кара Заклятия свершилась, едва Хэйга засунули в панцирь. Ни ты, ни я, ни все мы вместе не желали ему смерти. Хэйг — жертва вердикта, чьи стрелы метят в нас всех. Расстанемся: так нам будет легче спастись. Август сумеет тебя защитить. Я же, заключая в себе скрытые силы, буду сражаться даже в предсмертные минуты, стараясь раскрыть темную причину злейшей напасти, клеймящей наши имена!

Антей замер, целуя мне руку. Затем встрепенулся, как бы стараясь заглушить тяжелые рыдания, раздирающие мне грудь. Приказал мне ехать в Азинкур. И, не издав ни звука, ушел.

Сначала Антей заделался секретарем суда в Абвиле: дела не шли. Спустя три месяца стал заниматься юридическими справками в Ере. Затем переехал в Иённу; невзначай я выведала, как ему там живется. Катался на «харлее» и везде встречал влюбленных девиц. Всегда хранил при себе в рюкзаке пухлый манускрипт: серьезный, как рассказывали, трактат на стадии завершения, исследующий некие грамматические функции. Имел славную репутацию, считался любезным и приятным. Раз, уже в Иссудуне, блеснул на чтениях в честь грамматика Шарпантье, где выступил с увлекательным резюме на тему «Вкупе слагательные виды сказуемых». Завел себе милашку из магазина замшевых изделий. Затем за невнимание и нерадение в судебных делах был выгнан из суда. Так Антей уехал Иссудуна.

Затем прислал нам записку. Рассказывал, как трудится в Урсене и живет в приятнейшем местечке Вывулип. Я начала искать эти места на карте: южнее Вывулипа — селение Эз, а если спуститься еще ниже — деревушка Ютц. А еще я узнала следующее: Антей заехал еще дальше, за Ютц, в Ярем-д'Атверс, дикую глушь, забытую всеми дыру. И уже двадцать лет, как я не знаю, где Антей, жив ли, мертв…

— Все, — заключила Хыльга. — А я, следуя наказу Антея, приехала в Азинкур. Сначала Август не желал меня принимать. Затем смягчился и раскрыл двери. А далее… Вы и сами все знаете…

— Мрак надвигается, — заметила усталая Сиу. — Наши желудки требуют еды и питья. И мы забыли выдать пайку Бен-Амафиину. Уже три дня, как рыба не ела. Следует дать ей питание, иначе умрет.

— Мудрая мысль, — сказали все, — давайте насытим Бен-Амафиина.

Все вышли в темный парк. Сгущающийся мрак был теплым. Южный ветер фён теребил листву акаций. Все приблизились к бассейну. Начали насвистывать сигнал. Затем призывать: «Бен-Амафиин! Бен-Амафиин!»

Рыба не приплывала.

— Странная вещь, — сказала Сиу. — Мне такие сюрпризы не нравятся. Уже двадцать лет, как Бен-Амафиин, смирившись с утерей Дугласа Хэйга, приплывал на все наши сигналы.

Принесли лампу и начали всматриваться в глубину бассейна. Затем выверять жердью все участки дна. В результате решили тралить бассейн сетью. Выудили штук десять саламандр, язя, леща, сазана и как минимум тридцать два карася.

На дне сети лежал мертвый Бен-Амафиин. Маленькая, при Хэйге, рыбешка раздалась в грузную рыбину, в ярд — если не в два аршина длины. Белые плавники пугающе сверкали при свете лампы.

Трагический миг! Траурная минута! Интуитивный страх перед непримиримым заклятием! И черная бездна впереди! Фатальный знак! Скверный признак!

Все едва сдерживали слезы: все так любили Бен-Амафиина, милую рыбу, приплывающую на первый клич, на первый свист! Все загрустили. Смерть Бен-Амафиина казалась страшным знамением: если умерла рыба-талисман, семейная легенда, значит, и вилла Августа будет стерта с лица земли.

Артур Бэллывью Верси-Ярн нарушил тишину, предлагая карпа съесть, дабы — следуя традиции африканцев, чтящих все сущее, — всеми любимая тварь, всеми хвалимая рыба, всеми ласкаемый карп, всеми фетишизируемый Бен-Амафиин принял вкушаемую честь и пресуществился.

Идея была встречена не без энтузиазма.

— Давайте ее нафаршируем, — тут же придумала Сиу. — В давние времена, в Салинасе, у нас был друг, Абрам Барух — сей иудей выдержал весь ритуал Бар-Митцвах и все же не урезался; захаживать в храм ленился, правда, ездил к раввину на все праздники: Шавуа, Пурим, Ханука, пятилетие, Рашха-Шана, День Искупления Киппур, Пейсах, Ту Би Шват, Шмин Азерет — итак, сей еврей научил меня искусству делать «гефилт-фиш».

Бен-Амафиина сунули купаться в тазике, дабы устранить ужасный илистый привкус, присущий аквариумным карпам, а Сиу взялась за гарнир: нарезала в чан лук, черемшу, тимьян, паприку, тмин, шафран; сыпанула перца и чуть-чуть аниса; затем прибавила капусту, люпин, брюкву, земляную грушу. Трижды тушила, бланшируя в растительных маслах и слегка маринуя, не забывая сливать фритюр и, как делают китайцы, выкладывать на сите и на пару.

Хыльга вытащила Бен-Амафиина из тазика, плюхнула на разделывательную деревяшку, взяла тесак и резким движением разрезала брюшину рыбы.

И тут все услышали дикий крик.

Все сбежались на кухню. Вне себя, чуть ли не в безумии, бывшая певица указывала пальцем на край деревяшки: там сверкал, выкатившийся из желудка рыбы, чистый и чарующий Захир!