— Мештер, — послышалось со стороны сада, — что вы тут делаете?

Речан вздрогнул и остановился. Он опустил полено одним концом на землю и слегка оперся на него. От дверей сарая ему не было как следует видно ступенек в сад, он разглядел лишь полосу света и широкую тень на боковой стене.

С квадратным железнодорожным фонарем в руке (в нем горела свеча) вниз по ступенькам сбежал удивленный Волент.

— Слышу, мештерко, что-то во дворе неладно… Приложил ухо к стене… Батюшки, думаю, в фашкамре[33] кто-то шурует наши дрова! Выскакиваю на улицу, чтобы взглянуть на этого фраера, и кого же вижу? Мештер! Почему вы мне ничего не сказали? Зачем у вас я?

Речан улыбнулся и показал рукой, что он с этим справится и один, а потом тихо сказал:

— Купил вот у пустопольских дровец, понимаешь, надо запастись на зиму. Они сбросили их тут, мы специально договорились на утро, чтобы днем об этом не думать, днем у нас и так дел хватает.

— Ладно, все это хорошо, но почему мне-то ничего не сказали? Я сплю, но, если надо, стукните в окошко, у меня сон как у зайца, раз-два — и я на ногах. Разве мне трудно встать пораньше? Вдвоем и работать сподручнее, один возит, другой укладывает, правильно я говорю?

Волент быстро сбросил поленья с тележки, развернул ее и поспешил к воротам.

Вместе работа спорилась. Речан совсем повеселел, хотя и тешил себя тем, что начал-то возить и укладывать дрова он один. Помощник работал шумно, не глядя на раннее утро, весело тараторил и посвистывал, полено на тележку не укладывал, а скорее бросал, и вскорости на крыльцо выскочила Речанова, посмотреть, что такое творится во дворе…

— Штево, — сказала она удивленно, но с удовлетворением, когда взглянула в сарай, — ты купил дров?

— Надо было прикупить, — ответил он, укладывая поленья потяжелее в клетку, и уголком глаза глянул на ее одежду. С неудовольствием отметил, что из-под ее пальто выглядывает розовая ночная сорочка, длинная, до полу, а из-под нее виднеются носки его старых сапог.

— Я тоже так считаю, — сказала она необычно ласково и кивнула головой, как делала, когда была еще совсем молодой и более мягкосердечной, нежели теперь. В последнее время с ней это иногда случалось, и мужу казалось, что к ней возвращается прежний характер, только, замечал он с некоторой тревогой, бывает это всегда на людях, а не с глазу на глаз.

— Нужно было прикупить, — повторил он.

— Пойду приготовлю вам чего-нибудь, — сказала она.

— Чего-нибудь горячего и чаю с вином, — сказал он, когда она уже уходила.

Некоторое время Речан стоял и смотрел перед собой. Потом вытер лицо и повернулся, чтобы покурить у дверей. Он свертывал самокрутку и смотрел через забор бойни, и в кругу света от фонаря, принесенного Волентом, увидел жену. Волент размахивал руками, а она стояла, сунув руки в карманы пальто.

И снова его кольнуло, зачем это жена ходит по двору в таком виде, но, когда он закурил и затянулся, на него снизошли вдруг спокойствие и мир. Потом, увидев, как она, съежившись и слегка наклонясь вперед, спешит через двор на кухню, медленно повернулся к свету и начал разглядывать свои израненные ладони. Он уже с радостью ждал горячей еды и чая с вином, который так приятно и обстоятельно прогреет все тело.

После завтрака Речанова, разодетая, разукрашенная и в хорошем настроении, ушла в лавку. До десяти, пока ее не сменит муж, она будет одна, ведь с несколькими покупателями, которые сегодня, может быть, забредут за обрезками, шкварками, салом или там за куском какой-нибудь колбасы или корейки, справится и она. Свежего мяса на продажу у них не было. Часть из того, что лежит в холодильнике, они будут продавать завтра, остальное — две трети — Волент разнесет по семьям, у которых хватает средств приобретать его без продовольственных карточек. В понедельник, среду и пятницу за прилавком могла постоять и она, если, конечно, им вообще было из-за чего открывать лавку. Многие паланкские мясники в эти дни вообще не торговали. В первый день недели в мясные не ходили по привычке, пятница здесь традиционно считалась постным днем, ну, а сейчас-то, после войны, и среда тоже. Оставалось три мясных дня: вторник, четверг и суббота, правда, и между ними была существенная разница. Во вторник люди наведывались в мясную прежде всего для того, чтобы попытать счастья и получить информацию, каковы виды на четверг и субботу. В четверг достаток мяса мог уже их расстроить. Но прославленная паланкская суббота нагоняла ужас даже на мясников.

В понедельник Речанова могла заменить мужа и приказчика, не опасаясь ничего. Собственно говоря, это было ей по душе. Постоит немного здесь, посудачит с кем-нибудь и отправится стряпать. Взвешивание товара и обслуживание кассы добавляли ей маленькую радость. Кто не порадуется торговле, приносящей такой доход? Такая работка хоть кого очарует. Речанова всегда мечтала торговать. Торговля манила ее с детства. Она всегда считала себя достаточно умной и ловкой, чтобы не жить в бедности, всегда соображала, что к чему.

За прилавком, если покупателей не было, она могла и помечтать. Теперь уже без опаски, что ее мечты не сбудутся. Мечты? Скорее расчеты, нежели воздушные замки! Она была уже зрелая женщина, и смелости ей было не занимать. Лишь мельком подумав о том, как ей здесь живется, она принялась размышлять о том, что нужно сделать, чтобы жилось еще лучше, она всегда уделяла больше времени именно таким вещам. Да, она была женщина зрелая и предприимчивая, но в первую очередь хладнокровная и расчетливая, чтобы просто мечтать. А сейчас она стремилась получить еще больше самостоятельности и независимости. Она хотела от чего-то избавиться, по всей вероятности от хлопот по дому, чтобы у нее, как она думала, оставалось больше времени на воспитание дочери — иными словами, на светскую жизнь. Она твердо решила заставить мужа взять служанку. И даже мысли не допускала, что он может ей отказать. Она считала этот шаг решенным и очень важным. Про остальные, лучше сказать, про другие будущие решения, которые роились у нее в голове, она думала пока неопределенно, скорее украдкой, но не из-за какого-то страха или скромности, а чтобы они не сбивали ее с толку. Она всегда умела распределять точную последовательность целей, которых намеревалась достичь, и придерживалась ее. И так как она была целеустремленной, и по-умному расчетливой, то всем ее делам была присуща логика.

После двух женщин, которые пришли вместе за свиным жиром и обрезками для холодца, в лавке долгое время никто не появлялся. Речанова облокотилась о прилавок и задумалась о том, что делала в последнее время, не утомляя себя укорами совести.

Муж избегал цифири и бумаг, бухгалтерию вела она, кассу с первых дней их супружества держала тоже она, все официальные дела также предоставлены были ей. Речан никогда в это не вмешивался и не интересовался, ведь он очень скоро обнаружил, что может полностью на нее положиться, что и сделал с радостью, потому что не любил забот такого рода. Поэтому он и не знал, что с тех пор, как приказчик торгует один и ходит за товаром без него, потому что Речан целиком погрузился в заботы о новом доме, поток богатства, льющийся в его кассу, увеличился чрезвычайно. Он ничего этого не замечал, и жена ничего ему не говорила. Наверное, чтобы не обидеть. Ведь он с легкостью мог открыть то, что открыла и она: Воленту без него торговать легче, расходов у него меньше, а оборот больше. Она заметила это, сопоставляя счета в конце каждой недели. Но ничего не сказала, не обмолвилась даже Воленту, хотя он знал об этом лучше, чем она, и передавал ей выручку всегда с каким-то значительным и таинственным видом; зато она очень старалась додуматься, как он это делает и, сверх того, что хочет доказать этим и ей, и себе.

Две недели тому назад, в субботу, когда Волент после обеда пошел вверх, на север, куда он ходил сейчас по торговым делам, ее впервые ошеломило открытие, сначала, собственно, только предположение, что у их приказчика все еще водятся связи с контрабандистами. Ей это пришло в голову неспроста. На север Волент отправлялся с мясом, свиным салом и мясными изделиями, домой, точнее, в подвал под разрушенным домом на Виноградной улице, он привозил по большей части товары, поставляемые ЮНРРА, которые доставал на черном рынке. Обмен приносил ему завидные барыши. Материалы, обувь, кожи, лекарства, разные консервы, какао, сигареты, спиртные напитки, сельскохозяйственные орудия, запчасти машин, велосипеды… Цена у этих товаров была сейчас намного выше, чем у денег. За них он получал убойный скот, и не только здесь, но и за границей. Однажды он упомянул об этом в ее присутствии, хотя тогда он отметил это лишь как возможность.