Несколько слов о том, как мы вместе с котерапевтом научились распознавать ведьму в отношениях супружеской пары или семьи. Самая характерная черта ведьмы – ее ненависть к самой себе. Она считает себя отвратительной – неимоверно толстой, безобразной, глупой и непривлекательной. При этом ведьма ощущает свою силу и влияние и всегда старается найти себе оправдание. Так, например, она может сказать: «Я чувствую, что, ворча на детей, я отравляю им жизнь, но почему-то никак не могу остановиться». Она чувствует себя виноватой в том, что в семье случаются конфликты и прочие неурядицы, но не может понять, в чем заключается ее вина. Часто вслух она называет себя стервой или мегерой, и ее партнер охотно соглашается, еще больше подкрепляя ее ненависть к себе.

Женщина, идентифицирующая себя с ведьмой, давно махнула рукой на свой внешний вид. Отличительной личностной чертой всех ведьм, с которыми мы встречались на сеансах психотерапии, является избыточный вес. Вне зависимости от того, действительно ли женщина имеет избыточный вес или он соответствует норме, ведьма чувствует себя толстой. А если женщина находится под влиянием социально-культурных стандартов, определяющих объем талии и бедер, то она воспринимает эти стандарты как приговор своей фигуре. Наши современники восхищаются худыми женщинами, и эта идеализация худосочности является симптоматичной в контексте наших общих проблем, связанных с негативным материнским комплексом. Вот что пишет о воздействии полноты на женскую идентичность Дженин Росс, которая работает с женщинами, страдающими булимией:

Женщина, идентифицирующаяся с ведьмой, обычно выносит приговор своему телу, фактически обрекая себя на одиночество, и крайне неохотно «отдается» в моменты сексуальной близости, беспокоясь о своей отвратительной внешности. Естественно, отчужденность и скованность женщины воспринимается партнером как желание им управлять, что в дальнейшем может привести к возникновению ответной негативной реакции у мужчины. Еще один способ распознать ведьму, кроме выявления ее ненависти к себе, – узнать, каково отношение членов семьи к женщине как к жене и матери. В одном случае ее поведение героически терпит «Гавейн-муж», который время от времени спрашивает, чего именно супруга хочет, и никак не может понять ее ответ. Дети и муж научились ходить рядом с такой женщиной на цыпочках, словно боясь, что она может их проглотить. Они никогда не смотрят ведьме прямо в глаза. Когда она говорит: «Посмотри на меня» – они пугаются, падают духом и ведут себя так, словно она способна вытянуть из них всю душу. Сама женщина также может научиться отводить взгляд, смотреть в пол или в окно и тяжело вздыхать.

Всем своим поведением она демонстрирует огорчение оттого, что никто не в состоянии ее понять. Она права – ее никто не понимает, во всяком случае, в ее собственной семье. Может быть, отчасти это и правда, так как все, что она говорит, «не имеет смысла». Она совершенно не беспокоится о том, чтобы логично построить свое высказывание или разобраться в своих чувствах, хотя и может сделать это в отсутствие своих домочадцев. Члены семьи, прежде всего дети, будут служить ей аудиторией, либо пытаясь перевести ее невербальное поведение в слова, либо реагируя отвлекающим поведением в ответ на материнское отчуждение и гнев.

Если в одной семье домочадцы стоически терпят ведьму, то в другой к ней могут и не проявлять такого терпения. Супругом может оказаться мужчина, имеющий психологическое сходство с сэром Громером, – агрессивный и оказывающий постоянное давление на жену и детей. Он требует внимания, любви, проявления нежности и заботы о нем и полного подчинения. Он идентифицирует себя с мачо и, ведя себя агрессивно, наводит страх своей физической силой и эмоциональным напором. «Сэр Громер» заявляет жене, что с ней (и с ее матерью) «просто невозможно жить». Он не выпускает ведьму из лесной чащи, а потом с удивлением и страхом узнает, что сын его в школе проявляет неуважение к учителям-женщинам, что на спортивной площадке его мальчик «превращается в быка» или становится юным правонарушителем, наносящим ущерб чужой собственности, или пристает с домогательствами к молодым женщинам. «Сэр Громер» никогда не придет на прием к терапевту по своей воле. Как правило, прийти на терапию его вынуждают дети, которые бессознательно защищают и спасают ведьму.

В семьях обоих типов почти всегда проявляется особенность, характерная для негативного материнского комплекса: никого из членов семьи не трогают слезы матери. Слезы вызывают не жалость, а лишь презрение и раздражение. В конечном счете, как нам известно, слезы ведьмы – не настоящие. За этими слезами скрываются злоба и стремление к власти. Когда мы думаем, что женщина-ведьма плачет, мы ошибаемся: она смеется, и смех ее звучит презрительно и зловеще. Домочадцы, видя привычные материнские слезы, испытывают презрение, реагируя на иррациональное значение негативного материнского комплекса.

Далее мы рассмотрим пример клинической работы с образами ведьмы и героя в процессе терапии семейных пар. Сначала мы поговорим о Луизе, которая поневоле оказалась в роли ведьмы, реагируя на рациональный «героизм» ее мужа Ларри. Затем мы обратимся к Ларри. Эта супружеская пара, Луиза и Ларри – скорее прототип реальных клиентов или карикатурные персонажи. Это собирательный образ, не связанный с каким-то конкретным клиническим случаем. Образ Луизы показывает психологию многих женщин – моих клиенток, приведших на психотерапию своих мужей.

Луиза в образе ведьмы

Луиза – типичная женщина среднего возраста. Она полная и поэтому предпочитает одежду темного цвета, которая должна скрывать полноту: обычно это не поддающиеся описанию застиранные, пузырящиеся на коленях брюки и простая блузка на пуговицах. Луиза отличается некоторой нервозностью; она сидит на краю стула, трогая то очки, то свои наспех расчесанные волосы. Ее лицо, неухоженное, без каких-либо следов макияжа, остается застывшим и непреклонным; Луиза говорит тихо и монотонно, не проявляя никаких эмоций. Глядя в пол или в окно, она перечисляет обиды и выражает недовольство своими детьми, мужем и начальником на работе, где занимает должность секретаря. Ее повседневная жизнь представляется непрерывной чередой повседневных обязанностей и вызывающих стресс событий. Она скрывает свою ранимость за четко организованной манерой поведения, проявлением сарказма и жалобами. По-видимому, Луиза уверена в том, что муж и дети могли бы больше помогать ей по дому, но если терапевт начинает расспрашивать ее более подробно, она говорит: «Знаете, они уже помогают мне так много, что жалуются, если я прошу их сделать что-то еще». Она произносит это с такой интонацией, словно защищается и выражает недовольство собой за то, что нападает на свою семью.

Во время терапевтической сессии Луиза проявляет нервозность и замешательство: женщина становится то чересчур настойчивой, то замкнутой и отчужденной. Хотя на первый взгляд Луиза эмоционально отстранена от беседы, она часто перебивает других, вмешиваясь в разговор каждый раз, когда ее задевают чья-то реплика или высказывание. Терапевта может начать раздражать такое поведение, и он сочтет, что своим постоянным вмешательством Луиза пытается управлять терапевтической сессией. Но когда ей указывают на недопустимость такого поведения, Луиза начинает открыто защищаться, а потому ощущает себя виноватой вдвойне, ибо согласно предположению терапевта именно такое ее поведение вызывает проблемы при общении в кругу семьи. Она демонстрирует необычное навязчивое внимание к членам своей семьи: и в своих рассказах о ведении домашнего хозяйства, и впроявлении своей заботы о них на терапевтической сессии. Она опережает события и умудряется заметить потребности других людей еще до того, как они успевают их выразить; протягивает кому-то салфетку или предлагает ребенку пойти поиграть в сторонке, если тот начинает капризничать. Проявление внимания и заботы необходимо Луизе для того, чтобы скрыть свои сомнения в том, что в ее любви есть что-то хорошее, а также в том, что она сама для своих близких ничего не значит. Если бы оказалось, что близкие в ней нуждаются, тогда, наверное, она не «узнала бы» о своей никчемности.